— Что с тобой, любимый? Тебе тоже плохо?..
— Я…
Темное облако накрывает их обоих, разоряясь десятками молниями и холодным острым дождем. Санни зажмуривается, но когда открывает глаза, то слепнет от неестественного оранжевого света, захватившего все вокруг. От ярких вспышек, мельтешащих перед ней и складывающихся в некрасивую, уродливую мантию. От пронзительного ужасающего излучения, испепеляющего все на пути…
И только тогда она слышит это.
Шорох смерти.
Вой тысяч обреченных голосов.
Шелест орэйджи.
Звуки, от которых ее душа замирает. От которых ее душа сама умирает. От которого Санни не дышит, испуганно смотря вперед. Теряет дар речи. Отшатывается. Делает пару шагов назад, после — замирает как статуя, что разбивается на осколки. Не мрамор или нефрит летят в разные стороны, а ее сердце.
Ее реальность
Ее жизнь.
Перед Санни стоит ее Эверетт. Нежный, заботливый, любящий. Но именно он окутан светом оранжевых запутанных цепей. Объятый оранжевым призрачным светом, чужой мантией и инородной болью. Поцелованный смертью. Убитый другой яростной душой.
— Эверетт…
Она почти инстинктивно лезет в карман за солью и кидает ее в одержимого возлюбленного, вызывая у него шипение. Отточенными до автоматизма движениями охотница пытается обезвредить орэйджи, но и без этого он не исчезает. Словно что-то не отпускает, не дает переместиться, как обычно. Словно что-то помогает ей и позволяет загнать призрака в круг соли.
Паника первых мгновений и осознаний отступает. Санни воздух в легкие набирает и истошно орет так, чтобы все слышали:
— Эверетт! В него вселился призрак! Мне нужна помощь!
Все ликвидаторы, как по команде, оборачиваются и начинает доставать оружие. Кто-то целится, но даже в такой ситуации она ближе всех к призраку. Соль заканчивается, святая вода в машине, отвести взгляд и тем более отвлечься нельзя. Ошибаться нельзя. Чувствовать боль, сжигающую внутренности, тоже нельзя.
— Отойди! — кричит руководитель охотников. — Есть риск, что тебя заденет!
— Стреляйте! Не дайте ему перевоплотиться или…
Или разрушить еще что-то большее, чем все дорогое ей. Но орэйджи сильный, солевые пули, летящие в его сторону, не попадают в тело, не долетают до него. Будто сталкиваются с незримым куполом, будто между ними есть помеха, будто он сам ею управляет.
— Разве так должно быть?..
Эверетт смотрит только на Санни, отчего ее сильнее колотит. Трясет от того, что она видит в нем — борьбу. Переменно исчезающий свет. Переменно проявляющаяся осознанность во взгляде. Его старые шрамы распускаются оранжевыми ветвями, они расползаются по телу и уже доходят до лица. Нет…
— Эверетт! — пытается она докричаться до него, пытается вновь и вновь разубедить себя в том, что происходит сейчас. Нет…
Санни впервые осознает — по щекам у нее текут слезы. Губы застывают в беззвучном крике о помощи, и она действительно приходит: кто-то из ликвидаторов передает по земле оружие. Охотница быстро поднимает его, не сводя взгляда с орэйджи, но даже за эти секунды он успевает переместиться к ней ближе. Рукой протянуть — и она упрется дулом пистолета ему в грудь.
И она понимает. Душа Эвера еще борется, сопротивляется влиянию орэйджи… Чтобы принять конец от ее рук. И только от ее. Никто больше не встанет между ними. Никто не положит конец тому, что создали только они.
Санни стреляет, и в этот раз пуля исчезает в Эверетте. Не смертельная рана начинает кровоточить, но тело остается на месте. У нее пропадают все мысли, из тела пропадают все чувства… Только кровь бешено несется по телу, шаг не удается сделать. Ноги дрожат и подкашиваются в самый ненужный момент.
Санни слышит биение десяток сердец — всех, кто здесь, кроме своего и Эверетта.
Она слышит шум, издаваемый призраком. Слышит и голоса, сливающиеся в гром отчаянных молитв, нелепых песней для отпугивания орэйджи, криков и разговоров шепотом.
— Как мы могли упустить?
— Могла ли пуля пройти мимо?
— Каждая? Я два магазина спустил только на главного призрака!
— А что, если это жертва?..
