Однако у доктора в кармане был сильный козырь: врождённое чувство дипломатии, невероятное терпение и некоторая способность научного предвидения. Это можно было назвать каким-то шестым чувством, поразительным чутьём, позволявшим ему предугадывать некоторые грядущие события в области их общих с профессором научных изысканий. Однако о большей части этих предчувствий он предпочел бы умолчать, дабы профессор Волков не счёл его паникёром.

Вообще говоря, в последнее время их отношения сложно было назвать даже партнёрскими. С некоторых пор Шанцу начало казаться, будто профессор скрывает от него какие-то очень важные научные данные или чего-то попросту не договаривает. От этого противного чувства подозрительности и недоверия было крайне сложно избавиться, и время от времени это проявлялось в виде яростных споров и вспышек раздражительности у обоих, хотя, осознавая явное преимущество профессора по опыту и рангу и не забывая о дипломатии, доктор всегда оставлял за своим руководителем право на окончательное решение.

То, что случилось совсем недавно как будто должно было объединить их усилия и примирить раз и навсегда. Цикл многолетних утомительных экспериментов близился к развязке. По-видимому, в стенах научного института наконец-то свершилось нечто значительное и вселяющее надежду. Казалось, триумф был близок, и на монументальном полотне их общих чаяний, бессонных ночей и кропотливой работы оставалось сделать лишь несколько последних штрихов.

– Послезавтра утром, – коротко сказал профессор, не глядя на Шанца, словно говорил с самим собой.

– Что послезавтра утром? – с интересом спросил Шанц.

– Послезавтра мы отключим систему, выведем его из комы и посмотрим, на что он способен. Завтра к вечеру нам должны доставить партию приматов, так что ваша задача, доктор, подготовить их к эксперименту. Я заказал диких самцов павианов из южной Африки. Должен сказать, это довольно агрессивные экземпляры, так что поосторожнее с ними, Альберт.

– Зачем они вам? – с интересом спросил Шанц.

Профессор с лёгким удивлением взглянул на него и сказал:

– Как будто сами не знаете? Пора проверить боевую реакцию нашего доминантного «самца».

Шанцу стало немного дурно. Перед его мысленным взором на мгновение предстал покрытый плотным линолеумом пол в лаборатории, залитый кровью, и ему показалось, что он снова слышит испуганные крики охранников, как в тот несчастливый для института день, когда одно из «бракованных», созданных профессором существ вырвалось из клетки, вцепившись когтистыми лапами в горло одной из лаборанток. Инцидент закончился тем, что охранники пристрелили взбесившуюся тварь, а лаборантку удалось вернуть к жизни на операционном столе, но Альберт запомнил этот случай надолго, и сейчас он вновь вспыл в его памяти во всех своих ужасающих кровавых красках. Сотрудницу, которой в тот день настолько не повезло, звали Лидия. Она поправилась и спустя некоторое время вернулась к работе, решив, к удивлению Шанца, остаться в институте, но глубокий шрам на её некогда симпатичном лице было невозможно скрыть никаким тонирующим кремом и можно было только догадываться о её чувствах, когда каждое утро она приступала к работе, связанной с наблюдением за очередным подопытным образцом.

– Профессор, – произнёс Шанц, помедлив. – Я считаю… я просто убеждён, что это несвоевременное решение.

– Вы серьёзно? – безучастно откликнулся Волков.

– На мой взгляд ещё рано выводить его из этого состояния. Если честно, я бы на некоторое время вообще заморозил проект.

– Посмотрите, какой красавец, – со спокойным удовлетворением произнёс профессор. – Он жаждет предъявить себя миру, а вы хотите свернуть проект. Кстати, все физиологические показатели нашего «Доминанта» в норме.

Последние слова профессора, произнесённые им с безразличием и каким-то отрешённым, по-детски мечтательным выражением лица, вывели Шанца из себя, и он повысил голос:

– Плевать на внешние показатели, даже если они очень обнадёживают! Одним словом, нужно заново провести вскрытие и повторить все анатомические исследования. Я бы взялся за это сам, причём немедленно!

