«Сейчас у меня такой возраст, когда хочется объять все необъятное, хочется понять и узнать все и всех, но почти всегда получается, что скользишь только по поверхности, хватаешь верхушки, а глубины нет. И если мне это удалось хоть в какой-нибудь мере преодолеть, то только благодаря Чехову. Он открыл мне ту глубину, которой мне всегда не хватало. Через его рассказы, через его драматургию смотришь на жизнь и на людей совершенно другими глазами».
«Каждый раз, когда мне было плохо, по-настоящему плохо, когда дисгармония проявлялась не в чьей-то чужой жизни, а в своей личной, когда отрицание не доставляло наслаждения, а было нестерпимо мучительно, когда оно становилось не маской, а сутью, я шла к «Войне и миру» и «Анне Карениной». Только там я находила единое целое, весь мир. Только там я могла обрести столь необходимое мне утверждение гармонии».
«Проблемы счастья, личности и общества, гармонии личности, поиски смысла жизни, проблемы взаимоотношений человека с людьми мучают меня, связывают, ответа на них я не могу найти, лишь новые и новые появляются. И, не видя разрешения проблем, переживая от боли, мук и пытаясь найти ответы, все чаще перечитываю в последнее время Пушкина, Лермонтова, Достоевского, Толстого, Чехова, Бунина».
В речи на III съезде комсомола В. И. Ленин говорил о том, как нелегко, как мучительно входит в жизнь новая нравственность: «Надо, чтобы все работали по одному общему плану на общей земле, на общих фабриках и заводах и по общему распорядку. Легко ли это сделать? Вы видите, что тут нельзя добиться решения так же легко, как прогнать царя, помещиков и капиталистов». «Сразу общего труда не создашь. Этого быть не может Это с неба не сваливается. Это нужно заработать, выстрадать, создать. Это создается в ходе борьбы».
Заработать, выстрадать, создать.
Выстрадать. За несколько месяцев до выступления на III съезде комсомола Ленин употребил слово это в книге «Детская болезнь «левизны» в коммунизме»: «Марксизм, как единственно правильную революционную теорию, Россия поистине выстрадала...»
И тут же Ленин говорил о «беззаветности исканий» передовой мысли России.
Беззаветность исканий. Передовая мысль России (литература в том числе) завещала нам не только найденное, обретенное, открытое. Но прежде всего сам пафос искания, обретения, открытия. На XXV съезде партии говорилось о нравственных исканиях современного советского искусства. Разве не наследуют, не развивают эти нравственные искания ту беззаветность исканий, о которой говорил Ленин?
«Мне кажется, что даже и не через сто лет, а гораздо скорей, — писал пятьдесят лет назад в одном из писем М. Горький, — жизнь будет несравненно трагичней той, коя терзает нас теперь. Она будет трагичней потому, что — как всегда это бывает вслед за катастрофами социальными — люди, уставшие от оскорбительных толчков извне, обязаны и принуждены будут взглянуть в свой внутренний мир, задуматься — еще раз — о цели и смысле бытия. Таковых людей народится неисчислимо более того числа, какое ныне существует на земле... Вообразите, что будет, если десятки и сотни тысяч людей воспылают страстью догадаться не о том, как удобнее жить, а о том — зачем жить»[1].
Пророческие слова! «Не хлебом единым жив человек» — это люди понимали давно. Но чем меньше сил уходит у человека на заботы о хлебе насущном, тем яснее становится истинное значение этих слов — «не хлебом единым». И тем не легче, а сложнее становятся пути нравственных исканий. Особенно в юности.
Молодых часто корят тем, что жить им куда легче, чем старшим, когда они были юные. Но — не могу не согласиться с Владимиром Шубкиным — надо быть здесь очень осторожными с однозначными ответами: «Жизнь нашего довоенного поколения не баловала нас альтернативами. Реальная трагедия жизни открывала для нас единственно возможный путь — на фронт, вместе со всем народом. Поэтому, не преуменьшая степени наших жертв и лишений, не будем в то же время преувеличивать сложности наших решений, их нравственного значения. Решения принимала за нас сама жизнь, история. И, скажем честно, в чем-то нам было легче: на миру и смерть красна...
