Часть 1.

Падение «Доминанта»

1

Доктор Альберт Шанц проснулся на рассвете с чувством необъяснимой тревоги и некоторое время лежал в кровати, глядя перед собой в потолок и с помощью логики пытаясь понять, с чем связано это необычное для его хладнокровного рассудка состояние. Альберт никогда не считал себя параноиком или невротиком, но в данном случае это было похоже именно на опасность нервного срыва.

Оставаясь по характеру совершенно бесстрастным человеком, Шанц спросил себя, с чем это может быть связано? Он не клаустрофоб, в роду больных шизофренией вроде бы не было. Тогда что? Переутомился на работе? Сказать по правде, в этом могла быть доля истины. Его и вправду в последнее время слишком захватила его научная работа. Шанц спешил к ней каждое утро в течение всей недели в непривычном для него возбуждении и почти детском восторге. В его работе, определённо, было какое-то скрытое коварство; казалось, она упорно не отпускала его из своих хищных объятий, однако он был этому пока только рад.

Несмотря на некое недоброе предчувствие, закравшееся к нему в предрассветных сумерках, поначалу этот день ничем не отличался от череды предыдущих. Приняв душ и позавтракав, доктор Шанц покинул свои апартаменты, спустившись по лестнице на первый этаж центрального корпуса института, быстро прошёл в конец пустого, залитого солнечным светом коридора, миновал автоматическую двустворчатую бронедверь, пройдя мимо комнаты охраны, затем вошёл в лифт и не глядя нажал кнопку, которую нажимал каждый битый день. Лифт бесшумно и быстро спустил его на тридцать метров под землю, где находился один из ярусов подземного комплекса научно-исследовательских лабораторий.

Выйдя из лифта, доктор миновал ещё один безжизненный коридор, остановившись перед двустворчатой стальной дверью, над которой висела табличка с надписью: «Сектор С». Альберт приложил ладонь к панели биометрического замка и приготовился было переступить порог подземного каземата, но, к его изумлению, дверь не открылась – впервые за пять лет его кропотливых научных, поистине каторжных работ. В недоумении Шанц застыл на месте, не понимая, что происходит. Он приложил ладонь к панели снова, но сенсоры по-прежнему не сработали. Шанц беззащитно огляделся, однако вокруг не было никого, кто мог бы ему помочь. Сверху слабо мерцали плафоны из толстого стекла, выделяя скудный свет, которого едва хватало, чтобы разглядеть дверь лифта в конце коридора.

«Вот было бы интересно и захватывающе, если б не открылась ни одна из этих дверей, и я застрял бы в этом сумрачном подземном коридоре ещё на несколько дней, – подумал Альберт. – Бесконечных, кошмарных дней».

Дверь открылась лишь с третьей попытки после того, как доктор несколько раз усердно протёр ладонь от пота об свой стерильный халат. Гадая о том, что могло послужить причиной этой временной неисправности сенсорного замка, Шанц переступил порог двери, оказавшись в одном из секторов, предназначенных для чрезвычайно секретных исследований.

В течение последней недели доктор Альберт Шанц ежедневно выполнял на этом ярусе подземного комплекса одну и ту же рутинную работу. Она состояла в том, чтобы наблюдать за существом, помещённым в специальный саркофаг в секторе «С». Создание внешне почти ничем не отличалось от обычного человека. Оно было зачато здесь, на одном из нижних этажей, успело пройти все стадии роста от эмбриона до взрослой особи буквально за считанные месяцы и теперь мирно дремало за стеклянной скорлупой саркофага. И хотя оно выглядело образцовым подобием homo sapiens без каких-либо видимых патологических отклонений, Шанц всё ещё не был склонен считать подопытного венцом научного творения.

Проект «Доминант», как окрестил его профессор Волков, генеральный координатор всех исследовательских работ и руководитель института, по крайнему убеждению Шанца, нуждался в доработке. Однако сам профессор был настроен куда более оптимистично и напрочь отметал все сомнения своего главного ассистента и заместителя по должности.

