– Белого вина? Ты как? – спрашивает Глеб.

– Отлично. Да. Выпью, – утка, наверное, будет по-пекински. Я люблю.

– Тебе шеф говорил, что мы поедем потом в Китай?

– Сразу? Из Хабаровска?

– Да.

– Забудь.

– Предлагаю первый тост, – громко произносит Гришин.

Как мы все этого ждали! Я и Глеб, в смысле. Этот самый момент. Переводить его ахинею.

– Не беспокойся, я переведу, – шепчет мне Глеб, – расслабься и получай удовольствие.

Как же приятно, когда о тебе заботятся! Пусть это будут вот такие мелочи, просто элементарная мужская вежливость.

– Когда-то давно, когда я был ещё студентом Московского института связи, у меня был друг из Китая… – начинает шеф.

Я делаю большой глоток из бокала.

Долго собираюсь. Встала ни свет ни заря, а всё равно не успеваю. Беру на всякий немного больше шмотья, чем того требует случай, держа в голове сто двадцать первое обещание шефа взять меня в Китай. Даже загранпаспорт кладу в сумку. Никто же не узнает. В лучшем случае Гришин разведёт руками:

– Катерина, забыл тебя предупредить, чтобы загранпаспорт взяла. Реально хотел взять тебя с собой в Шанхай. Ну, в следующий раз.

А я такая:

– Так дело только в паспорте, Фёдор Степанович? Как жаль!

– Да, совсем вылетело из головы. А то бы точно взял.

– Подождите-подождите, я, кажется, его с собой случайно прихватила.

И что он будет делать? Не, надо не спешить, всё выспросить, все подробности про командировку, а потом уже и стрельнуть. Пусть выкручивается. Меньше будет языком трепать. Надоел со своими обещаниями. Вообще дело не в Китае, а в принципах. Хотя, задарма слетать в Поднебесную мало кто откажется. Да ещё в Шанхай. Одна Набережная Вайтань чего стоит. А исторический центр там называется Пуси.

Опять в голову прилетел Егор. Он оттуда и не вылетал со вчерашнего дня, если честно. Но я делаю вид, что это не моя голова.

Опаздываю. Таксист звонит второй раз. Плачу простой. Еду наконец. Скоро аэропорт. Полёт, небо, предвкушение чего-то нового.

Если разобраться, я не особый любитель путешествовать в дальние страны. Вот кажется, ты познаешь мир, смотришь, как они справляются с жизнью, эти самые другие люди. У меня был восторг, когда я приехала впервые в Нью Йорк. Всё интересно, круто, не так, как дома. А потом понимаешь, что тебе там места нет, тебя это всё не особо касается, ты не оттуда, это просто живые картинки.

После того, как я рассталась с Егором, у меня были мысли уехать за границу. Начать всё сначала. И быть подальше от него, так далеко, чтобы не достал. Поэтому и отправилась в Америку к ещё одной однокласснице, Ире Гольдман, в Бруклин. Она меня отговорила. Показала и обрисовала всё без прикрас, с маленькой поправкой на женское чудо. Но это было последним, о чём я думала. Рассказала ей про Аллку и Березовского. Не всё, конечно, только суть. Она мне сказала, что Аллка мне всегда завидовала, и Егор ей был нужен именно по этой причине. То есть без любви. Да ещё и такой успешный мужик. Ругалась на меня, что пустила её в дом и познакомила с мужем. А в конце ещё добавила, что я слишком прекраснодушна и доверчива. Дура, одним словом.

Я вернулась домой из-за океана и устроилась сразу к Гришину. Повезло. Никто за меня не просил.

Девяносто девять процентов ставлю на то, что Шанхай – это очередная болтология шефа. Он такой. Сначала говорит, потом думает. Жадный ещё к тому же, как все бизнесмены. А его Валентина – отдельная песня. Но до меня пока не добралась почему-то.

Внуково. Самая последняя на регистрации. Бегу. Очередь уже стоит на посадку, но не все ещё сели, так что успела. Вспоминаю про телефон, он на беззвучном режиме, так как если ещё на телефон отвечать – точно не успею. Смотрю: три звонка от Глеба.

– Я иду! Привет! Задержалась немного. В разных местах будем сидеть.

Не беда. Поменяемся с кем-нибудь. Семь часов лёту – не шутка. Целый рабочий день.

