– Ну что? Пора и в часть, – широко зевнул Алешин.

Ополоснув в реке лица, натянули гимнастерки, заправились и неспешно двинулись обратно. По пути зашли к фотографу, тот вручил Кольке готовые снимки.

– КрасавЕц – оценили старшие товарищи.

До отбоя он написал родным письмо, поместив в конверт одну из фотографий, и вручил для отправки батарейному почтальону.

В ноябре личному составу объявили, что началась война с Финляндией. На политзанятиях разъяснили, белофинны напали первыми, обстреляв из орудий советские части на Карельском перешейке.

Многие, в том числе Колька, тут же написали рапорта с просьбой отправить на фронт, бить коварного врага и стали ждать результатов.

Зима того года выдалась суровая – в январе легли небывалые снега и ударили сорокоградусные морозы. Печи топили непрерывно, но в казармах было зябко, поверх тонких одеял укрывались шинелями. На занятия в поле не выезжали (имелись случаи обморожения), пушки стояли в артиллерийском парке, там же проводилось их обслуживание.

Строевые занятия на плацу отменили, заменив их хозяйственными работами: в первую очередь расчисткой территории от снега и доставке из леса березового швырка на дрова. Кроме того чаще стали внутренние наряды и караулы. Один из таких едва не закончился для Кольки плачевно.

В первых числах февраля их батарее выпало охранять продовольственный склад, расположенный на окраине части. Разводящий – им был Алешин, в двенадцать ночи поставил его на пост и, дав краткий инструктаж, вернулся в караульное помещение.

Колька, облаченный в буденовку, овчинный тулуп до пят, валенки и с «трехлинейкой»* на плече, остался один. Ввиду сильных морозов бдить предстояло два часа, вместо четырех. Паря ртом стал прохаживаться по периметру, объекта. Ночь была тихая, в небе мерцали звезды, под ногами, искрясь, скрипел снег.

Минуя тыльную часть склада, обратил внимание на свет в дальнем из окошек. Любопытствуя, подошел вплотную. За решетчатым переплетом с открытой внутрь форточкой, у потолка горела лампочка, ниже стоял обитый жестью стол. На нем высился куб сливочного масла размером с ящик, рядом – довесок кило на два.

Сразу же захотелось есть. Кормили в полку неплохо, но первогодкам не хватало. Так было всегда. «Хорошо бы этот кусок нашим ребятам в карауле» мелькнуло в голове. На глаз прикинул расстояние от стола до окошка, выходило метра два.

«Была – не была» принял решение. Сняв с плеча винтовку со штыком, правой ладонью в двупалой рукавице охватил цевье, и, вытянув руку, потянулся винтовкой к столу. Далее последовал укол (штык на четверть вошел в довесок), потянул назад. В следующее мгновение он соскользнул, оставшись торчать в масле.

Тихо ругнувшись, попытался вставить штык на место. Увы! Ствол не попадал в крепление. Уставшая рука стала дрожать, вынул «мосинку»* наружу. Через минуту повторил. Результат был тот же самый.

Оглянувшись, кругом было пустынно, снял тулуп, предприняв новые попытки. Безуспешно. На горизонте замаячил трибунал, со всеми вытекающими. Окатило жаром, предпринял еще одну. Уцепил! Осторожно потянул винтовку обратно. Достав, повернул хомутик, прочно закрепив штык. Поставив оружие у стены, утер со лба пот и одел тулуп.

Когда завершил обход склада, со стороны караулки донесся скрип валенок, Алешин привел смену.

– Что-то ты какой-то распаренный, – сказал, когда снял с поста.

– Температурю, немного простыл, – ответил Колька.

– Может сходишь в лазарет?

– Да нет. Все нормально.

В марте морозы спали, война с Финляндией закончилась, на выгодных для СССР условиях был заключен мир.

Глава 3. Война

К апрелю сорок первого года, закончив полковую школу, Николай получил звание сержанта и стал командиром расчета «сорокопятки» в той же батарее. Наводчиком у него был ефрейтор Яшкин из Саратова, замковым грузин Куртадзе, подносчиком снарядов Марчук из Закарпатья – оба красноармейцы.