В тот день они снова столкнулись с Волковым в секторе «С». В центре просторного светлого помещения располагался громоздкий, более трёх метров в длину саркофаг, за герметично закрытым стеклянным колпаком которого можно было разглядеть умиротворённое лицо атлетически сложенного мужчины. В нём не было бы ничего аномального, если бы не его гигантский рост – более двух метров. Небольшое отклонение в геноме, как сказал профессор Волков, который предпочитал даже не обращать на это внимания. После ряда печальных неудач этот образец казался идеальным; более того, профессор считал, что эта незначительная ошибка как никогда приблизила их к наилучшему результату, увенчавшему годы кропотливых изнурительных трудов.

Шанц не разделял восторгов Волкова, оставаясь непробиваемым скептиком до последнего. Он хорошо помнил, каких нервов и усилий стоило им обезвредить несколько менее покладистых экземпляров, отличавшихся редкой даже для животного мира агрессивностью. Порой они вели себя, словно гигантские насекомые, причём некоторые из них напоминали этот вид животного царства даже внешне, демонстрируя не меньшую, а, возможно, и большую ярость и бескомпромиссность.

Последний образец проекта порадовал своих создателей стопроцентной человеческой внешностью, совершенно без намёков на клешни, клыки или жвала, собирающиеся выскочить у него из нутра. И тем не менее ничего не выражающие безжизненные черты спящего атланта скорее отталкивали, чем привлекали; в них было не больше жизни и естественности, чем в серых, покрытых кафелем стенах и бронебойных дверях, ограждавших это существо от внешнего мира. Доктор Шанц относился к последнему подопытному, пожалуй, даже более настороженно, чем к предыдущим, более устрашающим на вид.

Лаборантка лет тридцати с глубоким шрамом на левой щеке следила за показаниями компьютера, подсоединённого к системе жизнеобеспечения. В данный момент она старалась делать это чуть более внимательно, чем обычно, поскольку рядом находился профессор. В стороне за стеклянной перегородкой притихли двое охранников в чёрной униформе, непривычно режущей глаз в медицинской лаборатории, где почти всё было ослепительно белого цвета, включая, конечно, и стерильные халаты учёных.

Доктор Шанц подошёл к саркофагу и встал рядом с профессором. За пять лет они никогда не здоровались по утрам, так же как и не прощались, будто эти годы слились в один сплошной, бесконечно долгий рутинный день. Тот с какой-то странной улыбкой изучал лицо подопытного, склонившись над стеклянной крышкой саркофага. Волкову было далеко за семьдесят, во всём его облике сквозило что-то от умудрённого Франкенштейна, демонического, но тем не менее внушающего уважение. Его пышная седая шевелюра, видимо, уже несколько лет не знала расчёски; выражение лица могло быстро смениться с гневного на приятное и радушное и, в целом, он мог казаться артистичным и непостоянным, что иногда встречается среди людей неадекватных или гениев.

Доктор Шанц являл собой полную противоположность руководителя научного института, однако иногда могло показаться, что он вполне успешно перенял многие черты характера своего наставника. Он был моложе профессора почти на тридцать лет; вечно бесстрастное выражение его лица выдавало в нём скептика, трудоголика и практика; из-под стёкол очков в строгой металлической оправе мерцал взгляд холодных свинцово-серых глаз, взгляд акулы, не упускающий из виду ни одной мелочи. Надо сказать, этого пронизывающего «стеклянного» взора доктора побаивались многие из рядовых лаборантов.

Альберт Шанц считался вторым человеком в институте после профессора, поэтому ни одно из зрелищных представлений местного научного аттракциона ни в коем случае не могло обойтись без него. Более того, иногда он знал наперёд, что должно случиться, будучи посвящён во все детали, как того и требовал рабочий протокол. Между тем ему не хотелось думать о том, что все доступные ему сведения проходят через руки профессора, власть которого в этом удалённом от цивилизации научно-исследовательском институте, затерянном среди прикаспийских степей и холмов, была безгранична и сравнима разве что с каким-то диктаторским правлением. Престарелый самодержец явно знал и оберегал свою власть, стараясь держать на привязи всех сотрудников, включая даже самых приближённых вроде Шанца.