Старенький минивэн, чихая и кашляя на затяжных подъемах и крутых поворотах серпантина своим изношенным мотором, покатил обратно на пляж Коктебеля. Несмотря на духоту в салоне, всю дорогу не утихал спор о том, можно ли было верить этому чудному водолазу. Вопрос аутентичности легенды оспаривался почти всеми присутствующими. Только Нина и Егор Иноземцев не учувствовали в споре. Впрочем, у каждого из них были довольно разные причины.

– Ни ты, ни я никогда бы не поверили в возможность существования змея, да и в любой рассказ о нем, ни случись нам самим менее пары часов назад видеть его собственными глазами, – говорил, обращаясь в основном к Сане Ушакову, Володя Башкирцев.

– Да, конечно, это так, но дедушка говорил про рептилоидов, а не про змея, – влезла со своей репликой Катя номер два, которая была не только ревнива, но и довольно тщеславна. Манера ее избранника оставаться в тени, манипулируя окружающими незаметно и, следовательно, без особой выгоды для ее собственного престижа в глазах остальных девиц, вдохновила сейчас Катю номер два на решительные действия.

– Вот именно, что мы его видели, только видели, и все, – возразил своему товарищу Ушаков, тотально игнорируя высказывание Кати номер два.

– А тебе надо было, чтобы он кого-то сожрал? – не унимался Башкирцев.

– Довольно часто мы видим только часть картинки. В случае с фокусами, например, нам показывают только то, что хочет показать нам престидижитатор, – не отступал от своей точки зрения Ушаков.

– К чему ты клонишь? – спросил Башкирцев.

– Возможно, это была оптическая аномалия, разновидность миража, – выдвинул очередную гипотезу Ушаков.

– У всех, кто был на пляже? Не говори ерунду. Так не бывает, – сказал Башкирцев.

– В любом случае, меня это мало интересует. Пусть этим занимаются ученые или краеведы, – подвел Ушаков итог спора со своим товарищем. – Тем более я поменял немного свое расписание и сегодня вечером улетаю, – уже обращаясь к сидевшему за рулем Севе, добавил он.

В тишине наступившей паузы было слышно только натруженное поскрипывание рессор старого автомобиля. Все без исключения посмотрели почему-то на Нину. Даже внимательно следивший за извилистой дорогой Сева бросил в ее сторону осторожный взгляд.

– Тебе придется сдать билет обратно в кассу, – прервал повисшее молчание Егор Иноземцев. – Мы собрались здесь не просто так.

Получив секретный пакет лично в руки и расписавшись за него в протянутом офицером блокноте, Царев попросил Изотова проводить гостей. Находиться на территории института без сопровождающего не позволялось никому из посторонних, а учитывая специальный статус фельдъегерей, общаться с ними на равных мог только Павел Николаевич.

Достав из футляра очки для чтения и вооружившись острым ножом для вскрытия корреспонденции, Царев вскрыл край секретного пакета и погрузился в изучение переданных ему материалов. Не будь Сергей Николаевич по своему мировоззрению одновременно гедонистом и стоиком, его, вполне возможно, охватило бы отчаяние. Все жертвы, принесенные на алтарь секретности по изучению коррекции событий в выгодном для государства направлении, оказались напрасными. И это был, очевидно, только первый звонок. Из переданных ему бумаг нельзя было сделать заключения о масштабах катастрофы. Подлежало хоть что-то спасению или нет, понять в настоящий момент не представлялось возможным.

Не дожидаясь возвращения своего заместителя по безопасности, с которым его связывала долгая дружба еще со студенческой скамьи, он набросал на листке бумаги план безотлагательных мероприятий. Весь запланированный на сегодня график встреч, совещаний и переговоров летел в тартарары, и с этим ничего нельзя было поделать. Незамедлительно попросив помощника позвонить в Академию наук и правительство, дабы предупредить руководство о невозможности его присутствия на запланированных мероприятиях, Царев попробовал связаться с куратором. Вежливый голос секретаря предложил перезвонить через час.

