Сегодня ко мне заглянул мой старый знакомый, полковник конной артиллерии Алексей Ермолов. В свое время он оказался в опале у государя, потом был им прощен, после чего неплохо себя показал в сражении при Ревеле. Сейчас Алексей Петрович занимался подготовкой вверенной ему части к Индийскому походу.

Но пришел он не по делам службы. Ермолов попросил меня походатайствовать за своего родственника, сына командира Полтавского легкоконного полка, бригадира Василия Давыдова. Звали семнадцатилетнего юнца Денисом. Да-да, Ермолов хлопотал о Денисе Давыдове, который в нашей истории прославился не только как поэт, но и как партизан.

Суть же просьбы Алексея Петровича заключалась в следующем. Отец парня решил определить его в кавалергарды. Только Денис Давыдов по своим кондициям меньше всего был похож на кавалергарда. В этот полк гвардейской тяжелой кавалерии брали исключительно дворян, причем обязательно рослых и представительных. А Денис, хотя и был отпрыском старинного дворянского рода, не мог похвастаться ни ростом, ни статью.

– Василий Васильевич, – убеждал меня Ермолов. – В свое время великий Суворов, увидев девятилетнего Дениса, заявил, что сей отрок будет военным и совершит немало подвигов.

– Добро, Алексей Петрович, – да будет так! – ответил я. – Носить Денису кавалергардский супервест[53] с мальтийским крестом. Только прославится он в гусарах. Ведь для этого рода кавалерии он более подходит и по росту, и по темпераменту.

Ермолов кивнул и протянул мне прошение Дениса Давыдова. Я положил его себе в папку, дабы при первой же аудиенции у императора вручить сию бумагу Павлу.

Алексей Петрович начал меня благодарить, но я остановил его, поинтересовавшись, как скоро я могу увидеть новоиспеченного кавалергарда.

– Да хоть сейчас, Василий Васильевич! – воскликнул Ермолов. – Я попросил его обождать во дворе Михайловского дворца. Если позволите, я схожу за ним.

Вскоре он вернулся вместе с юношей довольно хлипкого телосложения с едва пробивавшимися усиками. Но, несмотря на возраст, будущий поэт и партизан держался молодцом.

– Ну, здравствуй, Денис, – приветствовал я его. – Значит, твой отец решил послушаться совета Суворова и отдать тебя на военную службу. Ну а младший брат твой, Евдоким, опять же по совету Александра Васильевича, пойдет по статской линии. Только тут покойный генералиссимус ошибся – дипломат из Евдокима не получится, и он вскоре тоже наденет военный мундир.

– Вы правы, господин канцлер, – ответил мне Денис, смешно шмыгнув своим носом-пуговкой, – Евдоким тоже собирается поступить в кавалергарды. Только откуда вы знаете такие подробности о нашей семье?

Денис снова шмыгнул носом и подозрительно покосился на Ермолова.

– Ведь я тебя предупреждал, – строго произнес Алексей Петрович. – Василию Васильевичу известно многое о людях, которые даже и не подозревают о его существовании.

Я усмехнулся про себя. Может, стоит прочитать несколько стихотворений, которых напишет Денис Давыдов? Нет, пожалуй, не стоит. Не надо торопить события.

– Скажи мне, Денис, а что тебе известно о действиях партизанских партий?

– Это вы о летучих отрядах, сформированных из регулярных частей и действующих в тылу вражеских войск? – поинтересовался Давыдов.

– Именно о них, – кивнул я.

– Кое-что слышал, но, насколько мне известно, подобные партии редко используются во время боевых действий.

– Денис, а ты бы не хотел расспросить о таких летучих отрядах генерала Кадудаля?

– Вождя шуанов? – воскликнул Давыдов. – А разве он сейчас в Петербурге?!

– Да, – ответил я. – Генерал решил посетить Россию и в данный момент решает, не перейти ли ему на службу нашему Отчеству.

Денис Давыдов с удивлением посмотрел на меня.

– Да, но генерал Кадудаль командовал не регулярными частями, а отрядами роялистов, поднявших оружие против якобинцев.

