–А с чего вдруг? В этот самый интурист разве можно нам простым смертным?
– Мой дядя так и говорит, что можно. Потому что, там в интуристовских гостиницах всё было подготовлено для приёма иностранных делегаций, а их-то и нет. Выступили на олимпиаде и сбежали. Ты ведь знаешь о бойкоте. Кто -то вовсе не приехал, а кто-то после окончания сразу отчалил восвояси. Никаких поездок по нашей стране.
– Ой, хочу поехать в Ялту – Ялту вместо делегации. Насладится всем крымским изобилием. И лучшей гостиницей.
– Летим на самолёте, чтобы скорее, чтобы сразу туда, в самую середину интуристовского комфорта. А твой муженёк, не будет против?
– Не посмеет. Что он не понимает, что значит летом гостиница интурист в Крыму, в Ялте. Это же случай, нечаянная удача.
– И билеты на самолёт будут, для дяди это не проблема.
– Спасибо твоему дяде!
«И ПУСТЬ ЭТО БУДЕТ ЯЛТА!»
«Два года без отпуска, только хирургия в стенах больницы Скорой помощи, и бесконечная учёба на факультете подготовки руководящего состава медицинской службы в Военно-Медицинской Академии. Два года как я распрощался с Камчаткой.
И всего месяц отпуска, совсем недолгая свобода. И снова позовёт служба».
Вокруг всё жужжит олимпиадой. Из каждого открытого окошка слышны спортивные репортажи. Забавно, интригующе. Многие страны из-за войны в Афгане отказались участвовать в ней. Но тем не менее Московская Олимпиада удалась.
Мне захотелось ласкового тёплого моря, Черного, конечно. Ещё подумал о крымском вине, и воспоминание об отпуске с друзьями после второго курса теплом разлилось по сердцу. Тогда был Гурзуф с небольшими разноцветными домиками, садами, полными абрикос, слив, черешни. Ресторанчики и бочки с вином на набережной, комната с балконом арендованная на пятерых.
У всех ангина и лечение тёплым Агдамом. Агдам закапывали в песок, он нагревался и этим пойлом полоскали горло, но мы больные ничего не выплевывали, а глотали эту невообразимую жидкость. Такие полоскания не меньше восьми раз в сутки ангину излечивали за два дня.
А сушёная рыбка от гурзуфских моряков была слаще любого южного фрукта. Как всегда в 1968 году все было в дефиците, пиво можно было купить только в баре для комсомольских работников в международном лагере Спутник.
Вспоминаю, как однажды, накупив связки вяленой рыбки и повесив их себе на шею, мы отправились днём в Спутник. Мы были молоды, можно сказать юны, и с юмором у нас было всё в порядке, поэтому пользовались успехом у девушек- официанточек, а особенно у барменши того бара, шикарной брюнетки с ярко красными губами и большой высокой грудью, на которой взгляд всегда задерживается. Мы старались как могли, делали ей комплементы, развлекали и даже намекали о будущих отношениях.
Попросили мы её оставить столик на вечер, и она пообещала. Это была огромная привилегия. Узнав, что в баре остался один ящик Жигулевского, а это двадцать бутылок, каждая из которых стоила двадцать восемь копеек, мы сразу заплатили за него и сказали, что возьмем его вечером. Из напитков в баре были только розовый ликер и коньяк, три звездочки, понятно безумно дорогие, и для нашего кармана и то и другое было недоступно.
И вот вечером вся местная элита, а именно работники торговли, артисты, цеховики, из которых потом выросли кооператоры, каталы и доступные девушки за соседними столиками потягивали коньячок, а своих спутниц угощали ликёром.
Вечер был жаркий. Мы сидим, попиваем холодное пиво с сушеной рыбкой. Глядя на нас, остальным посетителям тоже захотелось холодненького пивка. Однако в баре им отвечали, что все пиво уже выкуплено ребятами.
Какой мужчина не захочет иметь то, чего ему недоступно. На просьбу продать бутылку пива, мы предложили не покупку, а обмен. Сначала мы обменяли три бутылки пива на бутылку коньяка. Следующая бутылка коньяка была обменена на две бутылки пива, следующая уже пошла один к одному. Через час за бутылку пива нам давали уже три бутылки коньяка.
