Безумном шепотом она повторяет имя своего возлюбленного, уничтожая себя — и их — раз за разом. Она тоже могла бы умереть. Даже асфальт принимает ее в свои объятия, вместе с тьмой, гораздо теплее, чем реальность после рая.

Крики, сирены, сине-красные огни слишком утомительны, как и все здесь.

Да и зачем вообще ей быть здесь?..

Через секунду Санни приходит в сознание, но уже в больнице. В комнате с занавешенным окном, куда упирается ее взгляд от безысходности — она не может увидеть неба, которое могло поменяться, как месяц на календаре. Уже сентябрь, а она все не может оправиться от боли, которая наполняет все тело. И только разум кристально чист от эмоций.

«Жаль, но от мыслей никто не поможет избавиться», — печально улыбается она, заставляя людей вокруг себя вздрогнуть. Вся семья в сборе, и на всей виден отпечаток бессонных ночей беспокойства, страха и переживаний за Санни. Она пытается улыбнуться повеселее, но лишь заставляет тревожно спросить:

— Как ты, наше солнце?

Ей хочется ответить криком, полушепотом или нормальным твердым голосом, но с потрескавшихся губ срывается только невнятное бормотание. Не о себе волнуется Санни, а о том, кого уже нет. Тот, кто стал для нее настоящим солнечным светом… Эверетт.

Крупная дрожь пробивает ее до основания.

Что случилось с его телом? В каком гробу окажется ее милый друг? Или его кремируют, а прах развеют над полем, может, каким-нибудь лесом или базой…Она не знает. Ничего больше не знает, не видит и не может понять. Эта неизвестность заставляет ее рыдать. Биться в конвульсиях, утопать в истерики и задаваться вопросами.

Где Эвер обретет покой? Сможет ли она когда-нибудь найти то место, чтобы вновь побыть с ним? Почему она еще здесь?..

Санни пытаются успокоить начала члены семьи, но после неудачных попыток они вызывают врачей. Те оперативно ставят пациентке успокоительное, и она забывается в медикаментозном сне.

Дни быстротечно проходят, и Санни ненадолго оказывается вне больницы. Первым делом она едет на базу для подготовки вещей к переезду. Окружающие ее приветствующие сочувствующие отсутствующие лица не вызывают никакого интереса. Да и вообще ей ничего уже не нужно от них: ни помощи, ни поддержки. Главное, чтобы ее не трогали. Но никто к ней не лезет с вопросами, позволяя в тишине дойти до спальни и минут двадцать постоять перед дверью, не в силах войти.

Однако они находятся, когда она устает от собственной слабости. Открывает дверь, заходит в комнату, где каждый миллиметр пахнет ими. И пылью, затхлостью, горем. Все внутри осталось так, как оставили Санни с Эвереттом перед отъездом. Неубранная постель. Расставленные не по местам диски. Оставшаяся стоять возле кровати, а не под, коробка с письмами самим себе…

Письма…

Именно их собирается перечитать Санни, пока есть время до переезда. И пусть даже если по щекам потекут ручейками слезы, дышать станет тяжело, она это сделает. Вспомнит все, вскроет каждую венку, поранит артерии. Но она запомнит навсегда их диалоги и строки, посвященные друг другу. Посвященные чему-то большему, чем плоть на костях.

Пальцы царапают бумагу, Санни продолжает мучиться, пытаясь вытащить из кармана новое, неотправленное письмо. Она едва его не рвет, когда волной отчаяния ее накрывает истерика. К горлу подступает тошнота, противно жгучая желчь опаляет внутренности… Так происходит постоянно. Истерика приходит не одна, а с последующими недомоганиями и срывами.

Одна бы она не справилась, поэтому семья всегда рядом. Всегда она готова обнять, принести воду или таблетки, помогающие снять спазм. Санни искренне благодарна родным, не оставляющим ее в столь сложный час. Но сегодня с ней весь день сидит мама. И та не боится ругать младшую дочь за недоеденную еду:

— Такими темпами ты себя в могилу загонишь!

— Как будто от меня зависит, где я проведу этот день, — ворчит Санни. — Возле унитаза или в постели.

— Ты права. Это не напрямую связано с тобой, однако ты влияешь на свое состояние настроением. Я понимаю, ты потеряла возлюбленного. Частичку себя. Опору, поддержку. Партнера во всех смыслах и значениях.

