– Comment?

Официант даже не старался скрыть высокомерие, предаваясь распространенной среди французов забаве – делать вид, что не понимаешь английский собеседника.

– Спокойно, Карл. Спокойно, – на выдохе неторопливо произнес посетитель.

Может быть, от его ровного безэмоционального голоса, может быть, от звуков русского языка официанту неожиданно вдруг стало не по себе. И когда сидящий перед ним мужчина молча перешел на язык жестов, показывая желаемые позиции в меню, он быстро принял заказ и торопливо покинул открытую террасу кафе.

Посетитель глянул ему вслед, покачал головой и откинулся на спинку стула.

– Как же хорошо в Париже! Все приветливые, улыбаются, спрашивают: «Как дела?» – пробормотал он снова по-русски, уже не скрывая раздражения.

Неподалеку вдруг раздался громкий смех. Обернувшись, раздраженный посетитель встретился взглядом с мужчиной лет пятидесяти. Короткий ежик седых волос, обветренное лицо. Несмотря на разную внешность – раздраженный посетитель темноволосый, черноглазый и худощавый, а смеющийся над ним седой, коренастый и заметно старше, – оба были неуловимо похожи стилем одежды: неприметная, удобная, практичная.

– Надо было сразу на русском, у них снова в моде англофобия, – пояснил смеющийся мужчина и отсалютовал соотечественнику бокалом. После чего взглядом показал на пустое место и пересел после кивка.

– Александр.

– Карл, – пожал протянутую руку все еще раздраженный посетитель.

– Это имя или…

– Карл Андерсон. Да, как в паспорте. Нет, русский. Сказки не пишу, почему не Ганс Христиан, не знаю.

Раздражение еще не ушло, поэтому неожиданно для себя Андерсон в пару фраз выдал слишком много личной информации.

– Прости, я…

– Да все нормально, привык уже. Просто из-за этого… – Андерсон все же сдержался и не стал говорить вслед ушедшему официанту все, что он о нем думает. Неожиданный знакомец между тем снова совершенно не к месту рассмеялся, но чуть погодя пояснил на недоуменный холодный взгляд темных глаз:

– Мы с тобой прямо писательская пара: я Пушкин.

– По паспорту?

– По паспорту я Александр Сергеевич и работаю в ландшафтном дизайне.

– Что? Все-все, понял, – кивнул Андерсон с небольшой задержкой, догадавшись про артиллерию. – По делам здесь?

– Да, можно сказать и так, – усмехнулся Пушкин, оглядывая одежду собеседника и отдельно посмотрев на его рюкзак темно-зеленого цвета. – Сам как здесь? Турист или проездом?

– Турист, – кивнул Андерсон и, увидев приподнятые в недоумении брови, развел руками: – Да на самом деле турист, гештальт закрыть.

Пушкин все еще смотрел недоверчиво, поэтому Андерсон – обычно неразговорчивый и молчаливый, неожиданно для себя начал объяснять подробно и полно.

– Понимаешь, давно хотел побывать в Париже. Очень давно – еще в двадцатом году взял билеты на март и…

– И? – не сразу понял Пушкин многозначительной паузы.

– Коронавирус же. Как раз мир в двадцатом году в марте закрылся.

– Точно, в масках же все ходили! – вспомнил Пушкин, звучно хлопнув себя по колену. – Надо же, чуму и конец света обещали, а уже забылось совсем. Прививки еще делали, в Москве на улицу только с аусвайсом, в шаурмячную без куар-кода не зайдешь…

– Да, было время. Когда коронавирус кончился, я снова решил весной сгонять в Париж на пару дней.

– И взял билеты на март двадцать второго? – в этот раз уже с ходу догадался Пушкин.

– Именно.

– Да, неудачно получилось.

– Есть такое. В двадцать четвертом даже билеты не брал, по личным причинам не удалось, – невольно потрогал Андерсон тонкий белый шрам на лице. – В двадцать шестом снова взял, снова на март.

– А ты хорош! – уже не сдержался Пушкин.

– После двадцать шестого я уже рукой махнул. Подумал – может, ну его, этот Париж? А недавно вдруг снова потянуло. Вчера днем билет взял – и вот я здесь.

– Обманул мироздание?