– Чего вы боитесь? – скорчив недовольную мину, спросил Волков.

– Мы тут не в детские игры играем. Лучше перестраховаться лишний раз, чем после в спешке заметать следы, как это нередко бывало раньше.

– Успокойтесь, я абсолютно уверен в успехе!.. Да и потом, сроки поджимают, доктор. Мы и так затянули с проектом, а наши спонсоры уже требуют отдачи. Нельзя сбрасывать это со счетов, иначе нас просто лишат финансирования. И тогда вы поедете домой, где вас с нетерпением ждут, не так ли?

Доктор Шанц снова почувствовал себя проигравшим в этой словесной баталии. Действительно, сложно было на это что-то возразить. В тех краях, откуда он сбежал, напортачив по юридической части, его ждали лишь несколько полицейских чиновников из следственного комитета, которые были рады задать ему несколько вопросов отнюдь не для научного журнала, и, наверное, больше никто. В последней дискуссии как всегда победил профессор. Он и его спонсоры.

2

Костя Пришвин добрался до Нареченска из родной Самары на нескольких видах транспорта: поездом, автобусом и, наконец, просто автостопом. Уже на второй день пути к своей конечной цели, научному институту, находившемуся где-то за чертой этого небольшого провинциального городка, Костя понял, что мобильную связь ему, вероятно, в ближайшее время не восстановить и соответственно он может забыть и обо всех банковских услугах, когда у него закончатся последние наличные деньги.

В последний раз на пустынной дороге по направлению к институту Пришвина подбросил загорелый местный парень на самосвале ЗИЛ-130. Они тряслись на ухабах около часа, перетирая разные темы от политики и современных научных разработок до красивых девчонок из Иваново и ценах на вещевых базарах в Подмосковье, где Косте когда-то довелось побывать, пока шофёр не остановился у оживлённого скудной растительностью предгорья – отсюда начинала виться почти неприметная каменистая тропинка, терявшаяся среди иссушённых солнцем, красноватых соляных холмов.

– Вообще-то мне нужен институт Биотехнологий, – заметил Пришвин, оглядывая окрестности, чем-то напоминающие марсианский пейзаж. – Разве это здесь?

Загорелый парень молча указал на покосившуюся табличку, видневшуюся поодаль у подножия склона. На ней можно было разобрать слегка затёртую от времени и суховеев, аккуратно выведенную чёрной краской, надпись:

«БИОСФЕРНЫЙ РЕЗЕРВАТ. ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЁН!»

Пришвин радостно кивнул:

– То, что нужно! Далеко отсюда до института?

Местный с каким-то испугом посмотрел на Костю и сказал:

– Мы объезжаем его стороной. Кстати, два дня назад один из таких же, как ты психов задал мне тот же вопрос. Надеюсь, он уже дома и смотрит телевизор.

Костя не успел задать парню логичный уточняющий вопрос, когда тот, даже не удосужившись распрощаться, отжал газ и скрылся из виду на бешеной скорости.

Пришвин в изумлении проводил взглядом самосвал, оставивший позади себя плотную завесу из пыли и дыма. То, что он услышал, откровенно говоря, не очень-то его и напугало, – скорее, наоборот, заинтриговало и пробудило ещё больший интерес к вожделенному институту. Если следовать логике, этот кто-то мог быть репортёром, таким же, как и он сам. Значит ли это, что у него появился соперник? Или местный «абориген» попросту ошибся?

Пришвин двинулся по тропинке, уводившей вверх по песчаному склону, отметив про себя, что ему остаётся всего несколько часов до наступления сумерек и что оказаться одному в темноте в неизвестном необитаемом месте было бы не самой приятной перспективой, тем более если местные жители так беспокоятся за каждого чужака, появившегося в этой местности.

По-видимому, ему предстоял последний марш-бросок, далеко не самый лёгкий, но имевший преимущество с учётом тех опасностей, с которыми мог столкнуться Костя и в которые он был заранее посвящён. Список возможных рисков был коротким, но предельно ясным, и первое правило, позволявшее обойти первую опасность, гласило: «Бойся лёгкого пути!»