– Вы живёте здесь, в деревне? – задала я вдруг заинтересовавший меня вопрос.

– Здесь живут мои родные, а я работаю в городе.

– А где Артём рабо… – Не договорив, я покачала головой. Мне незачем знать ответ. Я здесь, чтобы сфотографировать вещи, раньше принадлежавшие другим людям. Чужой фрагмент его быта. Сам хозяин мне неинтересен. Должен быть неинтересен.

– Тёма живёт здесь, ему не нравятся большие города.

Я ответила невнятным м-г-м.

– Но мы часто видимся, – добавила Таня. Васильковый взгляд дрогнул. В деревне у неё мало конкуренток. Молодёжи почти нет, а приезжие охотники, в основном, мужчины. Не похоже, что она уверена в своих отношениях с Артёмом. Слишком волнуется, слишком неловко держится в его доме.

Однако я здесь всего на пару дней, поэтому её волнение беспочвенно.

Время измерялось щелчками, десятками снимков. Мой взгляд шарил по кухне, разглядывая вещи Артёма. Пользуясь тем, что Таня смотрела в окно, я сфотографировала обеденный стол, кипу старых газет, крошки на разделочной доске. Жирные стебли алоэ на подоконнике.

Обычно не падкая на первых встречных мужчин, я задавала себе вопрос за вопросом о быте Артёма, о мелких деталях его жизни. Например, о кадке, в которую собирается дождевая вода с крыши. Или о гигантской кружке – пол-литра? больше? – с остатками чая. Сколько пакетиков он в неё кладёт, два или три? Или покупает чай на развес?

Я жадно вдыхала чужую жизнь, удивляясь внезапному и неуместному любопытству.

– Отвести вас на второй этаж? – спросила Таня, нервно сцепив пальцы. – Старой мебели почти не осталось, но кое-что есть.

Мы зашли в одну из спален. Таня следила, как я фотографирую. Её лицо напряглось, вокруг глаз проступили тонкие морщины. Обхватив себя руками, она поёжилась. Почему она волнуется? И смотрит на меня с такой тревогой, будто я могу что-то сделать с этим домом и с живущим здесь мужчиной. Причинить ущерб.

Я поймала наше отражение в зеркале, бок о бок. Таня привлекательнее меня. У меня каштановые волосы чуть ниже плеч, а у неё роскошная шевелюра. У меня простые карие глаза, а у неё васильковое буйство цвета. И она фигуристее, грациознее, а я… обычная.

Какого чёрта я нас сравниваю?! Наверное, чтобы понять причину её беспокойства.

Пока я фотографировала мебель и вид из окна, Таня топталась на месте, то и дело выглядывая в коридор.

– Вы закончили в доме? – не выдержала она. На её переносице выступили капли пота, как прозрачные веснушки.

Пока мы шли к лестнице, за одной из дверей скрипнула половица. Там прятался хозяин дома, прислушивался к тому, что мы делаем. К тому, как я спрашивала о нём, как фотографировала его быт, его жизнь. Крошки на его столе. Вид из его окна.

Он слышал мои шаги, моё дыхание.

Тени под дверью дрогнули, раздался шорох. Я замерла, не в силах отвести взгляд.

– Осталось десять минут! – Таня ощутимо нервничала.

С трудом оторвав взгляд от двери спальни, я спустилась по лестнице и направилась к выходу.

Таня выпроводила, чуть ли не вытолкала меня из дома и загородила вход, словно боялась, что я ворвусь обратно. И только когда я углубилась в сад по тропе между стелющимся кустарником, она выдохнула с облегчением.

– Вы уедете послезавтра утром? – донеслось мне вслед.

Проигнорировав вопрос, я углубилась в сад.

Щелчок фотоаппарата, второй, третий. Галине Максимовне понравится, что сад ухоженный. Свежеокрашенный сарай в обрамлении деревьев кажется сказочной избушкой. Под навесом стол, две скамейки и мангал. Клумбы ограждены декоративным камнем.

Обернувшись, я посмотрела на дом.

За мной следили двое, он и она.

Таня стояла на крыльце, держась за дверь. Поймав мой взгляд, она скрылась в доме.

Артём стоял у окна на втором этаже. Руки скрещены на груди, лицо мрачное, угрюмое. Взгляд снайперским прицелом на мне, на каждом движении и шаге.

