Розовое – это здорово!

Обязательно прикуплю к весне что-то в нежных тонах. И буду как роза. Ведь розовый – это и ты немного становишься как роза? Верно?

Сейчас такие времена, что люди живут больше парами или даже одиночками. Старенькие папы-мамы и где-то вдалеке один или двое взрослых детей, у которых тоже по одному ребенку. Или по два. Загадочным образом все счастливы. Всем удобно, комфортно и не нужно лишних проблем.

Я – тоже немного чайлдфри. Не на пустом месте. Двоих чайлдов подняла, чтобы понять, что мать я так себе. И заниматься детишками у меня получается неважно. Да и интереса особого к деторождению нет.

Но я твердо убеждена, что семья все равно нужна!

Нужны близкие люди, от которых, конечно, куча проблем и головной боли, но и, случись что, помощь и поддержка. Даже если помощи совсем мало, а геморроя совсем много – все равно нужны!

Только очень долго я это сердцем понимала, а правильных аргументов в защиту своей точки зрения найти не могла. Вот таких аргументов, чтобы в сердце и сразу наповал.

А потом прочитала одну блокадную историю. Про маленькую девочку, которая жила с мамой и няней. И мама с няней от голода умерли, а девочка осталась совсем одна. В холодном мертвом городе, да и на всей планете Земля. Но она лежала на кровати и мечтала.

Мечтала о мышке.

Не для того, чтобы эту мышку съесть. Хотя, конечно, в городе съели уже практически всех кошек, собак и мышек тоже. И желание такое не было бы удивительным. Но нет. Мышка нужна была девочке совершенно по другой причине.

Мышка очень мало кушает, думала девочка. Ей достаточно крошки от кусочка хлеба. И она будет жить. А у девочки будет своя мышка, своя родная душа. Они будут вместе и будут семья.

Потому что отдавать, даже очень нужное и последнее – это то, что делает нас людьми. Не брать, а отдавать. Любить. Заботиться. Помогать.

Не себе, а кому-то.

Делиться с кем-то едой, кровом, душевным теплом. Пусть даже совсем безответно. Ведь нелепо предполагать, что мышка будет испытывать благодарность и окажет какую-то дружескую поддержку. Не надо требовать или ждать чего-то взамен. Просто отдавать – это тоже очень важно.

Нам всем очень нужны люди, которым мы будем что-то отдавать. Дарить подарки и видеть, как горят интересом и восторгом их глаза. Ежедневно кормить, поить, одевать. Водить в кино и музеи. Валяться вместе у телевизора. Чему-то учить. Чему-то учиться. Будем счастливы просто от самого факта их существования.

Не важен ваш материальный достаток и статус. Не важно количество членов семьи. У каждого свои силы и свои цели.

Но эти якоря, близкие люди, нужны всем и каждому. Иначе – чем же мы еще люди?

P.S. А девочка из Блокадного Ленинграда выжила. И даже прожила долгую счастливую жизнь. Ее спасли, вывезли на большую землю. А потом удочерили хорошие добрые люди. И у нее снова появилась семья.

Вы чувствуете себя венцом творения? Вершиной, так сказать, эволюции. Образцовым экземпляром, конечным продуктом, последней остановкой долгого пути?

Я тоже нет.

Ну не может вот это все, с болезнями, пороками, агрессией – быть венцом!

Когда-то читала, что, например, для собаки человек – высшее существо, бог проще говоря. Она рождается – он уже есть. Она уходит, а он продолжает жить. Кормит, поит, заботиться, ограждает от неприятностей.

А те же муравьи вообще о человеке не имеют ровным счетом никакого представления. Ибо наши миры ужасно далеки. Даже если какой-то турист разрушит муравейник, то конкретный муравей не воспримет его как преступную особь. А посчитает свои беды следствием природного катаклизма. Они, мураши, не могут нас осознать, потому что понятийный аппарат совершенно иной. Мы вне сферы его восприятия.

