Император повернулся ко мне. Я ощутила на себе его взгляд; он был столь же осязаемым, как тепло и свет солнца. Он приковал меня к месту, и я замерла, как статуя.

– «Если будет на то твоя воля», сэр Конрад? – переспросил Император, не отводя от меня глаз.

– Она еще сомневается, – пояснил Вонвальт.

В тот миг мне захотелось умереть прямо на месте.

Император задумчиво окинул меня взглядом.

– Значит, она мудра, – наконец изрек он, и его настроение омрачилось. – Боюсь, нам еще придется взяться за твой Орден. Впрочем, вид у тебя такой, будто ты стоишь на пороге Преисподней. Ты болен, друг мой?

Вонвальт прокашлялся.

– Точно не знаю, ваше величество, – ответил он. – В последние несколько недель меня одолевает какая-то хворь.

– Хм-м. Что ж, обязательно обратись к моей Врачевательнице. Видит Нема, я предостаточно ей плачу.

Сэр Конрад в ответ проворчал:

– Ваш сын, князь Гордан, тоже велел мне обратиться к ней.

Император откинулся назад и чуть улыбнулся.

– Так ты видел его?

– Мы встретились к востоку от Баденбурга, государь, где он вел на север Шестнадцатый Легион.

– Хорошо, – сказал Император. – Ведь он отправился в поход по твоей милости. Впрочем, мы к этому еще вернемся. А сейчас расскажи мне о других твоих спутниках. – Он обратил свое внимание на сэра Радомира и Брессинджера. – Может быть, вы уже подниметесь с пола?

Оба вскочили, как марионетки, которых дернули за ниточки.

– Это сэр Радомир Дражич, бывший шериф Долины Гейл, ныне мой второй пристав.

– Рад встрече, сэр Радомир. Твой город сильно пострадал по вине одного из моих маркграфов, и я приношу тебе свои извинения.

Шериф открыл было рот, но не смог произнести ни слова и начал задыхаться, как рыба, вытащенная из воды.

Император, давно привыкший к подобным реакциям и уставший от них, хмыкнул.

– А это кто?

– Дубайн Брессинджер, государь, мой первый пристав.

Император посмотрел на Брессинджера. Затем чуть сощурился.

– Мы прежде встречались? – спросил он.

– Нас никогда не представляли, ваше величество, – ответил Брессинджер. – Но я несколько раз оказывался в вашем присутствии. Я уже много лет служу сэру Конраду приставом.

– Верно, – сказал Император. Он кивком указал на левую культю Брессинджера. – Ты лишился руки.

– Да, ваше величество.

– Как это случилось?

Брессинджер откашлялся.

– В Долине Гейл, ваше величество. В схватке с воином маркграфа Вестенхольца.

– Ты убил его?

– Его и еще нескольких.

Император снова глянул на Вонвальта.

– И ты не счел нужным посвятить этого человека в рыцари?

Сэр Конрад замялся.

– Государь, не подумайте, будто я считаю, что он не достоин этого. Однако в прошлом Дубайн уже отказывался от такой чести.

Император воззрился на Брессинджера.

– Ты верен сэру Конраду.

– До гробовой доски, ваше величество.

– Однако ты отвергаешь благосклонность Империи и все, что она символизирует?

Брессинджер съежился. В трактире, влив в себя несколько кружек болотного эля, он мог горячо, в самых нахальных выражениях осуждать Аутуна и сетовать на захват его родной Грозоды. Но перед лицом Императора он оказался столь же кроток и жалок, как и все мы.

– Я…

– Несомненно, твоя обида на нас порождена Рейхскригом? – прервал его государь.

Я с растущей тревогой переводила взгляд между Вонвальтом, Брессинджером и Императором. Никто из нас не ожидал такой прямоты. В тот миг я не сомневалась: Дубайн сейчас лишится головы.

– Ваше величество, я…

– Я не допущу, чтобы среди моих подданных ходили толки, будто их властитель не ценит верность своих слуг – а если ты слуга сэра Конрада, то ты и мой слуга.

