– И она правда такая?

– Какая? – Ройс встряхнул головой, выходя из каких-то своих приятных мыслей.

– Открытая, наверное. Не понимаю, странная она какая-то.

– Знаешь, Кристиан, у них же работа такая, тебе нравиться. Она, мне кажется, одинокая очень. Я по ее брату судить могу: у них семьи никакой нет, живут вместе, а жизнь всю строят вокруг нас… Ты, наверное, ее рассказы не читал?

И пока Крис старался не отстать от своего гида, не потеряться в лабиринтах Эрмитажа, он все думал, как лучше у нее спросить про рассказы. А тем временем они остановились около закрытой двери. Лара огляделась, помахала смотрительнице. Смотрительница, женщина, немолодая, с благородной сединой, обняла Ворон. Лара что-то быстро и по-русски начала объяснять, потом обе переговорщицы рассмеялись. Лара показала Крису «ОК» и запертая дверь отворилась. Пустой просторный зал, в котором ничего примечательного и не было.

– Мы прошли мимо стольких комнат ради этого? – удивился Крис. – Ради этого ничего, – разочарованно добавил он.

– Это не ничего. – внезапно тихо начала Лара и подошла к окну. – Здесь раньше музей Революции был, а до этого еще что-то. Но важно, что в декабре двадцать пятого года сюда заговорщиков сводили на допрос. Император тогда чуть рассудка не лишился, днем и ночью допрашивая…

Крис огляделся. Ему показалось, что Лара открыла ему что-то очень дорогое и ценное, что-то по настоящему значимое. Он огляделся.

– Там был стол императора, здесь собирались его советники, а здесь стоит главный виновник восстания на Сенатской площади.

Она внимательно посмотрела на своего американца.

– Я зря вам не нравлюсь, – после короткого молчания продолжила Лара. – Я ведь действительно с вашим исследованием помочь могу. Я столько знаю про то время. – И быстро улыбнулась, – кстати, мне большое начальство сказало, что завтра можно ехать в ГПБ.

– Что это? – Крис точно вышел из ступора. – Ваши аббревиатуры…

– О, про аббревиатуры это вы совершенно правы! Я вот в НОПО работаю! – рассмеялась она, – Кто знает, что это такое. Но а мы пойдем в Публичную библиотеку. Это еще не самый-самый архив, но начало отличное.

Теперь, заглянув в странное место допросов, Лара медленнее рассказывала про сам музей.

– Кстати, знаете почему некоторые рамы пустуют? – мисс Ворон уселась на диванчик в Военной галерее.

– Зная эту страну, офицеры на тех картинах стали неугодны власти. – предположил Крис и сел рядом.

– По такой логике, рамы с портретами Александра и Константина тоже пустовать должны… Хотя идея неплохая! Нет, просто люди умерли, не оставив после себя портретов, и после их смерти никто не смог вспомнить, как они выглядели и висят теперь только пустые рамы… Представляете? Были люди, герои, а после них остались лишь пустые зеленые квадраты. И это им повезло! От некоторых ведь ничего не осталось. Представляете?

Под взглядом десятков портретов он смотрел на девочку. Не на красивую шпионку, а на простую девочку, одинокую девочку.

– Мисс Ворон, вы поэтому рассказы пишете? Хотите остаться в истории? – наконец нашел повод спросить про творчество историк.

– А вам кто про рассказы сказал? Ройс? Ему кажется, что я очень одинока… Хотя, знаете, наверное, все хотят оставить след в истории… Знаете, раньше люди становились признанными гениями только после смерти, а сейчас при жизни. Гений на то и гений, чтобы быть недосягаемым, а еще лучше мертвым! Пройдет еще лет тридцать и не будет людей, прославившихся посмертно, только те, кого мир узнал сейчас… Знаете, что в этом страшно? Что люди все равно забывают.

Лара взглянула на наручные часы Криса, резко встала, точно сдернула с себя дымку загадочности и продолжила:

– А вы ведь по-русски говорите.

– С чего вы взяли? – насторожился Мид.

– Вы улыбнулись шутке, которую я Маргарите Александровне рассказывала. Не отпирайтесь. Я давно это подозревала: не вижу смысла иностранцу ехать в архивы, не зная русского языка. Не переживайте, я сохраню ваш секрет. Не знаю зачем, но сохраню.

