Сидя на скамейке перед домом, я рассматривала фотографии на дисплее фотоаппарата. Солнце спряталось за сгущающейся непогодой, и, ощутив дыхание недавней зимы, я поёжилась.
Артём вышел из дома и протянул мне кружку чая. Сделав глоток, я удивлённо сощурилась.
– Откуда ты знаешь, что я пью сладкий чай?
– Ты пила утром, – повёл плечом.
Да, пила, но в тот момент его не было рядом. Он что, допил мой чай?!
Сев рядом, Артём показал взглядом на дисплей, и я мысленно порадовалась, что успела рассортировать фотографии. Если бы он увидел снимки его кружки и крошек на столе, его и без того шаткое гостеприимство сразу бы испарилось.
Артём смотрел фотографии, а я – на него. Он велел притвориться, что его здесь нет. Однако даже когда бродила по лесу, я постоянно о нём думала.
Потому что впервые столкнулась с чувствами, которые не поддаются анализу и контролю.
Потому что впервые не могла разобраться в себе.
Потому что вся эта поездка о нём, об Артёме. О нас.
Он сидел рядом, листая фотографии, и что-то рассказывал о старой лесопилке. И о том, как, будучи подростком, на спор провёл ночь в овраге, дрожа от страха и холода. Не отрывая глаз от дисплея, провёл ладонью по моей руке, пытаясь меня согреть. Не иначе как заметил, что я ёжусь от холода. Этот жест казался простым и естественным, почти подсознательным с его стороны, однако меня накрыло волной жара.
Я отвернулась, чтобы Артём не заметил, как сильно я реагирую на простое, хотя и неожиданное, проявление заботы.
Однако он заметил. Отдёрнув руку, поднялся и направился в дом.
– Артём, скажи, ты родственник Галины Максимовны? – спросила я вслед. Хотелось разговорить его, растормошить. Накопилось столько вопросов, что меня разрывало на части.
Обернувшись, он вопросительно поднял брови.
– Мы договорились, что ты забудешь о случившемся.
– Ты велел мне забыть, но я ничего не обещала. Если бы тебя отправили в другой конец страны под надуманным предлогом, ты бы тоже не спешил забывать.
Какое-то время он размышлял, потом неохотно ответил.
– Галина Максимовна моя тётя.
Тётя?! Да уж, снимаю перед ней шляпу, она хорошо меня разыграла.
– Почему они с бабушкой решили нас познакомить?
Закатив глаза, он покачал головой.
– Ты сказала, что родители и раньше пытались тебя с кем-то познакомить. Какое ещё объяснение тебе нужно?
Мой взгляд скользил по весенней грязи сада в поисках подсказок. Может, Артём прав, и никакого особого замысла тут нет, обычные происки старушек.
– Обычно молодые люди приходили к нам домой, чтобы «случайно» со мной познакомиться. Пару раз меня отправляли встретиться с ними в кафе.
– Ну так?
– Меня отправляли в кафе, расположенное в соседнем доме, а тут… Сахалин!
Судя по тому, что Артём сунул руки в карманы и сжал в кулаки, он начал злиться.
– Да, Сахалин. Самое красивое место в мире, между прочим, – процедил раздражённо.
– Мне здесь очень нравится, но… Послушай! Бабушка никогда не упоминала Галину Максимовну и вдруг после смерти оставила мне письмо, в котором просила помочь ей и велела держать это в секрете от родителей. Вот я и думаю, что, может, наши семьи когда-то поругались, а теперь Галина Максимовна с бабушкой решили это исправить… через нас. Как-то так. Ты что-нибудь знаешь об их дружбе?
Какое-то время Артём смотрел на меня, пристально, не моргая, а потом расхохотался. От души.
– Я, конечно, старше тебя, но не настолько, чтобы помнить юношеских подруг моей тёти. – Всё ещё смеясь, он покачал головой. – Они дружили в молодости, потом переехали. Когда снова встретились, решили нас познакомить. Может, они и ссорились друг с другом или семьями, но с тех пор прошли годы. Прошлое больше не имеет значения, и незачем его вскапывать.
Артём почти слово в слово повторил мои собственные мысли. Давние секреты не имеют значения, не должны иметь.
Поразмыслив, он спросил.
– Галина Максимовна объяснила, почему ты должна держать поездку в секрете?
