Работал в школе Вороной Иван Григорьевич, учитель математики ещё царских гимназий, интеллигент многих поколений, великий математик Смоленской области. Перед окончанием войны у него умерла жена. Он остался один с дочерью. Недолго раздумывая, предложил маме выйти за него замуж.

– Иван Григорьевич, как мы будем с детьми? Их так много, – мама.

– Пристроим в какой-либо недалеко от Любавичей детдом, – ответствовал И. Г. Мама отшатнулась от такого предложения, чем отрезала дальнейшие его поползновения. Так что и он, интеллектуальное лицо и звезда школы, имел основания быть мамой недовольным. Не было у мамы бойцовских качеств, постоять за себя она не умела.

Держали её огромная выдержка, могучая сила воли, граничащая с жизненным мужеством, что и проявляла она во всей остальной жизни, кроме школы.

Вспоминается, как однажды мама, уходя в школу, попросила нас всех что-то сделать, не назвав конкретно, кому поручает. Мы ещё были малы и не имели распределения обязанностей. Раз конкретно никому, мы и забыли о поручении. Вернувшись и не найдя работу выполненной, мама сказала только:

– Чем вам поручать, легче самой сделать, – сказала.

Мы стали обвинять друг друга, расплакались, даже разодрались. Мама не вмешивалась. И это стало нам наукой на все оставшиеся годы. После этого само собой получилось распределение обязанностей. Таня вскоре уехала в Москву. Миша, оставшийся старшим среди нас, вместо папы, все мужские обязанности за ним. Валя стирала бельё, носила на коромысле воду по два больших ведра, особенно тогда трудно, когда в сухое лето нужно было поливать огород. Вода далеко, два колодца на всю улицу. В сухое лето все вынуждены были носить воду. Тасенька мыла посуду, её немного. В доме печь, поэтому никаких кастрюль, только чугуны, каждому по ложке, а тарелок – пока на всех одна. Мыла деревянный пол. Сбегать, сходить туда-сюда – всё Тася.

Когда наступала посевная, потом уборочная пора, работы на наших 15 сотках хватало всем! Посадка картошки требовала лошадей. Лишь много позже школа заимела двух лошадей. В школе в 50-х годах прошлого века работали до 40 учителей. И каждый пытался как можно раньше провести посадку. Так что несколько раз сразу после войны в плуг на нашем огороде впрягались 5–6 женщин. Боже мой, страшнее «Тройки» Перова! За плугом шёл Миша. У Миши не получалось, то нос плуга уходит глубоко в землю, женщины не вытягивают. То нос выскакивает наверх, тогда нет никакой борозды, чтобы положить картофелину. Одновременно 10–12 пар женских ног затаптывали всю борозду! Физическая работа не по возрасту и не по силам вытягивала из нас, детей, все наши не ахти какие силы, закаляя нас. Наше напряжение мы воспринимали как само собой разумеющееся. Мы знали: что посеешь, вырастишь, то и поешь. Потому работали без лени, без устали. Мы были слишком юны, чтобы понимать усталость! Почему я маленькая? 1 метр 56 см. Потому что ведра с водой придавили меня к земле – возможно, в шутку, а может, всерьёз!

Два слова о моих обязанностях. Ежедневно вечерами из-под пола, где хранилась картошка, доставала корзину, больше 10-литрового ведра, картошки, очищала к новому дню. Макарон, крупы не было, ели одну картошку, потому так много очищала. Но были морковь, свёкла, кислая капуста. В весенне-летне-осеннее время ежедневно собирала корове корзину травы. Почти все дети села делали то же самое, трава вокруг Любавичей заканчивалась, нужно было всё дальше и дальше продвигаться от дома, и полная корзина становилась всё тяжелее и тяжелее. Как-то раз произошёл забавный случай. Мы с подругой Люсей, нам по 10 лет, с корзинами на плечах отправились на поиски травы. Видим – соседский шестиклассник Шурка косит траву. Бойкая Люся завязывает разговор:

– Саша, здравствуй. Как хорошо, у тебя коса, накоси нам. Руки уже болят от этой травы.