– Ваше величество, я ничуть не хотел оскорбить вас.

– Однако же оскорбил, – изрек Император. Лишь тогда мне показалось, что он шутит над нами, но меня все же одолевали сомнения. Вонвальт тем временем оставался невозмутим.

Брессинджер снова рухнул на колени. Император встал, и тогда, как и велел нам Вонвальт, на коленях оказались мы все.

– Что ж, Дубайн Брессинджер, хочешь ты того или нет, боюсь, ты заслужил рыцарский титул. – Облаченный в великолепные дорогие одежды и мантию Император сошел с мраморного постамента и возложил руку на голову Брессинджера. – Теперь ты – сэр Дубайн Брессинджер, рыцарь благородного Ордена рыцарей Аутуна. – Государь убрал руку. – Можешь титуловать себя, как только пожелаешь, – прибавил он, презрительно отмахнувшись, словно ему вдруг все наскучило. Затем Император снова повернулся к Вонвальту. – А теперь, сэр Конрад, пойдем со мной. И возьми своего секретаря, раз уж она собирается присоединиться к твоему Ордену. Нам нужно обсудить государственные дела. – Он обернулся через плечо. – Кимати?

Статуя с головой волка шевельнулась. Я ахнула.

Император недовольно покосился на меня.

– Будь добр, проводи этих двоих. – Он указал на Брессинджера и сэра Радомира, чье свидетельство, вопреки ожиданиям Вонвальта, не пригодилось. – Сегодня я больше никого не приму.

Воин с волчьей головой склонил голову и покинул свой пост, чтобы вывести сэра Радомира и Брессинджера из Зала Одиночества.

– Неужели сэр Конрад не рассказывал тебе о моем Страже? – спросил Император.

Мы очутились в его личном кабинете, который располагался на самом верху дворца и был битком набит картами самых разных территорий – тех, что принадлежали Империи, и тех, что лежали за ее пределами. Здесь были даже схемы мест, которых я в глаза не видела и о которых никогда не слышала. На столь высокий этаж нас вознес подъемник на цепях, которые наматывались на лебедку механизма, приводимого в действие лошадьми. Скаты черной черепичной крыши дворца, усеянной горгульями и шпилями, устремлялись от нас вниз, и от вида столь крутого уклона кружилась голова. Утреннее солнце просачивалось в совершенно круглый кабинет и наполняло его теплым медовым светом.

Император сбросил мантию, снял корону, и я вдруг остро осознала, что вижу его в обстановке, куда не пускали почти никого в известном мире – за исключением, вероятно, тех советников, которых я мельком видела в Зале Одиночества. Многие называли Сову бьющимся сердцем цивилизованного мира, но на деле сердцем был не город и даже не тронный зал под нами, а этот чертог, императорский кабинет, где государь мог без стеснений и со всей прямотой беседовать со своими ближайшими слугами.

– Я не подумал рассказать, – признался Вонвальт.

– Целая раса людей-волков, что живут на Южных равнинах. Казар Киарай. Целая империя. Настоящая Империя Волка. – Государь мрачно усмехнулся.

– Как они появились на свет? – спросила я.

Император несколько секунд возился с бутылкой.

– Вина?

– Позвольте мне, ваше величество…

– Ради Немы, сядь, сэр Конрад, пока не свалился с ног.

Вонвальт подчинился и занял место рядом с огромным круглым столом, на деревянной столешнице которого была выгравирована карта Империи. Она была исполнена с исключительной точностью; каждая провинция помечалась своим цветом, а каждое поселение, город, река, лес и путевая крепость были подписаны так аккуратно, что мастерству резчика позавидовали бы и самые искусные монастырские чистописцы.

– Тебе ведь известно о великом магическом катаклизме? – спросил Император, глядя на меня.

– Я о нем слышала, – ответила я, ибо Вонвальт упоминал о катаклизме во время наших уроков истории. Я помнила, что он случился много веков назад и вместе с ним в наш мир пришла магия. – Но его истинная природа мне неведома.