Как зачарованная, я навела на него объектив фотоаппарата. Он предупредил не лезть к нему, а личные фотографии наверняка попадают под определение слова «лезть», однако он не пошевелился, не отвернулся. Сила его взгляда поражала даже не расстоянии. Между нами натянулось что-то непонятное, ледяное и горячее одновременно. То ли противостояние, то ли притяжение, оба полюса в одном взгляде.

Я не могла пошевелиться. Артём порывался уйти, но тут же возвращался обратно. Его тянуло ко мне. Я знала это наверняка, как знают момент пробуждения. Как знают правду, когда произносят её вслух. Как будто сама стояла рядом с Артёмом, и его взволнованное дыхание было моим.

В кустах встрепенулась птица, и я очнулась словно от гипноза.

Палец дрогнул, соскользнул с кнопки. Я так и не сделала снимок.

Не глядя на Артёма, поспешила прочь.

***

Всему этому есть простое объяснение: недосып и стресс свели меня с ума. Иначе как объяснить странную реакцию на постороннего мужчину? Мысли о нём звенели в голове назойливым комаром. Несмотря на усталость, сон не приходил. Перед глазами мелькали вспышки, мышцы подрагивали. Говорят, при смене часовых поясов вторая ночь после приезда самая трудная. Подтверждаю, это так. А ведь мне необходим отдых. Завтра предстоит разыскать любимые места Галины Максимовны. Их слишком много, чтобы уложиться в один день, но Артём настоял на моём скором отъезде. Что успею, то успею. Главное – сосредоточиться и не думать о посторонних глупостях. Например, об Артёме, о его проницательном взгляде. Так смотрят на женщину, которую знают до самой глубины, удовольствие которой могут сыграть вслепую.

Дуэтом.

Как это удивительно и неразумно, что порой нас влечёт к незнакомцам. К случайным мужчинам, во взгляде, или в походке, или в развороте плеч которых мы замечаем нечто значительное. Нечто необъяснимо близкое.

Я думала об этом до утра, даже во сне.

А утром на меня ливнем обрушились небеса. Если быть объективной, обрушились они не только на меня, а на всё вокруг – на дома, разбросанные по редколесью, и на недавно оттаявшую после зимы охотничью землю. Какая уж тут экскурсия по достопримечательностям! Всё вокруг заштриховано ливнем.

Молния прошила небо, пристегнула облака к земле, заставляя задыхаться от влажности. Я сидела у окна, подперев подбородок рукой, а Тамара Степановна следила за мной с сочувствием во взгляде.

– Должно посветлеть после обеда, – пообещала она.

Доедая бутерброды, я смотрела на размытый пейзаж за окном, когда к Тамаре Степановне пришла соседка. Они шептались над поваренной книгой и бросали на меня любопытные взгляды. Потом соседка села рядом.

– Неужели вы завтра уедете? Вы же почти ничего не успели! – Само собой, она осведомлена о моих делах. Я нарушила привычный жизненный ритм деревни, и меня активно обсуждают.

Как и наши отношения с Артёмом.

Пусть я не испытываю к нему тёплых чувств, но и жаловаться посторонним людям не стану. Я обещала завтра уехать и так и сделаю, даже если прогноз погоды обманул, и не осталось времени на остальные фотографии.

Я доела бутерброд, помешала чай в стакане.

– После обеда я пойду к реке.

Соседка с сомнением посмотрела в окно и фыркнула.

– После дождя всё выглядит грязным и серым. Жаль, что вы так скоро уезжаете. Крутым мужикам медведей подавай, а вам бы красоты наши посмотреть, на побережье съездить и в горы. Остались бы…

Тамара Степановна кашлянула и выразительно глянула на соседку.

– Ко мне завтра постоялец приезжает, и у тебя тоже нет свободных комнат.

Не иначе как Артём предупредил её, что отправляет меня домой в срочном порядке, и велел не вмешиваться.

– Так ведь у Тёмы есть… – начала было соседка, но Тамара Степановна не дала ей договорить.

– Вы пойдёте к реке пешком?

Я кивнула, и она показала взглядом на висящий в углу дождевик.

– Возьмите на всякий случай. И ботинки свои не портите, померяйте резиновые сапоги моей дочки.

– Спасибо!

Соседка выглянула из окна и поцокала языком.