Одной из труднейших и наиболее важных задач философии является прояснение различия между теми свойствами мира, которые внутренне присущи (intrinsic) ему в том смысле, что они существуют независимо от любого наблюдателя, и теми, что зависят от наблюдателя в том смысле, что они существуют относительно некоторого внешнего наблюдателя или пользователя (user). Например, то, что объекту присуща определенная масса, есть его внутреннее свойство. И если бы мы все умерли, у него по-прежнему была бы эта масса. А вот то, что этот же самый объект является ванной, не есть внутреннее свойство: он существует только по отношению к пользователям и наблюдателям, которые и придают ему функцию ванны [с. 21–22].
Ответить автору можно словами У. Джеймса (2000), которые тот сказал около века назад:
Многие современные физики (речь идет о последней четверти XIX в. – Авт.) полагают, что такие понятия, как «материя», «масса», «атом», «эфир», «инерция», «сила», не столько являются верным отображением скрытой от нас реальности, сколько интеллектуальными орудиями, применяемыми в качестве рабочей гипотезы для того, чтобы получить возможность распоряжаться силами природы. Подобные понятия в их глазах представляют не откровения, а простые условные обозначения подобно «килограмму», «ярду». Литература по данному вопросу обширна [с. 61].
Из этой верной, на мой взгляд, позиции автора следует, что нет ни одного свойства, приписываемого нашим сознанием объектам, которое можно отнести к «внутренне присущим», так как все они (свойства), как и сам образ (объект), конституированы в таком «специфически человеческом» виде именно нашим сознанием. Возьмем свойство «масса». В понимании «здравого смысла» это нечто, выражающееся в килограммах. В более «углубленном» – научном – понимании это сила, с которой объект давит на опору или с которой объекты притягиваются друг к другу. В еще более «глубоком» понимании иного по своей природе нечеловеческого сознания это может быть вообще не сила, а нечто другое, так как понятия сила в языке иного сознания, возможно, и нет вовсе, как и понятий вес или масса тела. Иной способ мышления и иной язык подразумевают иные модели реальности и иные свойства тех же самых объектов. При этом многие свойства, которые представляются нам главными в объектах, могут вовсе не конституироваться иным сознанием.
Распространяя на наше чувственное восприятие окружающей реальности принцип неопределенности В. Гейзенберга, ограничивающий применение к микрообъектам классических понятий ньютоновской физики[24], можно сказать, что окружающая нас реальность настолько многообразна, бесконечна и непостижима в своей физической сути, что мы вполне можем принять за ее адекватную чувственную модель ту доступную нам ее грань, которую в состоянии воспринять, и лишь в той форме, в которой способны это сделать. Впрочем, нам, во-первых, и не остается ничего другого, а во-вторых, адекватность нашей модели восприятия доказана эволюцией на практике. Тем не менее мы должны хотя бы отдавать себе отчет в ограниченности собственных возможностей познания физического мира.
Интероцептивные ощущения гораздо менее дифференцированы, чем экстероцептивные, например тактильные. Частично совпадая с ними по своим характеристикам, они отличаются большей лабильностью, слабой прогнозируемостью, локализацией внутри тела и неразрывной связью с его состоянием. При произвольной концентрации внимания на них можно обнаружить картину внутреннего восприятия, не намного уступающую по разнообразию восприятию внешнему, хотя и не столь тонко дифференцируемую и понимаемую человеком. Все эти обычно очень слабые ощущения могут становиться сильными и превращаться в большую проблему при некоторых видах психических заболеваний, когда меняется, например, порог чувствительности и они заполняют сознание, что бывает, в частности, при некоторых видах депрессии. Между интероцептивными и экстероцептивными ощущениями даже больше различий, чем между образами зрительного восприятия, например, и тактильными ощущениями.
1.3.3. Мысленные образы
Кроме образов восприятия, психология рассматривает образы представления, воспоминания и воображения, которые еще называют мысленными, или ментальными, образами. Р. Хольт (1981) дает такое определение мысленного образа:
…смутное субъективное воспроизведение ощущения или восприятия при отсутствии адекватного сенсорного воздействия; в бодрствующем сознании представлен как составная часть мысленного акта, включает образы памяти и образы воображения; может быть зрительным, слуховым или любой другой сенсорной модальности, а также чисто вербальным[25] [с. 53].
Б. Г. Мещеряков (2007) считает, что мысленные образы – это:
…мысленные репрезентации, феноменологически подобные картинам; то же, что и образы воображения [с. 222].
Вместо понятий мысленные, ментальные или психические образы, распространенных в современной зарубежной психологии, в российской психологии обычно используют понятия образы представления и воспоминания.
Г. Глейтман, А. Фридлунд и Д. Райсберг (2001) полагают, что:
…многие наши знания существуют в форме аналогий, называемых психическими образами [с. 351–352].
В качестве образа представления обычно рассматривается:
…наглядный образ предмета или явления (события), возникающий на основе прошлого опыта (данных ощущений и восприятий) путем его воспроизведения в памяти или воображении. В связи с этим различают представления памяти (образы воспоминаний. – Авт.)… и представления воображения (образы представления. – Авт.) [Большой психологический словарь, 2004, с. 406].
В качестве образов воспоминания рассматривается:
…извлечение из долговременной памяти образов прошлого, мысленно локализуемых во времени и пространстве [Психологический лексикон, 2005, с. 105].
С. Л. Рубинштейн (2007) определяет образ воспоминания как:
…представление, отнесенное к более или менее точно определенному моменту в истории нашей жизни [с. 18].
Ощущение, как и образ, можно не только воспринимать, но и представлять и вспоминать. Я определил бы представление как акт спонтанной или произвольной актуализации в сознании любых по модальности образов, не являющихся результатом актуального восприятия и не имеющих непосредственного отношения к автобиографической памяти; а воспоминание – как акт спонтанной или произвольной актуализации в сознании образов, относимых сознанием к автобиографической (эпизодической) памяти. Данные определения по крайней мере помогают уловить разницу между обсуждаемыми психическими феноменами.
В литературе выделяются и другие разновидности психических образов: последовательный, иконический, эйдетический и т. д.
По мнению некоторых авторов [см., например: У. Эко, 2005, с. 282; Б. Мещеряков, В. Зинченко,2004,с. 342], образ по своему содержанию может быть чувственным и рациональным (образ атома, мира, войны и т. д.). Однако образ в принципе не может быть ни по форме, ни по содержанию, ни по каким-либо еще параметрам рациональным. Образ – всегда только чувственная психическая модель. Она по своей природе не может быть рациональной или иррациональной, так как понятие рациональный означает:
…предполагающий использование обоснования или свойства разумности (то есть обычно немыслимый без и вне вербальных конструкций. – Авт.)… [Большой толковый психологический словарь, 2001а, с. 177–178].
Поэтому термин рациональный неуместен применительно к образу. Говорить о рациональном образе столь же бессмысленно, как, например, о сенсорной вербальной идее. Другое дело, можно говорить об образах, иллюстрирующих некую рациональную идею (идея атома, мира, войны и т. д.).