Молодым людям, вступающим в жизнь сегодня в отутюженных костюмах и ярких галстуках, о которых мы не смели и мечтать, не легче, чем нам. Вряд ли стоит сползать на ту примитивную точку зрения, что материальные, бытовые трудности сложнее духовных... Молодые люди сегодня не детерминированы законами исторической необходимости, они имеют варианты, альтернативы. Они должны опираться при этом на внутренние нравственные критерии... сейчас молодежь острее нуждается в нравственных ориентирах, чем предыдущее поколение»[2].
Выработке этих нравственных критериев, обретению этих нравственных ориентиров способствует художественная литература.
Здесь важно и вот что.
Тысячи неповторимых, своеобразных случаев, ситуаций, коллизий, конфликтов — такова сфера действия морали. Здесь невозможно подходить с единой шаблонной меркой, здесь нет готовых ответов, здесь нравственные задачи нужно решать каждый раз заново. Это вовсе не отрицает значения общих принципов, положений. Но здесь вся суть в переходе от общих принципов, правил, норм к реальным ситуациям, конкретным случаям, единичным явлениям, отдельным фактам.
Между тем, рассуждая на этические темы, старшеклассники часто рассматривают их глобально, как говорится, в мировом масштабе. И очень часто при этом они не умеют применить их к решению индивидуальных, конкретных задач. Вот почему важно, с одной стороны, поддерживать интерес к общеуниверсальным, всечеловеческим проблемам, а с другой — стараться уберечь от бесплотных и бесплодных словопрений, учить сопрягать всеобщее и конкретное, а если говорить об исканиях нравственных — высокие принципы и реальные поступки, моральные нормы и индивидуальные ситуации.
И здесь особо велика роль литературы, как и вообще искусства. В книгах писателей ставятся и решаются коренные вопросы человеческого бытия, исследуются сложнейшие нравственные проблемы, но все это предстает перед юным читателем в живых картинах, конкретных образах, неповторимых ситуациях, реальных конфликтах.
Размышляя над страницами художественных произведений, наши дети думают о книге и ее героях и вместе с тем — о психологии человека вообще, о морали и нравственности, о жизни, о себе.
Вот почему нельзя понять современного старшеклассника, не зная, что думает и что чувствует он, читая художественную литературу. Потому что художественная литература — это часть (и важнейшая!) его духовной жизни, его духовного опыта. Ведь книга нужна человеку, об этом хорошо сказал Чингиз Айтматов, «как основа его духовного самопостижения, духовной ориентации в кругу сложнейших вопросов», ибо сегодня, «как никогда прежде, литература занимает главенствующее место в духовной жизни человека»[3].
«Юноша, обдумывающий житье» над страницами книг, — главный герой этой книжки. Само это обдумывание житья вместе с писателями и их героями — содержание ее. Беззаветность исканий русской классики и современной советской литературы и нравственные искания сегодняшнего старшеклассника — так можно было бы обозначить тему ее.
«Государство, — читаем мы в Конституции СССР, — заботится об охране, преумножении и широком использовании духовных ценностей для нравственного и эстетического воспитания советских людей, повышения их культурного уровня». Об этом — использовании духовных ценностей для нравственного самоопределения юности, ее духовном становлении в процессе приобщения к этим ценностям — и пойдет речь.
Я стремился сделать эту книжку многоголосой: многочисленные высказывания юношей и девушек, здесь приведенные, — не иллюстрация к моим рассуждениям, а необходимая составная часть их. Пожалуй, даже главная их часть.
ЧЕЛОВЕК ДЕЛА И ДЕЛО ЧЕЛОВЕКА