Положив трубку обратно на рычажки телефонного аппарата, Сергей Николаевич откинулся на спинку кресла. Развернувшись по отношению к столу на сто восемьдесят градусов, он стал смотреть в окно, одновременно вспоминая события последних лет, начиная с того момента, когда в изучении проблематики временных изменений появились первые реальные сдвиги. Сотрудники научного подразделения, занимавшиеся указанной выше темой, работали, как и многие другие исследователи на ниве фундаментальной науки, размеренно и никуда не спеша. Проверялись и отвергались самые разные гипотезы, экспериментальные и умозрительные постулаты. Терабайты информации, переписываемые из одного научного манускрипта в другой, процеживались сквозь сито критического реализма, задающегося безжалостным вопросом о ценности этих знаний для практического применения. Флуктуация световых конусов, образованных причинно-следственными происшествиями основного события при прохождении гравитационной волны, в теории действительно не исключала возможность развернуть эти самые конусы таким манером, что, продолжая двигаться по направлению к будущему, некто попадет в точку пространства, где он уже побывал. Создастся некая орбита при движении, по которой возможно вернуться к событию, с которого началось это путешествие. Читая отчеты, Царев невольно морщился, словно запретный плод познания, предложенный ему на пробу, оказывался кислым настолько, что не только питаться, а даже пробовать его было неприятно. При этом на ученом совете ему приходилось соблюдать приличия. Давать волю эмоциям категорически запрещалось. Хотя часто, очень часто Сергея Николаевича так и подмывало прервать очередного докладчика и, сохраняя серьезное выражение лица, пересказать анекдот, услышанный им от Изотова, о том, как в одном из советских НИИ в рамках выполнения продовольственной программы исследовали возможность производства сливочного масла.

Так продолжалось достаточно долго. Успокаивая себя тем, что, в сущности, годовой бюджет, испрашиваемый этим подразделением, достаточно скромен, а в фундаментальной науке период, необходимый для накопления и осмысления данных, получаемых как экспериментальным, так и другими способами, достаточно велик, Царев продолжал придерживаться мнения о целесообразности его дальнейшего существования.

Поворотной точкой в этом потоке унылых событий стала его поездка на отдых в две тысячи четырнадцатом году. Обладая массивом сверхсекретных знаний, Сергей Николаевич никогда не посещал заморские курорты. Жалел он об этом или нет, для нас навсегда останется тайной за семью печатями, ибо Царев всегда отличался дискретностью в своих высказываниях, а его безопасник Изотов, с которым он, возможно, делился своими соображениями на этот счет, просто обладал склонностью к физическому уничтожению излишне любопытных субъектов. Именно поэтому возвращение Крымского полуострова в лоно юрисдикции своего законного хозяина – Российской Федерации, Сергей Николаевич Царев приветствовал искренне и горячо. Начав свое турне летом четырнадцатого года с плоской, но зато лечебной Евпатории, Царев с Изотовым останавливались на пару-тройку дней во всех знаковых городах: Севастополь, Балаклава, Алупка, Ялта, Судак. Из Судака они поехали в Новый Свет, откуда, предварительно запасшись ящиком вина из Голицинского погреба, они планировали добраться до Феодосии на небольшой рыбацкой шхуне, принадлежащей одному старому знакомому, лично пообещавшему сопроводить их в качестве капитана.

Погрузив на борт свой скромный багаж и особо переживая из-за возможной качки, способной ухудшить качество приобретенного ими вина, они попросили капитана немного пройти вдоль берегов легендарной бухты, где снимались почти все фильмы советского кино, так или иначе связанные с морскими приключениями. Подолгу разглядывая в бинокль скалистые берега и стараясь восстановить по памяти тот или иной эпизод разных боевиков, они наконец бросили якорь в Царской бухте. Убедившись в сохранившихся вкусовых и эстетических качествах игристого вина, они, поплавав и освежившись, взяли курс на северо-восток, направляясь к Феодосии. Попутный ветер раздувал паруса. Волнение на море не превышало двух баллов, и тишину, царившую вокруг, прерывали только удары воды, набегавшей на кренившийся правым бортом корпус суденышка. Чернеющая глыба горного массива показалась слева менее чем через полчаса хода.