В зал вошла группа французов. Лара обернулась к ним, подмигнула Крису и заявила:

– И все же, нам пора! Я отведу вас в отель, вы поужинаете, наденете самый парадный костюм и я заеду за вами в шесть! Мы идем в театр!

– Но в программе нет театра. – возмутился Крис.

– В программе и комнаты, где допрашивали декабристов, нет. – парировала Лара. – И вообще, если Ройс вам про мои рассказы говорил, наверняка упомянул, что у меня есть брат, которым я горжусь и всем иностранцам как достопримечательность показываю!

Работа в читальном зале отчего-то веселила. Она напоминала Ларе ее студенчество. Все кругом готовились к экзаменам, как делала она, делала мучительно давно. Лара снова чувствовала себя молодой. На нее не давила ответственность за десяток людей, за судьбу Отчизны, за финансы. Кириллушка за нее отвечает, Союз развалится в любом случае, а деньги зарабатываются регулярно. Счастливое время. В этом мире уже есть телевидение, радио, транспорт. Это отличное время, где все у Лары хорошо.

Крис оторвался от сборника писем Рылеева и с интересом начал наблюдать за Ларой. Она внимательно читала мемуары Трубецкого, выпущенные его дочерьми. Странно было работать над делом декабристов. Странно было считать их историей. В какой-то момент она не сдержалась и закрыла рот рукой, сдерживая смех. Мид тоже улыбнулся.

– Впервые вижу, чтобы исторический документ так веселил, – шепотом заметил Крис.

– О, но это и правда очень смешно! – также шепотом продолжила Лара. – Здесь Сергей Петрович про допрос у Николая как раз рассказывает. И у него Николай Павлович Екатерину Ивановну красавицей называет несколько раз! Представляете? – она снова хихикнула.

– И что вас веселит? – удивился Мид.

– Вы меня простите, Каташа сколько угодно замечательная, умная, талантливая, но красавица… Сразу видно муж про любимую жену пишет!

Ларе кто-то цыкнул из-за соседнего стола. Она смутилась и вновь опустила глаза в книжку.

– Уже первый звонок был, может пойдем? Достаточно поработали сегодня. – предложил Крис, вставая из-за стола.

На улице стояла теплая предлетняя погода. Крис вздохнул полной грудью, сидеть в библиотеке, конечно, хорошо, но Мид словно забыл, как это – никуда не спешить.

– А пойдемте гулять, Лара?

– Лара? Не мисс Ворон? – прищурилась девушка. – Если разрешите назвать вас Кристиан и угостите вином, соглашусь составить вам компанию!

Мид встал напротив девушки:

– Вам разрешу называть себя Крисом.

Он улыбнулся и сделал странную для Лары вещь, он протянул к ней руку: «Позволите?». Не схватил, а попросил.

– Разумеется, Крис.

Они гуляли долго, тихо обсуждая кино. Лара поразительно много знала о культуре. Наверное, в СССР нет этого надуманного контроля. Она же ходит, вольная и прямолинейная, и столько всего знает. Лара и Крис выглядели молодой парой, парой, у которой могли бы родиться чудесные светленькие детишки. Об этом подумала Вера Максимовна, возвращавшаяся со смены.

В теплый майский вечер в сквере возле манежа играла музыка. Парни с девушками, позабыв обо всем, танцевали в теплом бесконечном закате белых ночей. Заиграл вальс.

– Позволите?

– Сочту за честь.

Все в ее движениях было непринужденным. Словно она танцевала вальс каждый день. В ней не было неловкости других танцующих. Девушка двигалась так свободно и легко, что в какой-то момент Крису показалось, что они на настоящем балу. Он ярко видел, как чудесно на ней смотрелось бы пышное платье.

– Знаете, – заговорил он, – вы словно в XIX веке бывали и с декабристами лично знакомы.

Крис поделился мыслями, которые роились в его голове с того дня, когда девушка показывала ему квартиру Рылеева.

– Вот как? – неуловимая и неясная эмоция скользнула в точных чертах ее лица.

Крис счел, что комплимент партнерше понравился:

– Да, особенно, когда вы говорили сегодня про Трубецкого и его жену. Как вы ее назвали? Катруся?