В каждой общине были такие женщины. Как только кто-либо входил, чтобы выразить своё сочувствие и соболезнование, эти женщины начинали издавать громкий плачь и стенания. Чтобы новопришедшие могли ещё проще пролить свои слёзы со скорбящими родственниками. Эти женщины знали всякие подробности каждого человека, и сразу, без всякой подготовки, начинали рыдать. Приводя имена их недавно умерших родных и близких. Тем самым задевая сердце каждого. И каждый, вспоминая своих, плакал уже совершенно искренне и о чужих.
Во дворе было много соседей, которые пришли принять участие в похоронах. По традиции предать тело земле необходимо было не позже вечера дня смерти. Если больной жил ещё до захода солнца.
– Всё готово к выносу, – подошёл к Яиру какой-то иудей. – Покойницу обмыли и одели как невесту. Потому как она не смогла выйти замуж. Ждали только тебя. Прошу, не затягивай прощание. Поскольку задержка похорон это только дополнительные мучения для её души.
– Ты всю воду вылила? – шёпотом спросила одна иудейка другую.
– Конечно. Убрали всю воду из дома и у соседей из трёх ближайших домов. Ведь ангел смерти наносит свой удар мечём, предварительно погруженным в находящуюся поблизости воду.
– Хорошо, – одобрительно кивнула первая.
– Зачем вы подняли смятение и оплакиваете ранее положенного? Это дитя не умерло, но заснуло, – возвысил свой голос Йешуа.
– Яир, ты кого с собою привёл? – моментально смолкли все рыдания, а глаза просохли. – Кто это такой, чтобы такое говорить?
– По виду вроде бы взрослый иудей, а по разуму словно чадо неразумное, – стали насмехаться над ним плакальщицы.
– Ступай домой, блаженный, и не мешай нам исполнять положенное.
– Мы прекрасно видели, как её омывали двумя вёдрами воды. Её душа уже покинула тело.
Шимон, сжав кулаки, сделал шаг вперёд, но Йешуа его удержал.
– Насилие не приемлемо в Царствие Небесном. Оставь их.
– Послушайте меня, – обратился он к ученикам. – Я не хочу, чтобы народ толпою вваливался в дом порядочного иудея, когда у них и так тяжко на сердце. Поэтому полагаюсь на вас и ваше убеждение людей. Не допускайте никого внутрь, пока мы не выйдем оттуда.
– Пётр, Йаков, Иоанн. Идёмте со мною, – кивнул при этом учитель хозяину дома. И они вошли внутрь помещения.
Внутри тоже присутствовали плакальщицы, которым Йешуа велел удалиться и те молча послушались. Пройдя дальше, они вошли в комнату скорби.
Окно было распахнуто настежь, но любопытствующих под ним не было. Слева за дверью стояла лавка, где сидела поникшая мать с опущенной головой. Ворот её одежды был также разорван «печатью горя». Чёрное одеяние было одето задом наперёд, чтобы разрыв одежды не оголял грудь. Рядом с ней сидела женщина, читающая псалмы Давида.
“Йеговы земля и всё наполняющее её, вселенная и живущие в ней.
Ибо Он на морях основал её и на реках утвердил её.
Кто достоин взойти на гору Йеговы и кто – стать в месте святом Его?
Тот, у кого чисты руки и непорочно сердце, кто не склонял к суете души своей и не клялся ложно.
Тот получит благословение от Йеговы и справедливость от Элохим спасения своего.
Это поколение вопрошающих Его, ищущих лица Твоего.
Это Йаков. Сэла! Поднимите, врата, главы ваши и возвысьтесь, двери вечные. И войдёт Царь славы.
Кто этот Царь славы? Йегова сильный и могущественный, Йегова, могущественный в войне.
Поднимите, врата, главы ваши и возвысьтесь, двери вечные. И войдёт Царь славы.
Кто Он – этот Царь славы? Йегова Цеваот, Он, Царь славы. Сэла!”
– Выйдите, – повелительно посмотрел на женщину Йешуа.
– Всевышний да утешит тебя вместе с остальными скорбящими Сиона и Йерушалайма, – сказала она безутешной матери, покидая комнату.
– Цветочек мой ясный! – не выдержал отец, подходя к лежащей девочке и падая перед нею на колени. – Не увижу я больше как ты возрастаешь и играешь у меня на коленях! Подсекла тебя болезнь не ко времени! Не успела ты созреть, как полагается! Не родители должны закрывать глаза своим чадам!