– Все так, но он оказался талантливым военачальником. Правда, сейчас, с приходом к власти во Франции Первого консула Наполеона Бонапарта, роялисты в мятежных провинциях согласились сложить оружие. Сам же генерал Кадудаль, не желая служить своим бывшим врагам, отправился в Россию. Здесь он много размышлял о способах ведения партизанской войны и решил изложить свои мысли в пособии, которое могло бы пригодиться тем, кто у себя на Родине решит подобным способом противостоять врагу.

– Да, но Россия никогда не допустит на свою территорию чужеземные войска!

Я лишь развел руками, показывая, что неисповедимы пути Господни.

Денис Давыдов внимательно посмотрел на меня.

– Господин канцлер, я был бы счастлив познакомиться с генералом Кадудалем. Когда я мог бы его увидеть?

– Думаю, что прямо сейчас. Обожди немного.

Достав из ящика письменного стола рацию и не обращая внимания на ставшие квадратными глаза моего молодого посетителя, я вызвал дежурного и поинтересовался, где в данный момент находится Кадудаль. Узнав, что генерал в Кордегардии, я попросил передать нашему французскому гостю, что минут через десять буду у него…

10 (22) сентября 1801 года. Санкт-Петербург. Михайловский замок. Василий Васильевич Патрикеев, журналист и канцлер Мальтийского ордена

Я не слишком удивился, когда узнал, что шведский король Густав IV начал антироссийские шашни, хорошо оплаченные британским золотом. Об этом сообщил мне наш агент Ганс, который побывал у своих приятелей-контрабандистов в Штральзунде. Те были весьма обеспокоены разговорами о скором начале войны Швеции с Россией. Их криминальный промысел сильно пострадал бы от боевых действий. Особенно «контрабасов» пугало то, что шведский король рассчитывал на поддержку Британии. Англичане после разгрома эскадры адмирала Нельсона у Ревеля готовы были заключить союз хоть с самим дьяволом, лишь бы он был направлен против России.

– Король Густав недавно подписал договор с императором Павлом о совместных действиях против Лондона, – задумчиво произнес я. – Хотя шведский король привык раздавать обещания, которые тут же нарушал с легкостью необычайной.

– Король обижен тем, что император Павел подписал союзный договор с Первым консулом, – ответил мне Ганс. – Он ненавидит Бонапарта и не желает помогать России, которая, как он считает, предала Швецию. Король всерьез считает, что его отец, Густав III был убит в 1794 году на бале-маскараде в стокгольмском оперном театре по наущению якобинцев. И теперь настал его черед. А Наполеона он называет «Зверем из Апокалипсиса».

– У нынешнего шведского короля слишком богатое воображение, – усмехнулся я. – И врагов своих он должен искать среди подданных, а не агентов Бонапарта. Ведь он, а не Первый консул ввел «Закон против роскоши». Густав запретил шведам пить кофе. А кофейни всегда были местом, где собирались торговцы и дворяне, чтобы обсудить свои дела или просто посудачить. Теперь же тем, кто решил угостить кофе своих гостей, следовало держать ухо востро. Каждый, у кого будет замечен на плите кофейник, может быть приговорен к штрафу в десять риксдалеров. А эта сумма равна месячной зарплате чиновника.

– Король поступил опрометчиво, – заметил я. – Тем самым он настроил против себя и дворянство, да и простой народ тоже.

– Особенно опасно настроение дворянства, – усмехнулся Ганс. – Хотя после того, что произошло во Франции, стоило обращать внимание и на народ. Но в Швеции якобинцы вряд ли появятся. А вот насчет дворцового переворота…

– Король должен помнить, чем кончилось правление его отца. За выстрелом в стокгольмской опере стояли высокопоставленные особы, но казнили за убийство шведского монарха только бывшего пажа Густава III Якоба Анкарстрёма, мало кому известного дворянина. А графы Горн и Риббинг отделались всего лишь ссылкой.

– Густав IV, по моему разумению, просто закусил удила. Он надеется с помощью британцев окончательно разгромить своего исконного врага – Данию, и совместно с флотом английского короля заблокировать российские порты на Балтике. А, если повезет, то и проделать с Санкт-Петербургом то же, что адмирал Нельсон сделал с Копенгагеном.