– Тебе вдруг захотелось прочесть мне лекцию, Конрад? – спросил Кейдлек. Его тон внезапно стал резче.

– Натан, я пытаюсь показать тебе, как все выглядит со стороны, – серьезно ответил Вонвальт. – Если произошло какое-то недоразумение, какое-то недопонимание, то я сделаю все, что в моих силах, и помогу тебе поправить положение Ордена. Но если в тех слухах есть хоть крупица правды и ты в самом деле в этом замешан…

Кейдлек устало вздохнул, словно и не услышал в словах Вонвальта никакой угрозы.

– Увы, я не смогу дать тебе ответы, которые ты ищешь, – сказал он.

Вонвальт нахмурился, сбитый с толку.

– Почему же?

– К сожалению, я постепенно теряю контроль над Орденом и интригами, что в нем ведутся. Силы, которые нам противостоят, неотступны и коварны. Мне все труднее с ними бороться. Я вовсе не пытаюсь преуменьшить серьезность того, что происходит; напротив. Но, боюсь, я превратился в глупого старика, который не ведает, что творится вокруг него. Впрочем, если то, что ты говоришь, правда…

– Чистейшая.

– …тогда все гораздо хуже, чем я предполагал.

Вонвальт некоторое время обдумывал сказанное.

– Из Хранилища Магистров ничего не пропадало?

– Да как бы оно могло пропасть? – рявкнул Кейдлек, впервые на миг сбросив маску. – Кроме меня, никто не может туда спуститься.

Вонвальт вздохнул, а затем снова натянул на лицо улыбку. Очевидно, разобраться со всем в тот же вечер не получилось.

– Что ж, скоро мы все уладим.

– Надеюсь, – только и ответил Кейдлек.

Я думала, что теперь мы уйдем, но мы остались. Казалось, что и Вонвальт, и Кейдлек всеми силами стараются продолжить беседу, нарочно выдумывают все новые темы и пробираются по ним, как по труднопроходимым дебрям – а возвращение странствующего Правосудия порождало целый лес бюрократических вопросов. Однако, когда административные трудности были решены, неприятные откровения замяты, а в кабинет принесли еще вина, Вонвальт и Кейдлек заговорили как старые друзья и коллеги и еще долго беседовали о самом разном.

Когда стемнело, мы спустились в столовую – зал, куда допускались все члены Ордена, а не только Правосудия. Там Вонвальта быстро окружили коллеги и знакомые. Когда полилось вино, сэр Радомир, Брессинджер и я были забыты, а разговор перешел в область туманных острот, добродушных шуток и воспоминаний о делах, людях и мелких скандалах, про которые мы ничего не знали. Похоже, что на одну ночь мы могли позабыть о Сове и ее темных интригах.

– Эй, – окликнул меня Брессинджер, грубо ткнув в плечо. Я тем временем пыталась прислушаться к общему разговору, который становился все более шумным и развязным: Правосудия, юристы, судьи, прокуроры, секретари и составители – каждый пытался растолкать других, вклиниться в беседу и подобраться поближе к внутреннему кругу. Никогда прежде я не видела столь неугомонной компании и не ожидала столкнуться с ней здесь, в одном из самых влиятельных государственных учреждений.

Я повернулась к Дубайну.

– Идем, – сказал он, мотнув головой в сторону двери.

Я вопросительно посмотрела на пристава. Пытаться перекричать шум разговора было бессмысленно.

– Да идем же, – немного раздраженно повторил Брессинджер, после чего он, сэр Радомир и я ушли.

Наши места за столом тут же заняли другие.

– Когда-нибудь и ты станешь такой же; будешь сидеть вся красная от дорогого вина и разглагольствовать на высоком саксанском, – сказал Брессинджер, когда вывел меня и сэра Радомира из Великой ложи. Вечер выдался теплым, и, несмотря на темноту и поздний час, на улице все еще было людно.

Я не знала, что и думать об увиденном, но одно отрицать не могла: мне немного захотелось присоединиться к этому обществу. Меня опьянил – в буквальном смысле – вид бурного веселья, которое устроили эрудированные люди, вместе учившиеся и работавшие. Но ни Брессинджеру, ни сэру Радомиру было не суждено попасть в этот внутренний круг, и я внезапно почувствовала, как их легкое презрение быстро передается мне. Мне сразу же захотелось впечатлить их моей толлской простотой.

