Потела она. Кожа ее горела от возбуждения. Она отвечала на близость мужчины, на мощь, исходящую от него, на его обнаженную грудь, покрытую золотистым пушком, В котором играли искорки, грозящие зажечь большой пожар.

– Я слышал все, – заговорил Уэбб, – каждое слово, произнесенное на деловой встрече у Кордеса. Помнишь, я рассказывал о передатчике: вживленном тебе в ногу? Когда я снял браслет, этот передатчик опять заработал.

«Так вот что он задумал! – поняла наконец Мэри Фрэнсис. – Внедрить меня туда и использовать в качестве живого передатчика». Всякий бы пришел в ярость, оттого что его подвергли такому риску. Однако гнев ее поубавился, когда она вспомнила, ради чего Уэбб решился на это. Это больше чем месть. Она хорошо понимала, чего стоит пожертвовать человеком, которого любишь. Знала, что в этом случае пойдешь на все, чтобы оправдать свои действия. Подобно, ему, она лишила жизни того, кого любила. Самого Уэбба. Только она тогда едва сознавала, что любит.

– Больные ублюдки, – прошептал он. – Я слышал, что они хотели сделать с тобой. Чувствовал все.

Его глаза опять загорелись холодным стальным блеском; от ненависти расширились зрачки. Мэри Фрэнсис не могла отвести от него взгляд. – Если бы кто-нибудь из них дотронулся до тебя, я бы ему глотку выдрал, как только попал туда. – голос его звучал ровно и безжизненно, и это заставило Мэри Фрэнсис поверить в его слова.

Она права. Он отказался от своей цели ради нее. То, что случилось с ней на вилле у Кордеса, поставило его перед выбором, и он выбрал ее. У Мэри Фрэнсис защемило сердце.

– У тебя была возможность отомстить Кордесу. А если другой уже не будет?

Его точеное лицо все пришло в движение. Казалось, оно вот-вот рассыплется. Руки Уэбба погрузились ей в волосы. Он притянул ее к себе так близко, будто не хотел, чтобы она видела его лицо, когда он утратил власть над собой. Мэри Фрэнсис со стоном прижалась к его плечу.

– Боже мой, Ирландка, – он горько вздохнул. – Неужели ты думаешь, у меня был выбор? Что я мог думать о чем-то другом, кроме как вытащить тебя оттуда?

– Но твоя семья? Ты же хотел…

– Чш-ш-ш, не надо…

Он крепко прижал ее к своей груди, и на мгновение она забыла обо всем, слушая удары его сердца. Она чувствовала происходящую в нем борьбу, мучилась его болью, но не знала, как помочь. Он сам должен с этим справиться. Он выбрал ее. После всего, что он пережил, после всех пыток и ужасов, он все-таки выбрал ее, женщину, которую почти не знал, которую называл Ирландкой. Уэбб уткнулся лицом в ее волосы, словно надеялся обрести там утешение. Мэри Фрэнсис задумалась: узнает ли она когда-нибудь ответ на свой вопрос, сможет ли Уэбб ответить на этот вопрос?

– Мою семью уже не вернуть, – наконец сказал он. – Никто не причинит им больше вреда. Но Кордес мог уничтожить тебя, или это сделали бы его приятели.

Мэри Фрэнсис позволила Уэббу еще некоторое время обнимать себя, потом не выдержала. Она должна видеть, что с ним происходит. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, почему ее влекло к нему с самого начала. В глазах У эбба царило смятение. Лед начал таять, появилась боль, он погладил ее по щеке и сказал:

– Мне надо еще кое с чем разобраться.

– Я знаю, с Кордесами.

– Нет, теперь уже нет. На этом острове с нами обоими что-то произошло. По-моему, это началось со мной с тех пор, как я тебя встретил. У меня за спиной мое прошлое, и я никогда не смогу до конца освободиться от его пут… Но я хочу измениться. – Голос его стал другим, зазвучал резче. Казалось, еще чуть-чуть, и Уэбб не справится со своими чувствами. – Я хочу стать тем, кого ты любишь…

Мэри Фрэнсис молчала, не сводя с него глаз и не веря, что правильно расслышала, а если и расслышала, то правильно ли поняла. Но время разговоров кончилось. Он наклонился к ней, и Мэри Фрэнсис, повинуясь древнему инстинкту, отозвалась всем своим существом, с наслаждением подчиняясь его власти. Внутри у нее все затрепетало, когда он коснулся губами ее губ.

