Она тоже ходила к дяде Сергею на лук. Ее осанка была достойна книжки про амазонок. Хотя кто их знает, какие они были по правде, эти амазонки. У нее тоже было семь стрел. И все семь легли почти в центр. Она повторяла тур за туром, увлекшись и разговаривая сама с собой. Ругая и поправляя себя. А собака сидела сбоку и смотрела. Смотрела, и Мигель бы сказал, если б видел – «Так собаки не смотрят!» Но собаки, как только не смотрят!
Чай с травами, с чабрецом и смородиновым листом, дымился на столе. Мигеля не было. Было почти темно. Ночная птица повторила свой зов. «Где же ты?»
Мигель упал на корточки перед собакой, сидевшей перед крыльцом, сдавил ее шею в объятиях так, что пес напряг шею и подтянул губы, зарылся в его щеку, или что там у псов сбоку, и вошел на кухню.
Он казался выше обычного. Он что-то знал. Его глаза излучали тепло и образы. Лук висел у него на спине, рубашка была мокрая от пота насквозь. Мышцы груди и шеи играли разгоряченные. Он медленно стянул колчан, не переставая смотреть на Марисол. «Потерял мысль, похоже» – подумала она.
В контуре желтых волос ее лицо было так спокойно и светло, что он залюбовался на нее.
– Ты что-то хотел сказать, Миг!
– Мари! Я нашел дом!
Верхний дом
Ночная птица кричала всю ночь. Марисол повесила рисунок в большой комнате, и Мигель смотрел на него при свете лампадки.
Дети волновались с утра. Марисол пересыпала в маленькую корзинку ягод и завязала тряпочкой.
– Мы нарвем по дороге, если захотим.
– Мы идем в гости – сказала девочка, подняв взгляд на брата. – И там не собаки.
– Давай я один пойду!
– Пойдем вместе! Там посмотрим.
Мигель взял лук, меч, колчан, Марисол одела ботинки из шкафа. Пса нигде не было. Кошка смотрела с печки, лежа на лапках, кончики которых свешивались.
Мигель вышел из дома и внимательно осмотрел поляну. Собаки не было. Дуб пошевеливал огромной кроной. Ивы шептались во всю. Ветер приносил свой голос из-за леса. Лес стоял стеной.
Мигель встал перед дубом и достал стрелу с красными перьями. Он метнул ее в стену леса.
Марисол смотрела на брата. Тот стоял без напряжения, с повисшим на кисти луком, потом медленно оттянул тетиву, пока она не коснулась скул. Стрела свистнула между ней и дубом. Марисол развернулась к лесу и пошла к началу тропы. Стрела лежала на ней неподалеку.
Она вспомнила желтые глаза из-за деревьев. Но их не было. Кто-то щебетал в ветвях.
Пару раз они садились на поросшие мхом упавшие стволы или собирали ягоду. Пахло хвоей и багульником. Ох, как пахло багульником в этот раз! Марисол знала, что если собрать его весной и поставить в воду, он благоухает, пускает листочки и цветет. Она нарвала веточек и добавила ромашек и колокольчиков, но это уже потом, когда они вышли на полянку. Дом стоял в большом светлом пятне и легкий дымок поднимался из трубы. Стало страшно.
А может это был не страх. Но мысли путались и сердце колотилось.
– Подожди здесь. – сказал Мигель.
– Не стоит.
Ворон каркнул два раза. Дети посмотрели вверх, птица сидела не вершине крайней огромной лиственницы. Солнце было в зените, и облака рядами скользили на юг.
Они стояли перед дверью. Мигель впереди. С луком и колчаном на спине. С мечом на боку. Девочка сзади. С букетом и корзинкой. Они не решались войти. Мигель поднял руку, задержался и три раза постучал.
Секунд десять кровь стучала в висках. Взгляды замерли на коричневой двери из дубовых светлых досок. Рука сжимала рукоятку меча. Потом дверь открылась сильным спокойным рывком.
Чуть вполоборота, бросив спокойный взгляд на пришедших, красивая, среднего роста женщина с удивительными красно-рыжего оттенка волосами, в свитере и брюках, тонкая, но сильная, почти без паузы сказала:
– Ну, наконец-то!
Прижала дверь к стене стоящими у порога сапогами, сделав шаг назад, качнула головой и добавила:
– Вперед!