– Куда идем? – спросила я.

Брессинджер махнул рукой куда-то в сторону.

– Тут неподалеку есть паб «Врата Волка». Сэра Конрада не отпустят до конца ночи, так что мы тоже можем повеселиться, пока на нас не взвалили государственные заботы. Без нас ему скучно не будет, – прибавил он, заметив выражение моего лица.

– Звучит неплохо, – буркнул сэр Радомир, и я почувствовала искренность в его словах.

Брессинджер повел нас по лабиринту улиц. Почти в каждом городе и деревне, где я бывала прежде, жизнь с заходом солнца замирала. Простолюдины быстро съедали у очагов свой ужин, а затем ложились спать. Состоятельные горожане наполняли свои дома огнями свечей и наслаждались долгой трапезой, или читали, или находили себе другие занятия; но, когда в полночь звонил храмовый колокол, в их домах тоже становилось тихо, как в могиле.

Здесь, в Сове, ночь почти не отличалась от дня. Всюду кипела жизнь, всюду были люди. Я никогда прежде не видела столько питейных заведений. Под них отводились целые улицы. Население Совы, раздувшееся благодаря приезжим, было огромно, и все эти люди нуждались в еде, стойлах для лошадей, жилье и выпивке. Когда палаты, и гильдии, и биржи, и торговые дома, и литейные, и кожевенные мастерские, и аптеки пустели до следующего дня, начинался ночной цикл этого вечного карнавала. Казалось, что жители Совы, коренные и нет, попадали в порочный круг, из которого не могли вырваться: каждую ночь они пьянствовали, танцевали и распутствовали, а каждый день – трудились.

В тот миг ночная жизнь пленила меня. Мы шли по булыжной мостовой, вдыхали запахи экзотических блюд и напитков, висевшие в теплом ночном воздухе; прислушивались к разговорам, которые велись на самых разных языках; глазели на сованцев, наслаждавшихся играми и танцами на улицах, – и все это так захватывало. Несмотря на опаску и, несомненно, благодаря вину, которое разлилось по моим венам, город очаровал меня. Казалось, нет конца тем удовольствиям и ощущениям, которые он мог нам предложить.

Наконец мы добрались до «Врат Волка» – иронично названного паба, над которым возвышалось деревянное подобие его тезки. Фасад заведения выходил на просторную площадь, где светлокожий хаунерец и темнокожий выходец из Южных равнин дрались друг с другом на потеху толпе. В воздухе висел звон монет, которые бряцали в руках, кошельках и о мостовую. Слышались крики, звон разбитого стекла, а затем – насмешливые и одобрительные возгласы.

Брессинджер провел нас в паб. На меня обрушился гвалт голосов, запахи людей и прокисшего пива. Толпа грела воздух лучше любого огня, но в пабе все равно вовсю пылал очаг и сотни свечей. Зал был огромен, но казался тесным, а по периметру шли еще три или четыре яруса надстроек.

Мы протолкались через толпу. Брессинджер провел нас в дальний конец зала, затем спустился по какой-то лестнице и занял нишу со столом, которую только что освободила другая компания. Мы втроем втиснулись внутрь, и через несколько минут каждому из нас принесли по большой оловянной кружке эля и по маленькому стакану чего-то крепкого.

– Ну что ж, – сказал Брессинджер. Он поднял свою кружку, и мы с сэром Радомиром последовали его примеру. – За Сову и за Двуглавого Волка, который сожрет тебя с потрохами и высрет только косточки. Yura!

Он залпом осушил стакан, но мы с сэром Радомиром помедлили.

– И что ты сейчас сказал? – спросил бывший шериф. – Что за «yura»?

– Ты сам-то как думаешь? – огрызнулся Брессинджер. – Это значит «пей»!

Я проглотила спиртное – восстановленное вино, которое придумали торговцы, чтобы перевозить его в больших количествах по низкой цене. Прежде я никогда его не пробовала и оказалась не готова к резкой на вкус жидкости, которая обожгла мой пищевод. На мои глаза навернулись слезы, и я немедленно зашлась кашлем, рассмешив сэра Радомира и Брессинджера.