Артёму эти уточнения не были очень важны.

– То есть вы оставили Лилю одну со сломанной ногой и уехала в Турцию?

– Не совсем одну. Мы наняли Веронику, медсестру, в качестве приходящей сиделки. Она приходила убираться, следила, чтобы Лиля принимала лекарства, помогала ей в быту и возила на физиотерапию. Время шло, Лиля сидела дома в одиночестве. Вероника не особо интересовалась её проблемами, как и мыслями, да с Лилей вообще трудно найти общий язык.

– И что же в конце концов случилось? – печенье было очень вкусным, и Артём ел одно за другим.

– Как-то Вероника мне сказала по телефону, что Лиля стала всё время проводить за компьютером, и у неё появился настоящий виртуальный друг.

– А вы как хотели? Конечно, появился. Невозможно жить без общения.

– Она стала одержима этим парнем. Но вы же понимаете, что значит виртуальный друг. За аватаром может скрываться кто угодно, также как и говорить он может, что угодно, – Мария явно волновалась. Она, видимо, всё ближе подходила к цели встречи, о которой Артём уже догадывался.

– Так и не совсем так. Долго заинтересовать бы он её вряд ли смог, если бы не соответствовал её представлениям о человеке, с которым ей на самом деле интересно. Сколько по времени они «дружили»?

– Четыре с лишним месяца.

– Он выходил с ней на видео контакт? Она видела его?

– Нет. Также, как он ее не видел. Только аватарки. Гарантий нет, конечно, но так утверждает Вероника.

– Да, тут есть о чём подумать. Парень может оказаться зрелым мужиком, а то и вовсе пенсионером. Хотя, она бы почувствовала. Молодёжь очень быстро определяет возраст и отличает своих от чужих. Кратковременно он мог бы ей морочить голову, но четыре с лишним месяца – это приличный срок при каждодневном контакте, чтобы выспросить всё, что важно. Я имею в виду с обеих сторон.

– Вероника мне говорила, что Лиля просто воспряла. Потом пришло время снимать гипс, заниматься восстановлением ноги, она терпела все процедуры, у неё был стимул – ей впервые, наверное, стал интересен человек, и она захотела с ним встретиться. Я так думаю.

– Но что-то пошло не так, и они не встретились? Верно?

– Да, она попросила его о встрече, и он пропал. Исчез из сети, и найти его она не может.

– В таких случаях, как мне подсказывает практика, Лиля должна была искать ему замену.

– Вы совершенно правы. Она стала её искать, но, сами понимаете, интересных парней много, которые могут вести беседу и шутить на том уровне, который бы её устраивал, но вы же знаете человеческую сущность, она влюбилась в этого парня. Она искала и продолжает искать его. Мне кажется, что мозгу всё равно, в кого влюбиться – в аватар или в живого человека.

– Да, почти так, к сожалению. В этом собака и зарыта. Я думаю, у неё началась глубокая депрессия, и она не знает, куда себя деть, пока не найдёт этого парня. Как его звали?

– Ей он представился, как Кир.

– Да, похоже на ник.

– Вероника постоянно шарит у неё по карманам, в сумке, в мебели, вроде бы ничего опасного, наркотиков или чего-то подобного пока не нашла. Но мы боимся. Её надо выводить из этого состояния. Она с утра до вечера сидит в компьютере. У неё самая настоящая зависимость. Ей безразлично всё, что происходит вокруг. Она похудела, совершенно за собой не следит. Ходит в кроссовках и трениках.

– А сколько прошло времени, как он пропал? Этот Кир?

– Почти месяц. Мы прилетели на Новый год, пытались её расшевелить, она не реагировала на никакие наши предложения и практически с нами не общалась. Через два дня мы должны вернуться в Турцию. Я, если честно, боюсь, – она говорила искренне, и в то же время чувствовалось, что она зажата обстоятельствами, и возможно, винит себя в том, что мало чем может помочь дочери.

– Мне надо с ней встретиться. По меньшей мере, она должна попасть ко мне на приём. Вы же понимаете, что дистанционно такие вещи не вылечиваются.