Потом уже мы всех стали угощать коньяком. Это пиво- коньячное пиршество сопровождалось хоровым пением и общими танцами. К концу вечера все так набрались, что чувствовали себя братьями навеки.
Воспоминание отчётливо выявило моё желание немедленно рвануть в Крым. И пусть это будет Ялта!
«ЭТО ЖЕ ТОТ САМЫЙ БАР ИЗ «ЗОЛОТОЙ МИНЫ»
Приятель Серёга Хвостов из медслужбы камчатской флотилии получил назначение в Ялту начальником Дома отдыха Черноморского флота. Когда Серёга устраивал нам отвальную, он сидел переполненный гордости, переходящей в напыщенность. Он время от времени закидывал голову назад, замирал, думая о своём высоком, потом как бы невзначай возвращался к нам и начинал размахивать руками от переизбытка эмоций. Он старался нам не показывать как далеки мы теперь от него, удачливого. Он то на бережку, а мы по прежнему «рожа в масле, хрен в тавоте, но зато в подводном флоте».
Мы понимали, что без волосатой руки здесь не обошлось, и несмотря ни на что радовались за него. Ведь кому-то должно по жизни везти. Ещё он, изрядно поднабравшись, проговорился, что Валентина, его жена уже там, и работает она в ялтинском управлении гостиничного хозяйства. Это совсем было запредельно. Да, родственные связи нашего Сергея были всемогущи.
Улетая с Камчатки, он не оставил свои телефоны. Как бы, не надо, не ищите.
Тем не менее, я здорово рассчитывал на Серегу, когда летел в жаркую Ялту, где маячили не менее жаркие встречи.
Первое, что случилось, я не нашёл ни Серёги, ни Вали. Они улетели к родителям на юбилей. Второе, уже приятное, я смог уболтать Ирину, Ирочку, Валину коллегу, чтобы она меня поселила в любую гостиницу на её усмотрение. Так как я долго и красочно рассказывал про нашу камчатскую жизнь, хлебосольную семью Хвостовых и про Валин салат с крабом, с морской капустой, с красным перчиком и с лучком, то Ирочка, наверное, так живо представила это роскошное блюдо, что у неё пошла слюна, и она растаяла.
Ирочка устроила меня в недоступную простым курортникам гостиницу «Массандра», чудесное двухэтажное деревянное строение с колоссальными террасами, в парке Массандра. Главное преимущество этой гостиницы было то, что по её карточке пускали на пляж гостиницы «Ялта», которая по счастливой случайности соседствовала неподалёку.
Но я не поспешил этим воспользоваться, меня влекло туда, где мы героями – любовниками шлялись по узким кривым улочкам, наслаждались юностью и беззаветно верили в свою счастливую судьбу.
Я сел на троллейбус и отправился в Гурзуф. Никакого такси или попутки, именно вот так медленно двигаясь по шоссе, покачиваясь влево-вправо вместе с остальными пассажирами, я плавно въезжал в свои воспоминания.
Но, увы, не сложилось, не удалось мне насладиться памятными моментами из жизни желторотого слушателя Академии. Ко мне подсела девушка, ну совершенно в моём размере, выше меня на пол головы и с большой грудью. Её груди было тесно в облегающей футболке, она требовала освобождения из плена и мне сразу захотелось стать её освободителем. И я немедленно стал знакомиться с хозяйкой этой привлекательной груди.
Ну, конечно, девушка привезла такую грудь из Киева. Я бойко заболтал по украински, вспомнив свои детские годы в Николаеве. Девушка оказалась аж вторым секретарём районного комитета комсомола и сейчас она в командировке в Артеке.
Гурзуф мною мгновенно был забыт, вернее не так, мы с девушкой решили прогуляться от Артека до Гурзуфа по берегу моря.
Пока мы ехали, начало смеркаться, но на планы прогуляться по морю это никак не сказывалось. Мы болтали и девушка мне всё больше нравилась, сидела в ней загадка, и я стремился её разгадать.
Мы шли по берегу, проходили пляжи, небольшие бухты, окаймлённые невысокими скалами. Наконец в одной из бухт мы уединись. Я нашел лежак и притащил его по воде в нашу бухту. Лёгкие волны набегают и шуршат галькой, луна уже вылезла и создала лунную дорожку. Солёный бриз доносит до нашего обоняния запахи моря. Мои двадцать девять лет располагают к определенным действиям. Наше сближение шло по моей выверенной годами программе.
