«Я мечтала быть детским врачом и приносить детям радость выздоровления. Я мечтаю быть историком и приносить пользу людям, открывать им прошлое, а может быть, будущее. Я думаю, что если бы каждый человек работал или занимался тем, что его радует, волнует, воодушевляет, то все люди были бы счастливы и жили бы хорошо».

«Получать радость от своей работы и не делать ее из-под палки», «делать то, что тебе по душе, в чем находишь удовлетворение», «жить хорошо — это заниматься любимым делом, отдавая ему все свои силы» — этот мотив проходит через все размышления о труде, работе, профессии.

За этим отношением к труду стоит отношение к жизни вообще, которая воспринимается как радостный дар. «Жизнь должна быть полной», «жить хорошо — жить полнокровной жизнью» — только так, другой жизни они не хотят.

Эта жажда бытия, ощущение жизни как радостного праздника порой тревожит старших, настораживает, иной раз даже пугает. Кто не слышал осуждающее: «Больно много они хотят».

Герои книг, о которых мы говорим в школе, будь то Рахметов или Гриша Добросклонов, Павел Власов или Павел Корчагин, во имя борьбы, во имя идеи отказались от многих радостей бытия. «Сознательно мирские наслажденья ты отвергал». Эти строки Некрасова можно отнести ко многим героям русской и советской литературы.

Сегодня наш идеал счастья, как мы уже говорили, чужд идеалу жертвенного аскетизма и самоограничения, он предполагает гармоническое развитие всего богатства человеческой личности.

«В соответствии с коммунистическим идеалом «Свободное развитие каждого есть условие свободного развития всех, — читаем мы в Конституции СССР, — государство ставит своей целью расширение реальных возможностей для применения гражданами своих творческих сил, способностей и дарований, для всестороннего развития личности».

Низменным идеалам буржуазного мира — проповеди преуспевания, счастья комфорта, мещанской сытости — мы противопоставляем высокие духовные идеалы гражданственности, человеческого благородства, самоотверженного труда. Но, провозглашая идеалы высокой сознательности, гражданского служения родине, человеческой самоотверженности, мы вовсе не зовем к жертвенному самоотречению от жизненных благ, от полноты бытия, от человеческих радостей, от личного счастья.

Удовлетворение все растущих материальных и духовных потребностей советского человека партия считает своей важнейшей задачей. Интересы отдельного человека, потребности личности, стремления индивидуума — все это не только не чуждо интересам общества, но стоит в центре общественных интересов.

В чем видит человек радость бытия, каковы его потребности и стремления — вот сердцевина проблемы.

Мы утверждаем бесценность отдельной человеческой личности, право человека жить для своего счастья, для себя. Но само это — для себя — понимается нами не узкокамерно, а широко, многогранно.

Индивидуалист убежден, что общество, предъявляя к человеку свои требования, обуздывает личность, ограничивает ее, не дает ей раскрыться и развернуться во всей полноте стремлений и желаний. На самом деле происходит как раз наоборот. Стремление разорвать общественные связи, отречься от долга гражданина и патриота, освободиться от требований века неизбежно ведет к обеднению человека, оскудению души.

Служение обществу, выполнение гражданского долга не обедняет личность, не ограничивает ее, а становится необходимым условием ее истинного богатства. Чем шире и глубже социальные связи человека с людьми, обществом, родиной, тем всестороннее может раскрыть и реализовать он свои возможности, тем многограннее развивается он как личность.

«Человек достоин того, чтобы жить роскошно, нам чужда аскетическая ограниченность, — писал выдающийся советский педагог В. А. Сухомлинский. — Жизнь потеряла бы для нас всякий смысл, если бы мы не были в определенном смысле и корыстолюбивыми. Но наше корыстолюбие лишь тогда нравственно оправдывается, когда оно является добыванием духовных богатств для того, чтобы стать красивее, роскошнее и в конечном счете щедрее». В другом месте Сухомлинский говорил о том, что «ребенок не может жить без переживания радости, без надежды на радость, без веры в радость, без представления о радости». Но, добавлял он тут же, «речь идет не о той радости, которую переживает маленький человек, когда удовлетворяют все его желания: что захотелось — то и бери... Речь идет о той радости, которая расцветает в жизни, в нашем поведении из человечности, сердечности, бережливости, заботы о живом и красивом».