Он прав, что-то изменилось. В ней тоже. Прошло то время, когда она испугалась бы этого поцелуя, считая, что он превратит ее в ледышку. Ведь Уэбб Кальдерон был ледяным божеством, его самоконтроль просто поражал, он мог пронзить собственную плоть и при этом ничего не почувствовать. Теперь она знала, как все обстоит в действительности. Его страсть – будь то лед или пламя, – живительна. Его губы едва касаются ее губ, а она чувствует их жар, чувствует, как тает лед.

Первозданный лед. Первозданный огонь.

Он наклонился, чтобы взять ее на руки и положить на постель, но Мэри Фрэнсис нашла в себе силы остановить его.

– Подожди! – попросила она. – Сначала ты должен объяснить мне почему.

– Почему?

– Почему я?

Мэри Фрэнсис была убеждена, что из всех женщин мира она менее всех способна внушить мужчине такую страсть, заставить произнести такие слова.

– Я не могу ничего объяснить. Причин слишком много, как звезд на небе. – Он вздохнул и опять коснулся ее губ. – Но если тебе так необходимо знать то вот причина.

– Мои губы?

– Да, твои удивительные губы. Больше мне ничего не надо.

Она не поняла. Никогда не поймет. Эротические видения нахлынули на нее.

– Мои губы… где?

Уэбб рассмеялся и укоризненно покачал головой.

– Какие грязные мысли, детка. Я не имею в виду религиозные испытания.

Мэри Фрэнсис была явно озадачена. Если бы его нежные пальцы не продолжали ласкать ее, она бы добилась от него объяснения. Но сейчас боялась даже вздохнуть, только бы он ласкал ее вот так бесконечно.

Легкие прикосновения его губ отзывались во всем теле.

– Помнишь медальон, который ты оставила мне? – спросил он.

– Конечно, – ответила она. – «Неужели он думает, что я могу забыть про талисман, в котором, кажется, скрыта моя судьба?»

– Однажды ты припала к нему губами, когда тебе было плохо. Я в жизни не видел ничего прекраснее этого движения. Как ты его держала, вся дрожа. Твои ресницы трепетали. Клянусь, я чувствовал, что происходит с тобой. Видел страсть и желание, услышал тихий, беззащитный вскрик.

Он знает. Знает, что значит для нее этот талисман.

Привычное движение выражало всю ее незащищенность, а с годами в нем появилась еще и чувственность.

Он понял это.

– Я хочу узнать это желание на твоих губах. Хочу, чтобы они так же дрожали, прикасаясь к моим губам.

– Если бы я мог вызвать хоть частицу той страсти, это было бы… – Он умолк, не находя подходящих слов.

Мэри Фрэнсис удивилась: это было так не похоже на Уэбба! Но наконец он договорил: —.. это было бы все равно что прикоснуться к Богу, Ирландка. Увидеть совершенство. Не знаю, как еще описать свои чувства.

Паузы между словами становились все длиннее… Неожиданно она почувствовала на своих губах тепло его пальцев. Странный звук вырвался из ее груди, возможно, именно тот, о котором он только что говорил. Она страстно хотела верить, что ей не приснилось, что он и вправду сказал все это, что она для него – воплощение непорочности.

Ей показалось, что Уэбб собирается отстраниться. Мэри Фрэнсис не знала, что делать. У нее защемило сердце, когда она поняла, что он ожидает ответа, видела, что он явно смущен собственными словами. Ей и в голову не приходило, что Уэбб может быть настолько неуверен в себе.

– Подожди. – Она ухватила его за рукав рубашки Я должна кое-что сделать. – Их глаза встретились, и Мэри Фрэнсис почувствовала, как ее охватывает страх. Мраморный взгляд удерживал ее на расстоянии, ей потребовалось собрать все мужество, чтобы продолжить. Она прошептала: – Я должна сделать вот что. Она не стала дожидаться, пока Уэбб наклонит голову и коснется ее лица, или подаст какой-то знак, что ей нечего опасаться. То, что она собирается сделать, так же естественно, как поднести медальон к губам. «Если верить в розы, они расцветут». Это не из Библии, это старая ирландская пословица. Ее любила тетя. Но до сих пор Мэри Фрэнсис редко вспоминала эти слова.