Мужчина страдал, но лицо его не выражало больше эмоций. Будто что-то плохое происходило с его альтернативной личностью, скрытой от потусторонних глаз. Его выворачивало, подобно жертве дьявольских пыток. Кирилл с Машей в ужасе следили за хронологией событий и с дрожью представляли, что может происходить в данный момент в голове о мученика.

Но с последующей реакцией даже поведение Мухи показалось безобидным. От эйфорического аффекта Гаутамы не осталось и следа. В какой-то момент веселой игры с любимым псом и мамой, он отвлекся на какой-то дополнительный триггер, о котором не сразу дал знать. Чье-то нежданное присутствие лишь отразилось на лице Гаутамы. Он стал испуганным, напряженным и утратившим всю былую радость в один миг. Он больше не игрался с псом и не общался с матерью, а оставался сосредоточенным на нежеланном появлении.

— Father, we were just playing, — вдруг он молвил дрожащим сломанным голосом. — We were just playing… Yes, I know… Yes… I did everything as you asked… No… No, he's not… I'm telling you it's not him… (пер. с англ.: Отец, мы только играли. Просто играли… Да, я знаю… Да… Я все сделал, как ты просил… Нет… Нет, это не он… Я же говорю, что это не он…)

Его громкость голоса стремительно нарастала, в нем звучали обида и озлобленность.

— No! I'm telling you honestly! No… I don't raise… Mom, don't meddle… Mom, I'll figure it out myself… No, mother! (пер. с англ.: Нет! Я тебе говорю честно! Нет… Я не повышаю… Мама, не лезь… Мам, я сам разберусь… Нет, мама!)

Его откинуло в сторону, и он беспомощно упал и зарыдал.

— No! I hate you! You're not my father! Go away! Get away! It was better without you! Mom, run… Run away! Faster! Run! A-a-a… (пер. с англ.: Нет! Я тебя ненавижу! Ты мне не отец! Уходи! Убирайся прочь! Без тебя было лучше! Мама, беги… Убегай! Скорее! Беги! А-а-а…)

Голова Гаутамы начала произвольно биться об асфальт. Насильственные необъяснимые действия сокрушали его лоб о твердую поверхность раз за разом, пока из надбровной дуги не хлынула кровь.

— Stop! — взмолился детским писклявым голосом он. — Please… (пер. с англ.: Хватит! Прошу!)

Мужчина стонал от боли и прятал лицо, но тут он оцепенел от шока:

— Peg, no! Don't touch him! Do not! No! Father, let him go! No! No! Not Peggy! Please! No-o-o! (пер. с англ.: Пэгги, нет! Не трогай его! Не надо! Нет! Отец, отпусти его! Нет! Нет! Только не Пэгги! Пожалуйста! Не-е-е-ет!)

После воображаемого сопротивления его вновь отбросило на асфальт. Он зарыдал и во всхлипываниях повторял имя любимого пса.

— Peggy… Do not… Peggy… Why… Why… He's dead?! Dead?! What for?! I don't want to… I don't want to live anymore… Damn you all… Bloody hell! Bloody hell! He's dead! (пер. с англ.: Пэгги… Не надо… Пэгги… За что… За что… Он мертв?! Мертв?! Зачем?! Я не хочу… Не хочу больше жить… Будь вы все прокляты… Проклятье! Проклятье! Он мертв!)

Здравые присутствующие ощутили бегущие по коже мурашки и пробуждающийся животный страх. Он распространялся от одного зрителя к другому и овладевал сердцами. Молдован не смел прерывать финальный этап. Ишуа побледнел до неузнаваемости, но так и не вышел из своего молчаливого погружения. Может, что-то и пошло бы по-другому, если бы он первым среагировал на помешательство Гаутамы, но так получилось, что первым откликнулся именно Муха. Младший брат, позабыв на секунду о своем личном кошмаре, в тотальной растерянности и в порыве инстинктивной заботы о ближнем бросился подобно маленькому ребенку защищать старшего от злобного отца.

— Gautama! Gautama! — наивно пытался он подобраться к сумасшедшему. (пер. с англ.: Гаутама! Гаутама!)

Гаутама брыкался и вертелся в горьких слезах по полу, пока в какой-то момент не отстранился от игр разума и не уставился с разъяренными глазами на настойчивого Муху.