Так что вовсе не нужно тревожиться, настораживаться, пугаться, когда в детях, подростках, юности видим мы страстное стремление к жизни яркой, праздничной, радостной. Восприятие бытия как радости нормально и естественно. Вся суть в том, насколько полно и очеловечено это восприятие.

Семьдесят лет назад М. Горький писал: «Все более и все чаще в человеке борются два взаимно друг друга отрицающие стремления: стремление быть лучше и стремление лучше жить. Объединить эти два призыва в стройное одно — невозможно при существующей путанице жизни»^[12]. Сегодня мы можем и должны эти в течение столетий разорванные начала соединить воедино. Как жить, кем быть, каким быть, как все это неразрывно связано и что именно каким быть — главное, определяющее человеческую жизнь — это понимают некоторые ученики.

«Жить хорошо и быть настоящим человеком — эти слова для меня одинаковы по смыслу».

«Как может принести удовлетворение то, чего ты добился или добиваешься нечестным путем, идя на компромиссы с совестью».

«Не обязательно жизнь человека должна быть геройской, но она должна быть честной».

«Жить хорошо — это жить честно, быть настоящим человеком».

«Пусть ты не оставишь о себе памяти в истории, пусть твоя жизнь пройдет тихо и незаметно, но она должна быть прожита честно и прямо».

«Талант человечности. Как нам не хватает именно этого таланта, самого великого и самого дорогого из всех талантов на свете. Уметь понимать чужие радости, чужое горе. Чтобы чужое стало своим, свое — чужим».

«Люди не властны над многим. Нельзя обвинять человека, у которого нет хорошей крепкой семьи, красивой квартиры, любимых детей. Это в конце концов от людей иногда не зависит. Но над своими чувствами человек должен властвовать! Нравственная распущенность — грех, расплата за который ужасна, а ответственность ни на кого переложить нельзя».

И все же в сочинениях, мною прочитанных, требования к жизни (точнее сказать, ожидание от жизни) преобладают над требованиями к себе.

И это не может не беспокоить.

Тем более не может не волновать, когда среди юных встречаешься с желанием урвать побольше, а дать поменьше, с эгоистическим равнодушием к людям, с бессердечностью, с цинизмом. Я слышал на уроке, читал в сочинениях не только такие размышления: «Как может принести удовлетворение то, чего ты добился или добиваешься нечестным путем, идя на компромиссы с совестью». Слышал, читал иное. Скажем, такое: «Сейчас главное — наращивать шкуру, чего добились в жизни мои тонкокожие родители?» Или вот такое: «Совесть — атавизм. В борьбе за существование люди, отягощенные совестью, не выдерживают нервных перегрузок и вымирают».

Как видим, речь должна идти не об обуздании желаний, стремлений, потребностей, а о воспитании подлинно человеческой полноты их. «Забота о повышении жизненного уровня народа,— говорил Л. И. Брежнев на XVIII съезде комсомола, — это центральное направление внутренней политики партии. При этом мы имеем в виду и рост материального, и рост культурного уровня жизни людей. Одно нельзя отрывать от другого.

Мы отвергаем как проповедь бедности и аскетизма, так и культ потребления, психологию мещанина, для которого копейка, по меткому выражению Горького, есть солнце в небесах. Материальные блага для нас не самоцель, а предпосылка всестороннего развития личности. Поэтому важно, чтобы подъем благосостояния сопровождался обогащением внутреннего мира людей, формированием правильного понимания цели и смысла жизни».