– Она сказала, что у них с папой не сложились отношения.
– Неудивительно, у неё непростой характер. Наверное, она боялась, что твои родители догадаются об истинной цели поездки и вмешаются. – Артём подошёл и присел передо мной на корточки. – Сделаешь мне любезность?
Я осторожно кивнула.
– Не злись на Галину Максимовну, ладно? Я сам с ней разберусь, обещаю! Я сто раз предупреждал её не вмешиваться в мою жизнь, но она не послушалась. А ты не ходи к ней больше, отправь фотографии по почте – и забудь. Уважь её просьбу, никому не рассказывай, зачем ездила на Сахалин, и не злись…
– Неужели ты думаешь, что я стану ругаться с умирающей женщиной?! – От возмущения по телу поднялась волна жара. Или не от возмущения, а от другого неуместного чувства.
Артём сидел очень близко, его колени касались моих. Я ощущала его близость всем телом. Надо же, как точно предприимчивые сводницы угадали нашу совместимость!
– Нет, я не думаю, что ты станешь с ней ругаться, и спасибо тебе за это. – В его глазах светилась искренняя признательность. – А теперь забудь! То, что они задумали, больше не имеет значения. Ты приехала, мы друг на друга посмотрели – и всё.
– Да… посмотрели – и всё, – солгала я. Что-то внутри меня твердило, что Артём тоже врёт. Никакого «и всё» не произошло. Гештальт открыт.
– Ничего страшного не случилось. Посмотрели и забыли.
Кого он убеждает, меня или себя?
– Как скажешь.
– Смотри не опоздай на автобус! – Поднявшись, он улыбнулся, криво и неискренне, и направился в дом.
Это мы что, попрощались?!
Хотя нет, мы попрощались ещё утром, когда Артём велел притвориться, что его здесь нет. А потом он вышел в сад и принёс мне чай.
Остановившись на крыльце, он сбросил кроссовки. У него широкие стопы. Мускулистые бёдра натянули ткань потёртых джинсов. На нём футболка, несмотря на холодную погоду. Всё это – незначительные факты о мужчине, с которым я только что попрощалась. В очередной раз.
Поднявшись в спальню, открыла шкаф в поисках полотенца. Внутри лежали стопки наволочек и пододеяльников с узорной вышивкой, такой же, как и на занавесях. В комнате витал дух бывшей хозяйки, наверное, матери Артёма. Достав полотенце, на цыпочках прошла в ванную. Приняла душ, потом забралась в постель, откинулась на вышитые шёлком подушки и открыла найденную на полке книгу. Любовный роман, на обложке которого герой обнимал падающую в обморок красавицу. В прологе отец сообщил рыдающей дочери, что договорился о её браке. На десятой странице выяснилось, что жених тоже не в восторге от новости. К тридцатой странице противостояние героев достигло апогея. Меня затянуло в историю с головой, поэтому я вздрогнула от неожиданности, услышав за дверью голос Артёма. В нашей ситуации имелось нечто схожее с сюжетом романа, поэтому хотелось заглянуть в эпилог, но я спрятала книгу под покрывало и, откашлявшись, ответила.
– Заходи!
Остановившись на пороге, Артём осмотрел комнату, как будто за часы моего пребывания здесь произошли разительные перемены. Потом его взгляд остановился на мне.
Его молчание действовало мне на нервы.
– Здесь очень уютно, и вышивка красивая. Это работа твоей… мамы? – Мой голос дрогнул. В этой комнате давно не жили, а значит, я нарываюсь на откровения и, соответственно, неприятности.
Артём глянул на разложенные у стены подушки с вышивкой и улыбнулся.
– Она была одержимой в лучшем смысле этого слова. Во всей деревне не найти наволочку или пододеяльник без вышивки. – В его голосе звучало столько чувств, что я еле сдержала слёзы. – Она умерла в прошлом году, – добавил тихо.
Галина Максимовна сказала, что её младшая сестра Валя умерла. В моей мысленной карте людей и событий соединились три точки, три человека.
– Я очень сожалею. Прости, что напомнила об этом.
Он повёл плечом.
– Эмма, послушай… – Поднял на меня взгляд, от которого перехватило дыхание. Казалось, сейчас он скажет что-то важное, решающее. – Ты… умеешь делать блины?