– Я бы накосил, да уроки ещё не все сделал. Чувствую, что завтра меня кто-нибудь обязательно вызовет к доске. Если бы знал, кто вызовет, обязательно бы накосил, – он. Вдруг его коса – хлоп – и сломалась!

– Так тебе и надо! – злорадно крикнули мы дуэтом и со смехом убежали, чтобы он нас, рассердившись, не поколотил.

Пока у нас четыре года была корова, зимою мы с Люсей потихоньку воровали из колхозного стога солому, конечно, боялись, что попадёмся на глаза председателю. Как я уже где-то писала или рассказывала, сена, заготовленного братом для коровы на зиму, хватало на ползимы. Остальное мама возмещала резаной и кипятком ошпаренной, чтоб была помягче, соломой, высушенной картофельной ботвой. Господи, чем-то ещё… На таком корме Мышка с трудом вставала, выходя на первую весеннюю траву. Моя обязанность была ежедневно до или после обеда пасти корову, пока найдутся пастухи. Коровы за зиму застаиваются в сараях, выходят такие воинствующие, друг дружку толкают рогами. Нашу Мышку, худую и слабую, я оберегала от других коров как могла, сама боясь всякой коровы, своей в том числе. Потому всегда стояла с большой палкой!

Зимою, пока корова находилась в сарае, раз в день я поднималась по лестнице на чердак, чтобы сбрасывать корове её дневную порцию сена. А бодливая Мышка бьёт рогами в дырки между жердями. Надо быть внимательной, чтобы не получить рогом в тело. За мною была также и масса более мелких дел, помимо учения, которое мы все воспринимали как что-то святое, как воздух, как зрение. Мы учились, не замечая, что учимся, учились просто и легко, как дышали.

Представить невозможно, как бы выжила наша семья, если бы у нас не было старшего брата. На его отроческие плечи легли все тяжёлые дела и заботы семьи, живущей в сельской местности. Он косил сено. Возможно, и я тогда научилась косить, что мне очень пригодилось на моей даче, пока не заимела электрическую косу. Однажды, уже в XXI веке, прихожу в магазин хозтоваров.

– Мне нужна коса первого советского образца, – обращаюсь к продавцу.

– Простите, такой модели-марки у нас нет, – последовал ответ на мой вопрос. Я начала сама рассматривать представленные электрические косы. Задвинутая в самый дальний угол стоит моя модель.

– Вон та, – показываю.

– Вы бы так и сказали! Вы так высокопарно представили свою модель, что я просто растерялся, – и мы вместе рассмеялись.

Далее вспоминаю, как я сижу на возу, везём домой сено на школьной лошади. Мне хоть и очень интересно сидеть на возу, созерцать мир сверху, но страшно: вдруг воз застрянет в луже, как тогда, когда мы убегали от немцев?

Постоянной головной болью для Миши был забор. А вскоре и крыша дома, соломенная: она прогнила и текла. Наш дом стоял на перекрёстке улиц. Угловой столб забора постоянно ломали машины, телеги. Ремонтировать его приходилось часто. Новый столб найти было не так просто. За деньги можно, но денег нет. Без забора нельзя! Чужой скот зайдёт в твой огород – и ничего от твоих трудов не останется! Для забора нужны не только столбы, но и длинные жерди, привезти из лесу которые непросто. Из-за длины их можно только притянуть. У нас с Мишей это плохо получалось. Волочим, волочим, глядь – а жерди-то и нет, потерялась. Возвращаюсь, ищу её на дороге, если никто другой не успел подобрать, сказав: «Бог послал».

Делаем забор. Без гвоздей обойтись нельзя. А гвоздей нет. Миша насекал их из старой ржавой проволоки. Значит, и гвозди ржавые, не лезут в жердь, сгибаются, закручиваются. Миша забивал так: сначала стук-стук-стук слегка, потом с размаху как стукнет! И гвоздь согнулся! Мне смешно следить за его методом, я хихикаю. А его злость берёт и от гвоздя, и особенно от моего ехидства. И каждый раз за мои хихиканья я получала по шее! Слёзы лишь брызнут – и снова мне смешно и весело работать с братиком!