— It’s you! You! You and your father! — с пеной у рта ругался Гаутама, пока в один миг не выхватил одной рукой автомат и зубодробительной чередой не выстрелил в Муху. (пер. с англ.: Это ты! Ты! Ты и твой папаша!)

Тело мужчины ударной волной отбросило на метр или полтора. Около десятка пуль разом вонзилось в его тело, не оставив шанса на жизнь. Распотрошенный живот выдал несколько спазмов. Изо рта, перебивая последние слова, хлынула кровь. Глаза, все так же пораженные сакральным страхом, остекленели и замерли. Увидев бездыханный труп брата и осознав содеянное, Гаутама завизжал от ужаса, сорвал с себя парик и начал отползать в сторону. Спустя несколько секунд трагедии братоубийца вскочил и умчался с воем за угол, где и затих.

4.

На месте осталось четверо человек. Труп Мухи, еще не так давно кричавший и скрывающийся от внутренних демонов, истекал кровью. Ишуа повернул голову в сторону происшествия. Он знал, что случилось. На его лице не возникло ни сожаления, ни возмущения, ни горя, лишь хладнокровие. Весь глобальный разрушительный план пошел крахом. Но совсем другое заботило в тот момент Ишуа. Он вдруг отвернулся от мертвого брата и неожиданно отпустил Машу. Девушка поняла, что это знак, и скорее побежала в объятия к Кириллу. Тот крепко прижал девушку к себе. На глаза навернулись слезы. Он целовал ее в щеки, в глаза, в губы. Не переставал благодарить судьбу. Маша улыбалась и наконец вспомнила, что такое быть абсолютно счастливой.

Ишуа сохранял тишину, слухом наблюдая за воссоединением молодой парочки. Он вел себя предельно адекватно и, в отличие от братьев, не подавал ни единого намека на психическое расстройство. Его движения стали неспешными и осторожными. Главарь банды достал из кармана телефон, взял его в две руки. На нем заиграла детская мелодия. Маша была единственной, кому эта музыка была знакома. Мафиози держал голову в том же положении, а пальцами умело тыкал по экрану, играя в игру.

— Кролик Цуки был любимой игрой Бонни, — вдруг тихо заговорил он на русском языке, — она меня постоянно заставляла смотреть, как кролик ловит рыбу и идет ее обменивать на разные предметы… У меня не было особо времени, но я все равно всегда отвлекался и смотрел…

Никто не понял, о чем идет речь, но не успел прозвучать вопрос, как Ишуа сам продолжил говорить в том же монотонном ритме, при этом не отрывая рук от телефона:

— Знаете, а я ведь не всегда был бандитом. Я познакомился с Еленой в одном клубе. Она была русской. Очень сильной и позитивной, ибо несмотря на мою репутацию заявила шутливо, что ей все равно, и она меня сможет исправить. Она не обращала внимания на мои отрицательные черты и любила просто так. Сколько же она смеялась… Она казалась самым светлым и беззаботным человеком, который всегда знает, как правильно. Наверное, поэтому меня к ней так притягивало. Я сначала копался и пытался найти подвох, но потом удивительно для самого себя изменился. Мы с братьями уже тогда сколотили солидное состояние и могли жить, ни в чем не нуждаясь. Я отошел основательно от криминальных дел, когда Елена заявила, что беременна. Не потому, что дал обещание, а потому что сам захотел. Я вдруг понял, что нашел источник внутреннего покоя, который так долго искал. Я купил загородный дом возле большого озера и обустроил детскую комнату. Родилась Бонни. Это единственный день в жизни, когда я был счастлив. Я не переживал из-за своего зрительного дефекта, а дал себе мотивацию. Я начал развивать другие рецепторы, чтобы, насколько это возможно, четче узнать, как выглядит моя дочь. Я хотел увидеть ее. И однажды ее силуэт нарисовался в подробностях и деталях перед моими глазами. Я помню этот момент. Я понял, что она самая красивая и вернула мне своей красотой зрение. Мы с ней вместе начали таким образом смотреть мультики. Она обожала Хайао Миядзаки. Упрашивала меня и Елену пересматривать с ней вечерами напролет. Я уже знал эти мультфильмы наизусть, но никогда не отказывался. Она очень любила проводить со мной время. Я ее любил так, как человек, который до этого вообще не испытывал любви и наконец ее познал…

Он отвлекся и несколько раз нажал на экран пальцем, пока не получил нужный сигнал звона монеток.