– Ты почему не осталась в городе?

Я отмахнулась от ненужных вопросов, села за стол. Над столом раскачивается оранжевый абажур, свет от него мягко ложится на белую в цветочках скатерть. Вокруг друг на друга наползают тени, я оказываюсь в густом оранжевом пятне. Всё, я в домике.

– Не маши на меня. Ты же до понедельника должна быть на выездной конференции.

– Я оттуда тупо сбежала. Это была не конференция, а блятский шабаш во главе с одной главной ведьмой.

–Инга, что за слова. Тебя кто учил всему этому?

–Ба, не начинай. Тому, что сейчас происходит в пансионате в Пушкине, красивых слов не подобрать. СС там рулит, то есть Света – стопка. Такое у неё прозвище. Так, Ба, не морщись. Днём всё пристойно. Программа идёт полным ходом, выступления содержательные. Я между прочим тоже выступала с докладом, говорила о нашей работе в ПТУ, о новых подходах к воспитанию рабочей молодёжи. СС одобрительно кивала. Спрячь иронию, Ба! Я обижусь. Знаешь, какие теперь училища в Ленинграде? Или отреставрированные или заново построенные. А какое у них материально- техническое обеспечение, закачаешься. Учебные кабинеты с современной электронной техникой, бесплатные обеды, комфортабельные общежития. «ПТУ- шник» это обидное словечко совсем скоро исчезнет из нашего лексикона. Будет как на Западе элегантное «синие воротнички».

– Ну, что ты меня агитируешь? Ты лучше скажи почему ты сбежала?

– Вот это совсем неинтересно. Два слова, и больше меня не мучай.

Время разгула, от которого я сбежала, наступает после ужина. Часов в девять вечера в каждой комнате начинается пьянка по крупному. В каждом закутке, за шторами, в тёмных углах идёт совокупление. Не веришь? Я спряталась у себя в комнате и закрылась на ключ. Ко мне стучались, а я сидела тихо, как будто никого нет. Выдержала я всего один такой вечер, и решила, что лучше мне уехать.

– А на твоей карьере это не скажется?

– Не знаю. Посмотрим. Ба, какие у тебя пирожные вкусные, Буше вкуснее эклеров. У тебя стол накрыт как будто ты меня ждала.

Я, как маленькая, схватила сразу два разных пирожных, и попеременно запихивала их в рот. Так с полным ртом и пыталась разговаривать.

– Я буду спать на веранде, Ба, ты меня слышишь?

Ну вот, бабушка уже что-то про меня размышляет, сидит со своими мыслями.

Как же хорошо, спокойно. Я люблю август, но именно здесь, на этой веранде, у бабушки. Окно приоткрыто и я чувствую запах вечернего сада, особенно остро доносится аромат душистого табака. В тишине слышу как поскрипывают и стукаются о стекло потяжелевшие ветви яблонь.

В городе в квартире не ощущаешь , что за месяц там на улице, там просто погода. Жара или мороз, важны только градусы, чтобы правильно одеться. В городе всё равно какой месяц, там нет июня или августа. Там просто лето. А здесь за городом важно июнь или, август или сентябрь. Каждый месяц здесь имеет свой особый смысл, свой характер. В августе звёзды зажигаются ярче, к сентябрю они бледнеют, а потом снова засветятся в январе. А в городе разве есть звёзды? Фонари, крыши домов их закрывают.

– Что у тебя вообще происходит? Что дома?

– Трудно мне сейчас. Думала, что вот настал момент, всё изменится. Нет, всё тянется по-прежнему. И почему так происходит, не знаю. Я слабак и не могу действовать решительно. Игорь делает вид, что всё у нас хорошо.

– А родители, что?

– Когда я объявила, что ухожу от Игоря, то мама мне заявила, что если я так поступлю, то я ей не дочь. Вот, что мне делать?

– Ты так мне и не рассказала про своё Ялтинское приключение.

– Ба, это было не приключение, это, как мне показалось, началась для меня другая жизнь, та, в которой мне хорошо.

– И как зовут его? И где он сейчас? Почему не с тобой?

– Его зовут Илья. А где он? Не знаю. Когда мы летели обратно в Ленинград, у нас билеты были на разные места, так он даже никого не попросил поменяться, чтобы сидеть рядом.

– Ой, внуча, дорогая ты моя, вижу что ты хочешь, чтобы он нашёл тебя.

– Один раз он звонил по нашему коду. Три звонка, потом пауза, потом снова три звонка. Я не подошла тогда к телефону, теперь жалею.