Вообще-то, я бы пальму эволюционного первенства отдала бы как раз муравьям, а не человекам. У них и отдельная особь поинтереснее, да и общество поидеальнее. Например, среди муравьев нет тунеядцев-лодырей, мошенников и других паразитов. Все трудятся на всеобщее благо. От каждого по труду, каждому по потребности. Опять же, хитиновый панцирь с минимумом внутренних органов – не такая плохая идея. В то время как человеки уязвимо мягки, с какой стороны ножом ни ткни.

Так вот.

Логично допустить, что и мы – не конец, а середина какой-то неведомой цепи. И тех, кто на цепи стоит выше нас, просто не в силах осознать. А они есть.

Умнее, здоровее, гармоничнее. Живут дольше, чудят меньше. Ничего у них не болит. Кроме души.

Неприятно, конечно, осознавать, что для кого-то ты собака. Или даже муравей. Или, страшно сказать, инфузория туфелька. Поэтому за мысль о собственном гегемонстве некоторые будут держаться руками, ногами и зубами.

Но вот если мы с вами сейчас допустим, что мы тут не самые-самые. Не те, в которых все упирается. И начнем искать вокруг нас знаки о существовании кого-то иного, то вполне вероятно что-то такое и углядим.

А то мы уперлись носом в постулат, что мы венцы и молодцы, ничего не видим и видеть не желаем.

И вообще. Всегда полезно знать, что ты не пупок мирозданья. Сразу некое отрезвление в уме образуется. И иной взгляд на жизнь.

Русские художники конца 19 века были очень хорошими людьми. Это кроме того, что весьма талантливыми и даже гениальными живописцами. Именно в те времена, по моему скромному мнению, земля русская родила целую плеяду величайших мастеров, чьи творения будут сиять нам еще долгие-долгие годы.

Так вот. Хорошие они были люди. Незлобливые. Не завистливые. Веселые и дружные. Простые люди. С талантом и душою. Но каким-то удивительным образом практически все поголовно ценившие не себя в искусстве, а искусство в себе. Может быть время было такое? Рождавшее чистых людей для великих дел.

Итак. Они дружили. Многие – глубокие провинциалы. Как сейчас сказали бы – "замкадыши". Только до МКАДа было еще жить да жить. Художники любили собираться вместе, компанией. Сначала рисуют что-то. Статую или натурщика. Сядут вокруг и пишут с разных ракурсов. Опять же, дешевле выходит, если натурщику платить. Потом сравнивают, без зависти и сарказма. Учат и учатся. А после работы пьют чай. Или что-то покрепче, если есть повод и деньги. Люди они были очень скромного достатка, потому распитием не злоупотребляли.

Часто у Суриковых встречались. У Василия Ивановича и его дружной семьи. И после работы Суриков угощал да еще и на гитаре играл. Он ведь хоть и самоучка был, но на гитару многие классические вещи перекладывал. Даже "Лунную сонату" Бетховена, которого выше всех прочих композиторов ценил и обожал.

Вот как-то раз собрались у Сурикова на сибирские пельмени его большие друзья Виктор Васнецов, Василий Поленов и Илья Остроухов. Хлебосольный хозяин поднял первый тост – за своих товарищей, величайших русских художников, лучших мастеров всей Европы и даже мира: Васнецова, Поленова и Остроухова!

Все расчувствовались, выпили.

Посидели полчасика и Поленов засобирался по срочному делу.

Проводили.

Тут хозяин дома поднимает второй тост – за теперь уж абсолютно точно величайших русских художников, лучших мастеров всей Европы и всего подлунного мира, гениев живописи: Васнецова и Остроухова!

Выпили. Приятно же, когда так хвалят!

Посидели еще часок и пошли домой.

Спускаются Остроухов и Васнецов по лестнице и вдруг Васнецов как начинает смеяться! Аж слезы из глаз. Остроухов причины смеха пока не понимает, но уж очень заливисто коллега хохочет, так, что он и сам подхихикивает.

– Да в чем же причина вашего веселья? – спрашивает он Васнецова.

А тот и отвечает.

– Милый друг! Вот закрылась за нами дверь, и теперь-то Василий Иванович налил себе последнюю стопочку да с чистым сердцем выпил за самого что ни на есть гениального и единственного лучшего русского художника – Василия Ивановича Сурикова!