В начале лета, как обычно, полк выехал на учения в летние лагеря. Учения были такими же, как и раньше – с маневрами, отработками и боевыми стрельбами.

Одним таким вечером, вернувшись после них в лагерь, батарея отдраила стволы орудий от порохового нагара, привела их в исходное, и отправилась на ужин. После него, усадив личный состав у палатки на траву, политрук по фамилии Касаткин выступил с очередной политинформацией.

В Европе уже полным ходом шла война. Начавшая ее Германия вторглась в Польшу, захватила Данию с Норвегией, Францию и Грецию, накапливала свои войска у западных границ СССР. Все это порождало слухи о возможном нападении немцев на Страну, которые жестко пресекались.

Для начала Касаткин напомнил красноармейцам договор о ненападении заключенный между Германией и Советским союзом в 1939-м, отметив, что он неуклонно исполняется. Затем достал из полевой сумки свежий номер «Правды» и громким голосом зачитал сообщение ТАСС*. Из него следовало, что стороны соблюдают условия договора, а распространяемые слухи о предстоящей войне между ними являются лживыми и провокационными.

Закончив, свернул газету, вернув в сумку, и оглядел присутствующих – вопросы?

– Разрешите? – поднял руку один из сержантов.

– Валяй, Марченко, – кивнул фуражкой.

– А кто распространяет эти самые слухи?

– Враги народа, которых еще не всех пересажали. Так что нужно быть бдительными.

– Ясно.

– Имеются ли еще?

Больше вопросов не было.

На этом политинформация закончилась, батарею распустили, через час состоялись вечерняя поверка и отбой. Николай сразу же уснул, проснулся от того, что кто-то теребил за плечо. Оказалось сосед по койке Яшкин

– Чего тебе? – недовольно повернул голову.

– Товарищ, сержант, – прошептал ефрейтор. – Над нами самолеты.

Прислушался. Откуда-то сверху доносился ровный гул.

– Ну и что? Наверное, у летчиков ночные полеты.

В часе езды от лагеря находился полевой аэродром авиационной части.

– У наших другой звук. Вдруг это война?

– Замолчи дурень, а то попадешь во враги народа. Касаткин же разъяснял.

Повернулся на другой бок и снова засопел носом.

А на рассвете полк подняли по тревоге, приказав грузиться на полуторки. К конным упряжкам прицепили пушки, и вскоре длинная колонна, выехав из леса, попылила грунтовкой в сторону Карачева.

Прибыв в часть, узнали, началась война с Германией. Отнеслись к этому по разному. Одни с тревогой «а как же пакт о ненападении?», другие «да мы их шапками закидаем!».

Спустя еще двое суток из первой фронтовой сводки Совинформбюро узнали, что противнику удалось достичь незначительных тактических успехов и занять местечки Кальвария, Стоянув и Цехановец на Минском направлении. В остальном Красная армия дала агрессору решительный отпор. Затем сводки стали тревожнее, немцы захватили Минск со Львовом, Ригу и Кишинев, началось сражение за Смоленск.

К тому времени Ставкой Верховного главнокомандующего был создан Брянский фронт. Карачев обороняла войсковая группа генерала Рейтера. Сюда же была переброшен стрелковый полк 194-й дивизии РККА с приданной ему ротой танков. Артиллерийский полк, в котором служил Николай тоже вошел в боевые порядки группы.

Свой первый бой их батарея приняла в сентябре, на западной городской окраине, превращенной в оборонительный рубеж. Ранним утром его атаковала немецкая пехота. Бой был скоротечным. Артиллеристы сожгли четыре бронетранспортера, красноармейцы из окопов уничтожили пулеметно-ружейным огнем до батальона противника.

Плачевно закончилось немецкое наступление и на других участках обороны. Там, перейдя в контратаку, советские бойцы разбили эсэсовский полк, захватив его штаб и знамя.

Однако радость от первой одержанной победы была недолгой. Вскоре над головами появились немецкие пикировщики, нанеся по позициям оборонявшихся бомбовый удар. Вверх взлетали фонтаны земли, бревна и ошметки тел, ее затянули клубы дыма. Когда же, спустя час, самолеты отбомбившись, ушли на запад, из уцелевших перед батареей окопов донесся крик, – танки!