– Утром поезжай домой, не сиди тут около меня. Может ещё позвонит.

– Да, Ба, я тоже подумала, что надо ехать в город. Завтра воскресенье, побуду дома, вдруг Илья позвонит.

В «КОЛОБКЕ», В 16.00!

Через два дня я отбываю в Северодвинск, и вот решаю для себя, надо ли мне встретиться с Ингой.

Меня, конечно, здорово перетряхнуло моё такое назначение. Я всю неделю колотился, выяснял, почему меня не оставили на кафедре, и всё это время совсем не думал об Инге. А вот сейчас, когда всё понятно, когда нет другого варианта, а только вперёд в Архангельскую область, я сильно захотел увидеть её.

Я попробовал ей позвонить один раз. Не получилось, она не взяла трубку. Не хотела, или просто не было дома, это вопрос.

Сделаю ещё попытку, а там видно будет. Сегодня воскресенье, поэтому позвоню не сразу с утра, пусть выспится. В одиннадцать позвонил, молчок. Еще раз повторил звонок по коду, ответил мужской голос. Так, муженёк рядом. «Братцы, матросики, вот это уже непорядок». Сразу хочется схватиться за бутылку. Но ещё утро, да и компании не наблюдается.

В два часа снова набрал номер. Инга ответила, и я командным голосом выпалил: «В нашем Колобке в 16.00». В ответ тишина и отбой. Я долго сидел с трубкой в руках и под музыку гудков раздумывал, что же это такое происходит между мной и Ингой. Я люблю ясность, чёткость. А здесь все необъяснимо, не ухватить существо вопроса. Только чувствую, что смысл для меня в этом огромный. Без этих отношений с недомолвками, глупыми обидами у меня просто не будет полноценной жизни.

Ну и что мне думать в данный момент. Придёт она на свидание или нет?

Добрался я улицы Чайковского, в Колобке, как всегда очередь за пирожками огромная. Стою, смотрю через витрину на улицу, вижу идёт моя лапа так неторопливо, как будто и вовсе не спешит ко мне на свидание. В Ленинграде она совсем другая, не такая искрящаяся летней беззаботностью. Идёт такая серьёзная в светлом костюмчике, в туфельках на каблуках, и крепко прижимает к себе дамскую сумочку, очень уж большую. Домашние пирожки вместо кафешных для меня что ли в сумке несёт. Заходит, я машу ей рукой, спрашиваю что брать. Ну, конечно, пирожки жареные с мясом, самые вредные, и чай. Помню, что кофе она не любит. Усаживаемся за стол. Мы даже не обнялись. И смотрим друг на друга долго-долго, без слов. «Инга, милая, где ты была длинную эту неделю? Признаюсь, что ты нужна мне.», это всё я мысленно произношу. А вслух начал разговор про свои перипетии, потому что переполнен ими и хочу ей пожаловаться.

– Представляешь моё распределение обнажило кучу проблем. У моего одногруппника, моего самого близкого приятеля Димы Бойкова, который шёл со мной нос в нос и по работе и по науке сестра оказалась секретарем райкома партии в Москве, и она приложила все усилия чтобы на место ,выделенное на кафедре для меня, назначили Диму.

– А ты?

– А я на Северной флот, но по счастью в Северодвинск, полтора часа лёту из Ленинграда, как в Москву. Ты ко мне будешь прилетать?

– Посмотрим.

– Через два дня представлюсь начальнику госпиталя Беломорской военно – морской базы. И снова начнётся моя бесконечная трудовая вахта. Вот эти два года учёбы в Ленинграде мне не разделить на месяцы, недели. У меня не было будних дней или выходных, праздников не помню. У меня была одна непрерывная рабочая смена протяженностью в два года.

– Да, а девушки были?

– Были, они были больше боевые подруги, рядом несли все тяготы хирургической жизни, но, конечно, ещё и скрашивали наше существование.

– А этот Бойков, он хороший хирург, по твоему мнению?

– Дима был моим сподвижником во всех делах, и в работе , да и в гулянке тоже. Он всегда пользовался моим умением создавать веселую добродушную атмосферу в компании. На этом фоне он казался солидным и серьёзным. Как сейчас мне передали его слова: «эх жаль, что придурок, а мог бы стать большим хирургом с его – то талантами», явно намекая, что до него я не дотягиваю. Да ладно бы девушкам всё это вещал, а оказалась, что такое мнение обо мне он формировал и у нашего начальства, которые думали да Лоевский хорош, но Бойков надёжней.