П. Кюглер [2007, с. 130] считает, что позиция Д. Юма по отношению к психическим образам заключает в себе следующую проблему: если мир, который мы знаем, есть лишь коллекция пустых выдумок, лишенных всякого трансцендентного основания, то все, на чем основывается наше чувство реальности, – это субъективный вымысел, лишенные фундамента образы.
П. Кюглер пишет, что в 1781 г. И. Кант ошеломил коллег, объявив воображение неизменным начальным условием любого знания, процесс формирования образа – неотъемлемым условием любого знания, а процесс создания образов – как воспроизводящим, так и производящим. П. Кюглер полагает, что после работ И. Канта философия перестала рассматривать психические образы как копии и придала им роль творящего начала.
И. Кант (1994) действительно пишет:
…само… пространство и время, а вместе с ними и все явления суть сами по себе не вещи, а только представления и не могут существовать вне нашей души… утверждать, что явление существует само по себе, безотносительно к нашим чувствам и возможному опыту, можно было бы, конечно, лишь в том случае, если бы речь шла о вещи самой по себе («вещи в себе». – Авт.). Но речь идет только о явлении в пространстве и времени, которые суть лишь определения нашей чувственности, а не определение вещей самих по себе, и потому то, что находится в пространстве и времени (явления), не существует само по себе, а есть только представления, которые, если они не даны в нас (в восприятии), не встречаются нигде [с. 306–307].
… явления вообще вне наших представлений суть ничто… [с. 314].
Вещи, которые мы созерцаем, сами по себе не таковы, как мы их созерцаем, и… отношения их сами по себе не таковы, как они нам являются, и если бы устранили наш субъект или же только субъективные свойства наших чувств вообще, то все свойства объектов и все отношения их в пространстве и времени и даже само пространство и время исчезли бы: как явления они могут существовать только в нас, а не сами по себе (курсив мой. – Авт.). Каковы предметы сами по себе и обособленно от этой восприимчивости нашей чувственности, нам совершенно неизвестно. Мы не знаем ничего, кроме свойственного нам способа воспринимать их, который к тому же необязателен для всякого существа, хотя и должен быть присущ каждому человеку. Мы имеем дело только с этим способом восприятия [с. 61–62].
Из сказанного следует, что: 1) «мир в себе» не идентичен нашим чувственным репрезентациям, и какой он – нам знать не дано; 2) мир в репрезентируемом нашим сознанием привычном для нас виде только в нашем сознании и существует; 3) наши же чувственные модели окружающих вещей – и не модели вовсе, а самые что ни на есть единственно реальные для нас вещи.
Как должно понимать кантовскую «вещь саму по себе (вещь в себе)», как «стол в себе», то есть уже все же «стол», а не «нечто», пусть и «в себе», или все же лишь как неопределенную часть – фрагмент аморфной, никак недоступной нам иначе, чем в виде стола, «реальности в себе»? Сам И. Кант пишет о «вещи самой по себе» («вещи в себе»):
…каковы вещи сами по себе, я не знаю и мне незачем это знать, потому что вещь никогда не может предстать мне иначе как в явлении [там же, с. 205].
Попытаемся изменить поставленный выше вопрос: есть ли вообще «вещь сама по себе (вещь в себе)»? Мне представляется, что И. Кант не довел свои рассуждения до логического конца. Если, как он сам утверждает:
…вещи… все свойства объектов и все отношения их… могут существовать только в нас, а не вне нас [с. 61], —
то и «вещей в себе» нет и быть не может. Без человеческого сознания никакой «вещи», даже «вещи в себе» нет вовсе. Она – творение человеческого разума, в ее основе – человеческое понятие вещь и специфическая чувственная конструкция нашей психики.
Именно сознание создает объекты, предметы и вещи, их свойства и действия, овеществляет окружающую реальность. Без психических моделей в физической реальности есть лишь невоспринимаемое и невещественное «нечто в себе». Сенсорные модели сознания придают физической реальности чувственную вещественность, хотя и не создают еще в ней понятные сознанию сущности. Символические модели сознания – понятия и конструкции из них конституируют эту чувственную вещественность физической реальности и создают уже в ней физические сущности: вещи, предметы, явления, свойства и т. д. В аморфной «реальности в себе» без человека нет «вещей». «Вещь», как, впрочем, и «вещь в себе», конституируется лишь сознанием, способным оперировать понятиями.
В. Виндельбанд тоже обращает внимание на это противоречие в позиции И. Канта, хотя и в другой связи:
Во всем том, что нам представляется данным, кроется уже деятельность нашего разума… [В. Виндельбанд, 1995а, с. 9].
С точки зрения теоретического разума, которая одна лишь признается Маймоном, вещь в себе является абсолютным противоречием. Каждый признак понятия существует в качестве представления в сознании, следовательно, зависит от самого сознания и имеет смысл только в нем. Поэтому представление, независимое от сознания, не имеющее признаков (так как это-то и называется непознаваемостью) вещи в себе, является немыслимым и совершенно невозможным. Вещь в себе не только не может быть познана, но не может быть и мыслима [В. Виндельбанд, 2007а, с. 215].
И это очевидно, так как сама «вещь в себе», как и вещь вообще, является таким же понятием нашего сознания, как и любое другое. Она – порождение человеческого сознания, которое только и может существовать в самом сознании и нигде больше. Чтобы сделать дальнейшее изложение более понятным, я вынужден сказать здесь, что еще буду ниже подробно рассматривать то, как объекты (предметы, вещи и др.), явления, их свойства и действия конституируются человеческим сознанием. Мои оппоненты могут сказать, что уже для животных существуют объекты: партнеры, пища, хищники и т. д.
Однако позволю себе уточнить: эти объекты тоже созданы человеческим сознанием, так как без соответствующих понятий нет и не может быть всех этих объектов. Есть что-то иное. В частности, у животных есть лишь чувственные репрезентации окружающего мира. Своеобразное понимание реальности животными на чувственном уровне окружает их знакомыми или незнакомыми, приятными или неприятными прикосновениями, запахами, притягательными или отталкивающими вкусами, пугающими, привлекательными или индифферентными визуальными образами, громкими или тихими звуками и т. д. и т. п. Для животных не существует объектов в нашем их понимании: вещей и предметов, явлений, их свойств и действий. Есть лишь более или менее выделяемые и на чувственном уровне понимаемые, то есть узнаваемые чувственные репрезентации и типовые реакции на них.
Безусловно, у животных формируются сложные модели-репрезентации того, что мы называем конкретными объектами: партнеры, детеныши, другие члены группы и др. Но для них это лишь чувственные фрагменты окружающего мира. Даже у высших животных, обладающих чувственными предпонятиями, не существует предметов в нашем понимании последних, пока и если они не усвоили соответствующие простые понятия (см. гл. 2.1).
Мне опять могут сказать: да, с возникновением развитой психики появляется способность репрезентировать изначально присущие реальности, то есть имеющиеся в ней исходно сущности: предметы, явления и т. д. И чем более развито сознание животного, тем лучше оно может выделить в окружающем мире сущности, исходно уже присутствующие в нем. Чтобы убедиться, что это все же не так и И. Кант был прав, имеет смысл разобраться в том, из чего складывается в нашем сознании предмет. Он репрезентируется в сознании как что-то светлое или темное, что-то цветное или черно-белое, что-то приятно или неприятно пахнущее, что-то твердое или мягкое, что-то вкусное или отвратительное, что-то теплое или холодное, что-то гладкое или шершавое и т. д. Возникает вопрос: состоит ли предмет из всего перечисленного?