– Я за этим к вам и пришла, то есть попросила встречу. Но как это сделать? Она ни за что не согласится идти к психоаналитику на приём. Это практически невозможно. Понимаете, я готова на многое, ну, то есть я готова заплатить любую сумму. Может быть… Мы хотим, чтобы вы взяли её в стационар, к себе под полное наблюдение и убрали у неё компьютер.

– Но она же взрослый человек, – попытался возразить Артём.

– Я на многое готова пойти, доктор. Компьютерная зависимость – это, конечно, не героин, но эта ужасная зараза разрушает личность моей дочери, у которой психика и так на грани. Никакие сиделки справиться с ней не смогут. В Турцию она ехать отказывается. Я очень на вас надеюсь, доктор. Мне рекомендовали вас, как очень талантливого специалиста.

– Вы хотите госпитализации, я правильно понял?

– Да, в отдельной палате, конечно. Ну, всё-таки у вас же частное отделение, хоть и в государственной больнице.

– Вся сложность положения ещё и в том, что у нас практически нет мест, вы же говорите чуть ли не о завтрашнем дне.

– Доктор, вопрос оплаты вашего труда не обсуждается.

– Я завтра в двенадцать позвоню, раньше, думаю, не успею всё уладить.

– Мне уже стало легче, спасибо большое. И да, вот ещё что… – Мария взяла с низенькой подставки, стоявшей рядом с её креслом, свою сумочку, подержала в руках, как бы замешкавшись, потом открыла и через мгновенье положила перед Артёмом компьютерную флешку, – это записи Лилиных разговоров и переписка с Киром. Всё, что нам с мужем удалось достать из её компьютера. Очень маленький фрагмент. Она всё стёрла. Нам кажется, это может вам пригодиться.

Открываю глаза и вижу незнакомый белый потолок со светящимися лампами. Я лежу на больничной койке, рядом тумбочка, дальше письменный стол, стул, кресло. Смотрю на себя – я в своей пижаме, которую терпеть не могу, потому что верхняя часть застёгивается на пуговицы, и меня это бесит. На тумбочке стоит бутылка воды и стакан. Открываю бутылку, наливаю воду в стакан и жадно пью.

Где это я?

На полу вижу новые тапочки, на спинке кровати висит халат, тоже мой, из мягкого трикотажа с атласным поясом, который мне мама привезла из Турции.

Сажусь на кровати, опускаю ноги, влезаю в тапочки, встаю. Голова немного кружится. Прохожу в туалет: унитаз, биде, раковина, душевая кабина, на вешалках висят белые полотенца. Выхожу, дёргаю входную дверь – закрыто. Можно, конечно, постучать и поорать, но лучше сначала осмотреться повнимательнее и понять хоть как-то, что со мной происходит, куда меня привезли и, главное, зачем.

Судя по тому, что мне положили домашние вещи, меня увозили из дома с согласия родителей.

Подхожу к окну. Окно сделано так, что открыть его нельзя, есть только подобие форточки наверху. Смотрю через окно – та же зима, что и вчера. Примерно пятый этаж. Вижу во дворе машины Скорой. Скорее всего, я в больнице. Для частной клиники здание великовато. Значит, я в частном отделении. Каком?

Слышу, как щёлкает замок, и открывается дверь.

– Лиля, здравствуйте! Меня зовут Маргарита, я помощница Артёма Викентьевича.

Знать бы, кто такой этот Артём Викентьевич.

Передо мной стоит стройная симпатичная женщина лет тридцати, лицо которой полностью покрыто веснушками.

Вот не люблю я наклеенные ресницы, и ещё маленький камушек прилепила на правое веко. Наверное, для Артёма Викентьевича старается. Её медицинский халат сидит, как коктейльное платье. На ногах поблёскивают пряжки от дорогих бежевых лодочек на небольшом каблуке.

– Слушаю вас, Маргарита, – спрашивать у неё ничего не собираюсь.

– Я вам принесла завтрак, вот, пожалуйста, – закатывает в палату тележку, на которой тарелка с крышкой клош, как в ресторанах, кофейник, чашка на блюдце и вазочка с голубикой.

Смотрю на неё и думаю, дурака, что ли повалять, опрокинуть всё на пол или отказаться от еды? Но лучше сначала понять, куда меня запихнули, и по всей вероятности, родители, так как больше некому. А Вероника, тупица, потеряла халявную работу. Не надо было шпионить.