Миссис Пирс стирает слезы, и ее вечно суровая маска уступает переживаниям за дочь. Санни приподнимается с постели, чтобы посмотреть в глаза своей маме. Темные, как грозовое небо, сегодня о были светлые. Покрасневшие и уставшие.

— Но твоя жизнь на этом не закончилась. Пожалуйста. Не убивай себя. Я тебя люблю. Мы все тебя любим и не оставим. Только живи, пожалуйста.

— Я… Не хочу умирать. — Санни ежится от одной только мысли. — Просто вспоминаю увиденное после смерти Эверетта. Рай, с морем и пустым метро. И домом. Домом мечты, понимаешь? Это то, ради чего я жила много лет. А сейчас ради чего жить? Ради себя. Но какой? Мне кажется, я потеряла себя. Мы так давно были с Эвером, что стали единым целым. Да, разные люди. Но были постоянно вместе. Путами связали друг друга, став единым целым. Эти чувства были искренними и взаимными.

Санни вновь плачет, а вместе с ней ревет и ее мама:

— Но выпей чай. Давай, там травы, успокаивающие психику. — Она качает головой. — Именно поэтому я и не хотела, чтобы ты становилась охотницей.

— Ты о чем?

— Твой дедушка потерял жену из-за орэйджи. Я потеряла мать. Конечно, не любовь всей жизни, но она была мне важна. Она сделала меня тем, кем я есть сейчас. Когда она умерла, то… Мы все видели его безумие, рожденное горем. Погони за изобретениями, способными увидеть оранжевых призраков. Но это ведь… Невозможно. Он это знал и понимал. Понимала это и я, стараясь отгородить всю семью от охоты. Твой отец был не против. Однако сопротивляться твоим желаниям мы не смогли.

— Спасибо вам за это.

Они говорят еще долго и плачут вместе. Вместе переживают непростую боль. Вместе…

В следующий раз декабрьское посещение в больницы Санни оказывается плановым, как должно быть при любой беременности. Особенно, многоплодной. «Три ребенка!» — она шокировано выходит из кабинета УЗИ на немного шатающихся ногах. Рядом тут же оказываются младшая сестра Эверетта и ее муж с недавно рожденной дочерью.

— Ну, рассказывай! — семья Нейтон выжидающе смотрят на Санни, которая вместо слов протягивает им снимок.

— Ого. — мужчина присвистывает, осознав, что он видит перед собой.

— Поздравляю, мамочка! — его жена обнимает родственницу. — Теперь поехали, порадуем наших бабушек и дедушек, теть и дядь.

Она слабо улыбается, благодарно сжимая ладонь сестры Эвера. Впрочем, вся его семья приехала, вернее, переехала в учебный центр пока у них нет работы. К счастью, нашлось пару свободных комнат, ведь людей на ней стало гораздо меньше. Санни не задается никакими вопросами, кроме одного. Где взять соленую клубнику со сладкой морковью?

Ответ приходит на удивление быстро. Точнее — его приносит Хельга, ворвавшаяся свежим ветерком в застывшую жизнь кумира.

— Как ты узнала? — Санни с удовольствием облизывает ложку. От вкусности десерта ее душа начинает петь. То, что ей нужно прямо сейчас. — Спасибо!

— Роб шептался с Адамом о том, где же найти такой десерт. А я люблю готовить и еще больше — экспериментировать с несочетаемыми, на первый взгляд, продуктами.

Хельга и Санни заключает «сотрудничество», основанное на еде и помощи с освоением навыков охотника. Позже оно перерастает в более частое общение, и еще через пару недель — в дружбу. Со всеми посиделками и разговорами по душам, ведь Хельга тоже потеряла парня. Пусть и очень давно, но эта боль существует долго, не забываясь. Лишь тускнея со временем, становясь из трагедии опытом. К тому же, у нее сейчас есть новый субъект влюбленности, который вдохновляет ее еще сильнее, чем жажда жить.

— И кто же это? — интересуется Санни.

— Роберт.

— Пирс? — кокетливый румянец выдает правдивость догадок. — Конечно же. Очаровательный, кокетливый… Что ж, добро пожаловать в семью. Надеюсь, ты останешься с нами до тех пор, пока мы тебе не начнем бесить.

Хельга смеется, и Санни сложно не поддаться игривому настроению собеседницы. Именно так она учиться жить сначала, даже решает заняться фундаментальной наукой охоты. Исследования гроз, исследования феномена орэйджи, исследования души… она их читает, создает собственные гипотезы и пытается их подтвердить.