Хорошо, что не сказала Березовскому, куда еду – прилетает мысль. А он не спросил, надолго я еду или нет, если я ему так нужна была, что из-за меня припёрся на закрытие выставки. Может, вообще всё не так, и у него там были дела помимо меня.

Захожу в салон. Глеб мне уже машет. Всё устроил, всех поменял местами. Берёт мою сумку, кладёт на верхнюю полку, достаёт маленькую бутылку воды.

– Держи!

Не надо быть таким хорошим, – кричу я внутри себя, – мне нечем тебе отплатить, Глеб! А разочаровывать не хочется просто потому, что это неприятно делать неприятности. Я не оправдаю твоих ожиданий.

Лучше бы мы сидели в разных концах самолёта, я бы поспала и подумала о… то есть кто про что, а я про своего бывшего мужа. Откуда мне было знать, что мозги и эмоции не могут никак согласовать линию поведения. Что значит – он пришёл ко мне с добром? Что-то хочет предложить? Какое такое добро?

Самолёт разгоняется, сидим пристёгнутые и ждём взлёта. Полетели!

– Я вчера на вечере познакомился с одним мужиком, твоим однофамильцем, – говорит Глеб.

Колит где-то между рёбер, я делаю глубокий вдох. Когда же он успел? Вроде, всё на виду было.

– И что он тебе сказал такого, что ты о нём вспомнил?

– Приятный мужик, инвестор. Его интересует морской транспорт, кажется. Просто поговорили, я сказал, что лечу в Хабаровск с коллегой.

– А он?

– Знает Фёдора. Он к нам подошёл, и они стали разговаривать. Я их оставил, мне показалось, что я там был лишним. Сразу после ужина, ты уже уехала.

– Ты знаешь, в какой гостинице бронь? Я не успела посмотреть, – спрашиваю, потому что боюсь продолжать. Делаю вид, что мне неинтересно говорить о каком-то однофамильце. В компании никто не знает, что я замужем. У меня новый паспорт. Я его поменяла, чтобы там не было печати из ЗАГСа.

– «Амур», кажется, прямо в центре, – отвечает Глеб, – Я ни разу там не был.

– Я тоже.

Мне это страшно не нравится. История с таинственным любопытным однофамильцем.

Летим. Треплемся о всякой ерунде, о коллегах, о кино, о том, что Глеб из Питера, потом жил с родителями в Казани, отец военный, мать учитель математики. Едим. Он – курицу, я – говядину.

– Я посплю немного, – говорю, потому что устала. Хочу побыть сама с собой хотя бы с закрытыми глазами.

Тут же начинаю проваливаться в сон и слышу себя маленькую в саду в беседке с французской книгой в руке. Я читаю начало «Графа Монте- Кристо» Александра Дюма, а дед сидит рядом и чистит яблоки. У нас всегда было полно яблок на даче.

…Le 24 février 1815, la vigie de NotreDame de la Garde signala le troismâts le Pharaon , venant de Smyrne, Trieste et Naples.

Comme d’habitude, un pilote côtier partit aussitôt du port, rasa le château d’If, et alla aborder le navire entre le cap de Morgion et l’île de Rion.

(Двадцать седьмого февраля 1815 года дозорный Нотр-Дам де-ла-Гард дал знать о приближении трехмачтового корабля "Фараон", идущего из Смирны, Триеста и Неаполя.

Как всегда, портовый лоцман тотчас же отбыл из гавани, миновал замок Иф и пристал к кораблю между мысом Моржион и островом Рион.– Пер. Франц.)

Огромная и вообще не детская книга, но деду Симону всё равно, нравится мне это или нет. Час на франузский и точка.

В его библиотеке было несколько раритетных книг, даже очень редких. Одна из них была «Граф Монте-Кристо», самое первое прижизненное издание, богато иллюстрированное. Двухтомник, каждый том по 500 страниц примерно. Оба тома стоят в книжном шкафу и сейчас, в отделении, которое закрывается на ключ. В тканевых переплётах тёмно-зелёного цвета, на корешках золотое теснение.

Но фишка не только в этом, даже совсем не в этом.

На второй странице первого тома есть автограф Пушкина и надпись, сделанная его рукой: à mon ami Alexandre (моему другу Александру – Пер. Франц.)