Санни подходит близко-близко и теперь отчетливо замечает, как орэйджи рвется из тела, но Эверетт удерживает его невиданным образом. Эверетт, ее бесконечно обожаемый и самый лучший мужчина улыбается. Улыбается сквозь боль, сквозь муки души, сквозь чужеродную злость и ненависть.
В последний раз.
Санни закрывает глаза и стреляет в лоб.
Чтобы наверняка.
Чтобы он не страдал.
Чтобы…
Санни подбегает и падает к телу, еще не успевшему озарить мир последней оранжевой вспышкой. Она срывается на крик, окончательно ломающий все в ее душе, на плач, от которого сводит легкие и сердце. Она касается застывшей груди Эверетта, не готовая прощаться с ним. Не готовая существовать дальше. Не готовая дышать, не готовая жить в мире, где нет их.
Санни прижимается лбом к его замершему сердцу и закрывает глаза, надеясь больше никогда их не открывать.
* * *
— But I can't help falling in love with you5.
Играет их любимая песня, вырисовывая в снах невиданные пейзажи тех мест, где они вместе, счастливы, живут и смеются. Шелестят шторы, и прохлада вместе с ветром попадает в спальню. Шуршат простыни, и щекотливое касание приятной мягкой ткани вынуждают Санни проснуться. Улыбнуться, потянуться в постели и лишь после — посмотреть на мир вокруг.
С нее спадает пелена дремы, когда она видит потолок, залитый светом закатного солнца. Апельсиновые шторы, простыни цвета манго, морковные обои. Все пространство состоит из оранжевых оттенков, где-то более светлых, где-то более насыщенных и темных. Какие-то из них радуют взгляд, а какие-то настораживают и заставляют усомниться в дизайнерском вкусе и выборе.
Санни неоднозначно хмыкает и решает осмотреться. Спросонья она не узнает эту комнату, но та определенно ей нравится. Как и мягкая постель на плетеных ножках, плетеное кресло в углу комнаты. Ковер из старых футболок под ногами. Широкий рабочий стол, на котором лежит ее фотоаппарат и разбросаны карточки к нему. Деревянные шкафы и полки, заставленные сувенирами, рисунками в рамках и фотографиями.
Все это вызывает умилительный трепет в душе.
Кроме…
Пустого, пусть все еще и теплого места на кровати. Совсем рядом с ней. Санни перекатывается на ту подушку и вдыхает аромат, который остался на ткани. Пахнет Эвереттом. Пахнет домом и любовью.
Санни улыбается. Эти духи она подарила… на Рождество? Кажется. Сейчас ей точно не вспомнить этого, да и нужны ли воспоминания о прошедших годах прямо сейчас?
— Shall I stay, would it be a sin?..
Санни тянет руки в сторону, разминает затекшую шею и спину. Все тело хрустит, но на удивление ничего не болит. Она чувствует легкость в теле и радуется ей. Ничего другого не нужно, ведь на душе так хорошо. Так спокойно, так невозмутимо. Хочется верить в чудеса, смеяться и не думать ни о чем. Хотя, может, стоило бы задуматься о еде. Желудок поднывает, призывая Санни встать с постели.
На прикроватной тумбочке она находит стакан с водой и записку, заботливо прикрепленную к стеклу:
«Ты уснула после нашего обеденного разговора. Я не стал будить тебя, приготовил ужин и оставил его на столе. Разогрей и поешь, пожалуйста. В последнее время ты выглядишь не здорово, так что отдыхай, моя солнечная. Детей отвел в секции, заберем их вместе после прогулки. Я буду ждать у моря.
Твой навечно,
Эверетт»
Читая аккуратно выведенные слова, Санни не может не нарадоваться. Все же он — ее человек, несмотря ни на что. И она его часть, часть жизни, сердце и рая. По пути на кухню Санни встречает коллекцию пластинок, любуется ей пару мгновений и замечает рукодельные витражные абажуры на светильниках. Пыль бы протереть, и они будут как новые. Как в тот день, когда они сделали их всей семьей.
— Darling so it goes, some things are meant to be.
На столе, возле которого стоят пять стульев — два больших, взрослых, и три маленьких, Санни видит несколько тарелок, накрытых клошером. Под ними — ее любимая еда. Стейки, овощи на пару и брусничный соус. Перекусив, она идет одеваться. Море холодное, у моря ветрено. Нужно утеплиться, чтобы не заболеть. Накинув кофту, Санни в последний раз смотрит на себя в зеркало. И вновь ее лицо озаряется улыбкой, светящейся ярче солнца.