Что-то в ней было от южноамериканских индейцев, вот только волосы не были черными. Это был скорее костер на голове, пышный и горящий во все стороны. Да и повыше она была. Тот порыв, который испытала Марисол, заставил ее оттолкнуть брата, и она одним скачком приблизилась к ней, но рука остановила ее. Она не смогла ее обнять. Она стояла рядом и смотрела на ее лицо. Женщина положила ей руку на щеку и медленно поцеловала в волосы. От нее пахло чем-то вкусным. Потом она убрала руку с щеки, и Марисол тут же обняла ее за талию и уткнулась в нее. Мигелю тоже хотелось подойти поближе. Он стоял за сестрой. Женщина провела коротко рукой по его волосам.
– Пошли, дети – сказала она и высвободилась – Будем считать это не ошибкой, а развитой интуицией. Эмоциональные! – сказала она в комнату.
Марисол не выпускала из рук корзинки и букета и протянула их женщине. Та чуть сжала губы и забрала только букет.
– Эмоциональные дети с развитой интуицией. – произнесла она.
– Волка они не бросились обнимать? – донеслось из комнаты.
– Бедный волк. – Сказала женщина и вошла в комнату. – С них станется.
Дедушка сидел за дальним концом стола и набивал свою маленькую трубку. Она была с длинным прямым мундштуком и круглой чашечкой на конце. Он был одет в черное. Он был как китаец. Он был маленький. Сколько ему было лет? Сто? Он был молодым, но ему было очень много лет. У них тоже висел этот рисунок на стене. Это было, наверное, куплено в той лавке. Там такие тарелки с росписью как раз продавались.
– Ягоду надо со сливками есть. – сказал он девочке.
Марисол была с ним одного роста. Сливки были в кувшине, и они с дедушкой стали возиться с заливкой их в большой плошке и разливанием чая в маленькие чашечки. Китайские. Мигель почувствовал, что он очень хочет спать. Голова поплыла. Марисол с дедушкой напихивали чай и травы в чугунный китайский чайник, переливали что-то куда-то. Женщина взяла Мигеля за плечо и уложила на кровать, подложив небольшую подушку.
– Как тебя зовут?
– Исабель.
Глаза просто слипались. Марисол стала приваливаться к дедушке. Исабель взяла ее на руки, и они пошли в другую комнату. Дедушка взял, наконец, набитую трубку, снял с Мигеля колчан, сложил рядом меч и лук и пошел на ступеньки. Исабель задвинула штору.
– Эмоциональные дети. До интуиции пока далеко. Сколько они не спали?
– Да. В непростом сне им выпало проснуться. – улыбнулся дедушка.
– Курорт, я бы сказала. – Она приостановилась и задумалась. – Кто-то еще пробивается сюда. Кто-то не из этой «сказки». Не пойму.
– Кто-то ищет детей. Упертый, как носорог. Этот пробьет все. Ему наплевать в какой он «сказке». Он их видел кое-где, эти ваши сказки. – и дедушка засмеялся. Но смеялся он не как дедушка.
– Но я не знаю. Это я так, фантазирую.
Исабель и дедушка
Мигель видел всадника. Он все еще скакал по бескрайней долине. «Папа!» Но всадник не оборачивался. Потом он увидел дядю Сергея. Его лицо было в поту. Красное, жилистое, скулы обозначились. «Похудел» – подумал мальчик. Он очень сильно работал. Всем телом, руками. Он был сосредоточен. Он что-то рвал и пробивал своим кинжалом, который ему подарил капрал, когда они, потеряв всех, вдвоем пробились из окружения в Карнакаре. Какую-то плотную, как опилки вату. Только ее было много! Казалось, до бесконечности.
Кто-то еще сидел у окна и плакал. И Мигель тоже заплакал, но пес толкнул его лапой в грудь и ткнул его мокрым носом в глаз. Он что-то говорил ему, и это было понятно и очень важно, но вдруг мальчик почувствовал что-то совсем другое. И все его мышцы напряглись. Какой-то смутный образ то ли тени, то ли человека в черном плаще и маске осматривался на сером фоне. Он что-то искал. И этот образ вызвал очень большую тревогу. Сердце забилось, и человек стал поворачиваться в его сторону. Стало жутко. Чей-то голос прорвался извне:
– Похоже курортная карта заканчивается, – донеслось до него. Мальчик открыл глаза, сердце билось так, что рубашка подскакивала. Он смотрел на новый для него потолок, и тот же голос снова донесся до него:
