– Скоро снова польёт. Смотрите, какое небо тёмное! Да и одной лучше не ходить, вдруг заблудитесь? Вам бы провожатого…
Тамара Степановна громыхнула посудой. Женщины переглянулись, и мне стало не по себе. Надев резиновые сапоги и спрятав фотоаппарат под дождевиком, я вышла из дома.
Следующие полчаса провела с пользой. Фотографировала деревню в обрамлении деревьев, тяжёлые тучи, втиснувшиеся между кронами. Спешила, чтобы успеть как можно больше, пока снова не польёт дождь.
Проходя мимо дома Артёма, старалась не смотреть на его окна, но любопытство победило.
В окне кухни шевельнулась занавеска.
Ноги продолжали идти, но тело напряглось в ожидании. Чего? Недоброго слова? Взгляда? Выстрела?
Я ускорила шаг.
Казалось, даже небо, даже деревья следят за мной, отсчитывая минуты непрошенного вторжения. Никогда ещё не ощущала себя настолько уязвимой. Что ж… осталось недолго. Сфотографирую всё, что успею, а завтра уеду. Оставшиеся дни проведу в Южно-Сахалинске и отдохну. Хочу целебного воздуха, лесного, морского, на побережье и в горах. Спокойствия перед глазами хочу, неба, купающегося в заливе. Я даже из автобуса разглядела, какой он невероятный, Сахалин. Глоток чуда, отвоёванный у океана. И теперь хочу всего этого, сладкой паузы посреди суеты.
До реки час ходьбы, но это если прогулочным шагом. А если нервными перебежками, то быстрее. Как ни старалась, я не могла забыть о том, что здесь водятся медведи. Я, конечно, выслушала инструкции Тамары Степановны, но особого оптимизма не ощущала. Отпугнуть медведя криками я смогу, а вот не двигаться, если он рядом, это увольте. Я нервная горожанка, и этим всё сказано.
Когда я вышла к реке, уже вовсю лил дождь. Ветер царапал мокрые щёки, замерзшие пальцы еле двигались. Фотографии получились серыми, как камни и дождь. Как речная вода, побитая стрелами дождя. Как и моё настроение.
Как и плащ мужчины, стоявшего на валуне…
Мужчины?!
От неожиданности я вскрикнула так громко, что наверняка разогнала бродящих поблизости медведей. Дёрнувшись, Артём поскользнулся и чуть не упал в реку.
– Я уже минут пять здесь стою. Ты что, только сейчас заметила? – с укором покачал головой.
Сердце в панике билось о рёбра, во рту пересохло. Непонятно, что повлияло на меня сильнее: мысль, что это мог оказаться незнакомец, или факт, что это Артём.
– Что ты здесь делаешь?
Он приподнял бровь, обозначая, что ответ очевиден. Может, ему, но не мне. Мне ничего не очевидно. Мужчина, который всячески меня избегает, не должен меня преследовать.
– Фотографии сделала? – Сунув руки в карманы, он смотрел вдаль. Куда угодно, только не на меня.
– Сделала. Погода, конечно, не лучшая, но уж как получилось. Если хочешь, я пришлю снимки твоего дома и отдам Галине Максимовне только те, которые ты одобришь.
Он усмехнулся. Небось решил, что я выпрашиваю адрес его почты в личных целях.
– Мне всё равно. – Пожал плечами.
Нет, ему абсолютно точно, совершенно не всё равно.
– Послушай, Артём…
Он поморщился, будто я не заслужила права называть его по имени. А ведь сам за мной пришёл. Зачем, спрашивается? Завтра я уеду, и не будет ему больше проблем. Исчезнет это странное ощущение, одно на двоих. Притяжение и отторжение, как увязший внутри маятник.
Я приложила руку к груди, размазывая капли по дождевику. Хотелось, чтобы Артём мне поверил.
– Пожалуйста, выслушай меня, это очень важно. Мне неловко, что я нарушила твой покой, но – клянусь! – я не знаю, в чём проблема. Думаю, вы с Галиной Максимовной в ссоре, и поэтому ты так остро реагируешь, да и соседки ведут себя странно. Галина Максимовна меня подставила, не предупредив, что у вас сложные отношения. Я завтра уеду, как и обещала. Зря ты за мной пошёл…
Артём нетерпеливо дёрнул плечом.
– Я не шёл за тобой, а ехал. Соседка прибежала с криками, что ты ушла к реке и тебя смоет дождём. Мне пришлось за тобой поехать.
– Ты мог отказаться.
– Она не отстала, пока я не сел в машину. Пойдём! Дождь зарядил надолго, и в лесу холодно. Хочешь заработать пневмонию?
Спрыгнув с валуна, он приземлился рядом. Так близко, что меня окутало его запахом – дождь и тепло мужского тела. Не хотелось, чтобы этот запах мне нравился, чтобы от него в животе порхали бабочки. Артём долго смотрел на меня, потом взял мою мокрую от дождя руку, потёр озябшие пальцы и, не сводя с меня взгляда, согрел их дыханием.
Кровь стучала в висках так громко, что я не слышала шума воды. Это, чёрт возьми, самый волнующий момент моей жизни. Промокшая, замёрзшая минута, играющая на замедленном повторе.
Я не знала, как реагировать. Вчера он избегал меня, даже не хотел стоять рядом, а сегодня… Интересно, он так греет руки всем туристкам?
– Из-за чего вы поссорились с Галиной Максимовной?
Артём, скорее всего, не ответит, но вдруг?
– Я не люблю, когда вмешиваются в мою жизнь, поэтому и разозлился.
Он откинул капюшон и подставил лицо дождю. Ледяная струйка выбилась из волос, спустилась по скуле к губам. Замерла между ними блестящей каплей.
Я следила за каплей, как зачарованная, и размышляла. Десяток фотографий трудно назвать вмешательством в его жизнь, а если учесть, как сильно Артём разозлился из-за моего приезда, то за этим должно стоять нечто большее.
Он переплёл наши пальцы и потянул меня к дороге.
– Пойдём, пока ты совсем не промокла.
Между нашими пальцами словно бежал электрический ток. Я дрожала от волнения, однако Артём казался совершенно спокойным.
– Здесь самые красивые места в мире. Дождь отмоет землю, и будет хорошее лето. – Его голос звучал глухо из-за снова накинутого капюшона.
– Ты здесь родился?
– Можно сказать и так.
Мы вышли к заляпанному грязью внедорожнику. На переднем сидении лежали газеты, скомканные пакеты чипсов и прочий мусор. Я потянулась к задней двери, но Артём резко сжал моё запястье.
– Сядь спереди!
Наши руки скользили друг о друга, омытые дождём. Освободив переднее сидение, он подтолкнул меня внутрь.
Он не любит, когда кто-то находится у него за спиной, подумала я тогда. Не доверяет? Боится удара в спину?
Я сняла дождевик. Артём держал его, защищая меня от дождя, пока я садилась в машину. Мы касались руками, плечами, бёдрами, и каждый раз меня словно пронизывало молнией. Никогда ещё не ощущала себя настолько беспомощной, не в силах подавить влечение к мужчине. Чужому, незнакомому. У такого влечения нет основы. Нет знания человека, уважения, осознания его достоинств. И тем непонятнее то, что со мной происходит.
Стряхнув влагу с волос, я попыталась заправить их под ворот свитера. Из-за влажности пряди закрутились пружинками. Артём не сводил с них глаз, потом достал с заднего сидения полотенце и положил мне на колени. Его пальцы случайно коснулись моего бедра, и мурашки побежали по моим ногам каплями огня.
Отдёрнув руку, Артём выехал на дорогу.
Впереди показались очертания деревни, размытые дождём силуэты домов. Артём нахмурился, поджал губы. Казалось, с каждым километром пути его настроение ухудшается.
– Больше никуда не ходи, хватит тебе фотографий! Собери вещи и ложись спать.
– В четыре часа дня?!
– Завтра ранний подъём.
Подъехав к дому Тамары Степановны, он остановил машину, но не выключил мотор.
У него серые глаза, внимательные, с проблесками цвета ржавчины. Я успела их разглядеть, пока он пристально смотрел на меня. Придвинувшись, нажал кнопку моего ремня безопасности. Ремень скользнул по моей груди и повис на плече. Я замерла, пойманной птицей затихла в близости его тела. Большого, сильного, чужого.
Он потянулся, плечом коснулся моей груди и… открыл мою дверь. Намекнул, что мне, незваной гостье, пора убираться из его машины и его жизни.
Я судорожно вдохнула, заполнила лёгкие мужчиной, влажным теплом его волос, каплей одеколона, дымкой сильного тела. Хотелось его обнять. Я, чёрт возьми, хотела обнять постороннего мужчину в его машине.