Йешуа подошел и аккуратно поднял иудея, а его ученики сопроводили его на скамейку.
Девочка лежала на столе, на простыне-саване, в которую потом будет завёрнуто тело, обряжённая в белое одеяние. Глаза были закрыты и сверху были слегка присыпаны щепоткой земли. Ноги были босыми, а у изголовья горели свечи.
– Верьте Отцу моему Небесному. Ибо для него нет ничего невозможного. И да будет по вере вашей, – произнёс он наклоняясь над девочкой и осторожно смахивая и обдувая с её глаз землю. – Красота не должна увядать так рано, не успев порадовать окружающих.
Затем он выпрямился, нежно взяв её за руку.
– Девочка, встань! – громко возгласил он.
Стояла полная тишина. И только Пётр, находящийся ближе всех заметил, как она тихо и глубоко вздохнула, и как стали наливаться румянцем бледные щёки ребёнка. Затем затрепетали ресницы, и она открыла глаза, встретившись с ласковым взглядом Йешуа. Опираясь на его руку, она медленно приподнялась и села.
– Полное выздоровление с Небес! – негромко произнёс потрясённый Пётр.
На родителей было больно смотреть. Изумление повергло их в ступор. Они не могли оторвать своих глаз от дочери, которую все считали умершей. Радость и скорбь слились в единое целое.
– Отец, мама, – произнесла она, и опираясь на руку Йешуа спрыгнула на пол.
– Девочка моя! – кинулась к ней мать.
– Цветочек мой ясный! – не удержался Яир от рыданий, обнимая их.
– Она голодна, – обратился с улыбкой Йешуа к родителям. – Покормите её хорошенько. Теперь всё у неё будет хорошо.
– Благословен Ты, Адонай, Элохим наш, Владыка Вселенной, одаривающий добром нас недостойных, за то, что одарил меня добром, – обливаясь слезами и борясь с комом в горле выдавил из себя Яир, глядя на учителя.
– Амен, – ответили присутствующие. – Тот, кто одарил тебя добром, пусть вечно одаривает тебя всяческим добром.
– Не говорите никому о свершившемся. Ведь девочка усопла и проснулась. Я не хочу, чтобы в народе это стало предметом оживлённых толков, пересудов, слухов и молвы. Я пришёл возвещать прежде всего о Царствии Небесном.
– Да, да. Да будет так, – закивал Яир и нежно обняв, уткнулся в плачущих женщин.
– Идёмте, – устало посмотрел на учеников Йешуа. – Нам тут делать больше нечего. В этом доме теперь будет радость жизни вместо печальной скорби.
И они спокойно покинули дом начальника синагоги.
Перикопа 25
Катэгорео ен даимонизомаи
Обвинение в бесовстве
По улочкам Кфар-Нахума, следуя за молодым учителем, шёл возбуждённый народ. У стены, прижавшись друг к другу, сидели два слепца просящих подаяние.
– Слышишь? – обратился один к другому. – Кажется, сюда идут люди.
– Я бы даже сказал, что много людей, – подтвердил второй, повернув свою голову по направлению к шуму.
– Я даже улавливаю выкрики, прославляющие нового учителя.
– Да. Скорее всего, это тот, о ком говорят как о Машиахе, проповедующем слово Элохим и дарящим исцеления.
– Вот бы он и нас помиловал.
– Эх, – огорчённо вздохнул иудей. – Мы всего лишь два нищих слепца. Нам нечего ему предложить, но можно попробовать. Вдруг А-Шем смилуется над нами.
Шум приблизился, и слепцы встали, вытянув свои руки.
– Помилуй нас, сын Давидов! – вскричал первый, привлекая к себе внимание, стараясь быть услышанным сквозь гул толпы.
– Умилосердись над нами, Машиах!
“И поклонятся ему все цари, все народы служить будут ему.
Ибо спасёт он бедняка вопящего и нищего беспомощного.
Помилует он бедняка убогого и души убогих спасёт.
От насилия и злодеяния избавит он души их”!
– Помилуй нас, сын Давидов!
Но Йешуа только взглянув на них, молча прошёл мимо.
– Жалко слепцов, – обернулся Иоанн, когда они уже удалялись от них.
– Слепота распространена в Палестине, – пожал плечами Фаддей. – Болезни, жара, песчаные бури и яркое солнце, всё это может лишить человека зрения.