– Вроде того, застал врасплох, – усмехнулся Андерсон и махнул рукой в сторону витрины кафе. – Пришел вот, луковый суп попробовать. Читал, здесь самый лучший в Париже.

«Наглая ложь», – коротко прокомментировал Пушкин, выразившись созвучно, но в одно слово и чуть более ярко. Потом добавил что-то на французском – которого Карл не знал, но по тону высказывания понял, что и в этой фразе смысл созвучен.

– Да? Ну и ладно, зато вид хороший, – обернулся в другую сторону Андерсон, показывая на виднеющуюся неподалеку Эйфелеву башню. – Только эта лошадиная задница немного панораму портит.

Самая знаменитая достопримечательность Франции отсюда, с площади Трокадеро, действительно была видна с некоторыми помехами – в которые в числе прочих входила конная статуя на высоком постаменте. К Эйфелевой башне обращенная передом, а к уличной террасе кафе противоположной своей стороной.

– Эта лошадь, между прочим, несет генерала Фоша, подписавшего Компьенское перемирие, завершившее Первую мировую, – прокомментировал Пушкин.

– Ну это меняет дело, – с насмешкой покивал Андерсон. Он хотел было сказать что-то еще, но вдруг осекся на полуслове, прислушиваясь. Пушкин тоже насторожился, глядя на небо. Откуда раздавался постепенно усиливающийся – до непривычных, невозможных и даже пугающих для центра города значений, гул самолетных двигателей.

Не говоря ни слова, оба мужчины в изумлении наблюдали, как появившийся из-за крыш в зоне видимости огромный самолет – с надписью «Air France Cargo» на борту, в пикировании влетел прямо в основание Эйфелевой башни.

Едва слышимый сквозь грохот взрыва, над площадью раздался единый крик вскочивших с мест испуганных людей. На пару мгновений перекрывая остальные звуки, рядом раздался глухой удар – прямо перед кафе небольшой грузовичок врезался в зад открытого желтого феррари, водитель которого резко затормозил. Девушка за соседним столиком уже снимала происходящее, направив камеру смартфона в сторону столба черного дыма на Марсовом поле, не обращая внимания на ДТП совсем рядом.

Всем было наплевать на разбитый желтый феррари, всеобщее внимание было приковано к происходящему на другом берегу Сены – к медленно, это уже было заметно, наклонявшейся Эйфелевой башне.

Всеобщее внимание к башне было приковано ровно до того момента, как рядом не раздалась сразу череда взрывов, во время которых несколько окон в соседнем здании полыхнули огнем. Неподалеку раздался пронзительный визг резины – одна из машин беспилотных такси, выскочив на площадь и в вираже набирая скорость, заехала на уличную террасу соседнего кафе, буквально срубая ряды столиков, подпрыгивая на ломаемой мебели и людях. Посыпалось стекло витрин – таранивших места скопления людей беспилотных такси было уже несколько. Два, три… нет, пять, шесть – не верил своим глазам Андерсон.

Вокруг происходило что-то невероятное, немыслимое; меньше чем за полминуты спокойный утренний город превратился в филиал ада на земле. Андерсон, не зная, что делать, принялся делать то, что умел, – попытался оказать первую помощь одному из тех, кого совсем рядом переехало такси. Но, едва присев у хрипящего мужчины, он почувствовал рывок: Пушкин, увидев опасность, вовремя успел его оттащить. Очередная машина такси пошла на таран, как раз сейчас разбив – словно кегли в боулинге, большую группу собравшихся у пострадавших людей.

Сразу же последовал второй рывок – Пушкин свалил Андерсона на землю, и прожужжавший над ними дрон доставки разбил голову удивленному официанту с луковым супом на подносе. Отскочив, прежде чем упасть, дрон еще врубился винтами в группу людей рядом. Поодаль полыхнула выбитая взрывом витрина кафе, с неба – направленно атакуя людей, прилетело еще несколько дронов доставки.

– Валим, валим! – потянул Пушкин Андерсона за собой.

Мужчины побежали прочь с площади. За спиной, заглушая повсеместный грохот и переходящие в вопли крики, еще один свалившийся в штопор самолет воткнулся в расположенный неподалеку дворец. В это же мгновение канализационный люк перед бегущими взлетел в небо, выбитый струей огня. Андерсон с Пушкиным отшатнулись, падая на вздыбившуюся брусчатку.