Взгляд кофейных глаз девушки испуганной птахой взвился с пола, перелетел на плечо Саши.

– Конечно, аби.

И снова от тембра ее голоса Лизу бросило в дрожь. Было в нем что-то знакомое, но не уму, а сердцу. Что-то притягательно близкое, чему Лиза не смогла дать названия.

Их взгляды пересеклись. В глазах Сульгюн настороженность и затравленность зверька, с вольготной жизни попавшего в лапы браконьеров, переплетались с интересом к миру, в котором придется с нуля строить жизнь.

– Чувствуй себя как дома, Сульгюн. Я уверена, что мы подружимся, – мягко обронила Лиза и засмущалась от признательности, мелькнувшей во взгляде новой подруги.

– Отлично, все друг друга любят, значит, пришло время отведать вкуснятины, которую приготовили деву… Опачки, это что такое? – Саша изумленно разглядывал кастрюлю, в которой варились вареники. Некоторые из них оказались раненными бойцами, и часть начинки расплылась в воде. – Не понял, вы решили суп вместо обещанного приготовить? Тогда почему по-турецки, кашей, а не с нормальным картофелем, дольками?

– Эээ… это… это… эксперимент! – выпалила Лиза. – Но тебя заждались красивые и вкусные вареники. Налетай, директруня.

– Другое дело! – крякнув от удовольствия, Саша занял предусмотрительно освобожденное Синаном – младшим – место, схватил сразу два вареника. – Ох и проголодался же я!

Почти светало, когда закончились вареники, иссякли темы для разговоров и силы для его поддержания. «Местные», зевая, держась за животы и желая мира женским рукам, отправились на боковую, а «пришлые из соседнего ложмана» поспешили откланяться, оставив после себя испачканные кастрюли, грязные блюда и гору стаканов. Под глазами быстро смекнувшей обстановку Нилюфер сгустились тучи. Уголки губ провисли в скорбном призыве.

– Косматая, пожалуйста, вымой посуду ты. Честное слово, ни капли сил не осталось. Ни вот такой даже грамулечки, – Нилюфер поднесла к лицу подруги свою маленькую ладонь, намереваясь продемонстрировать ей размер «грамулечки».

Вяло улыбнувшись, та отпрянула.

– Вымою.

– Я знала, что у тебя доброе сердце. Только сделать это нужно сегодня, иначе к утру вас муравьи съедят.

Одному Богу известно, по какой невидимой связи муравьи узнавали о наличии в доме хотя бы крошки еды. Стоило хозяевам утратить бдительность и оставить на ночь грязные кастрюли, стаканы или – самое приятное – тарелки с едой, как к утру дом осаждали суетливые черные дорожки.

Гасан замешкался у порога, якобы воюя с непокорными шнурками китайских кроссовок. Едва за последним гостем закрылась дверь, одним прыжком подскочил к Лизе.

– Лиз, я что спросить хотел, – начал он, даже не пытаясь заглушить голодный блеск в глазах. – У тебя парень есть?

Еще один.

– Нет и не надо, – буркнула она. Усталость не позволила добавить в голос нотку доброжелательности и сочувствия, «отшить красиво», как называл подобные разговоры любимчик дам Саша. – Спокойной ночи, Гасан.

Отвернувшись, она не заметила сузившихся глаз незадачливого поклонника и его сжавшиеся кулаки. На тыльной стороне ладони, там, где ее коснулись вразнобой подстриженные ногти, заалели полумесяцы.

– И тебе не хворать, – прошипел Гасан.

Ядовитые растения вырастают из непримечательного зернышка, день за днем набирая свою смертоносную силу. Если бы Лиза знала, какое чудовище вырастет из только что посаженного ею семени раздора, она, забыв про усталость, метнулась бы догонять Гасана, извинялась бы так красноречиво, как не извинялась и в пять лет, до слез обидев маму. Но интуиция девушки спала, поэтому Лиза, домыв посуду и вытерев руки о полотенце с гусями, побрела к кровати. Не раздеваясь, рухнула на ромашковое поле одеяла и тут же заснула, окутанная заботливо-приторным ароматом апельсинов.

Тест на выносливость под названием «работа на отдыхе других» набирал обороты. Лиза уже неделю как плюнула на правила дамского приличия, требующие от нее появления в магазине при полном параде, и косметичка переехала в тумбочку под кассой. Это экономило девушке 20 минут утреннего сна. Сборы без десятиминутной прогулки до отеля по сонным улочкам занимали всего полчаса.

Около магазина, как и ожидалось, не было беснующейся в ожидании открытия толпы. Давно позавтракавшие туристы нежились на широком галечном пляже отеля. Море, еще покусываемое ночными ливнями, и днем рассерженно отторгало от себя лучи солнца. Но его нервозность все чаще брала выходной, и туристы, повизгивая от жалящей воды, уже совершали смелые забеги.

Это значило, что до обеда Бутиковый рай будет похож на вымершее царство. Лиза налила чашку растворимого Нескафе, выудила из ящика тумбочки бисквит, принесенный накануне кем-то из обретенных друзей-клиентов и чудом спасенный от прожорливого Саши.

– За щедрых туристов! И за новый прекрасный день на курорте.

Девушка вдохнула его медово-пряный аромат, в предвкушении поднесла чашку к губам и…

– Доброе утро, ашкым16! Как спалось?

От наполнившего магазин аромата гортензий бисквит утратил былую прелесть.

– Уйди, Ниля! У меня сегодня выходной от тебя.

– Вот уж нет. Не забудь, косматая, вечером идем в кафе у моря! Любимый заждался, – выпустила на волю счастливую улыбку Нилюфер.

– Вот уж нет. Мы пару дней назад там были и принял тебя твой ненаглядный не очень-то любезно. И вообще, он же с 11 вечера работает? Почему сам не приедет к тебе днем? – неодобрение выбора подруги сквозило в каждом звуке, произносимом отчетливее обычного.

– Спит. И предпочитает, чтобы приходила я. Любит инициативных, знаешь ли.

Закончив с бисквитом, Лиза достала шкатулку со средствами для маникюра. Находила в нейл-арте17 украденное сезоном умиротворение.

– Если ты ему действительно нужна – он тебя из-под земли достанет. Если нет – твоя инициатива ни к чему. Встретился с тобой раз – и переключился на следующую, «белую кожу». Поступил так, как мы поступаем с туристами.

– Фьюю, косматая. Живи одна в своем черно-белом мире, а меня из моего разноцветного к себе не перетаскивай. Ты правда не видишь разницу между туристками-однодневками и мной, месхетинкой? Со мной ни один турок так не поступит, кишка тонка.

– У смазливой мордашки, и тем более у… хм…, – Лиза скосила глаза вниз, – национальности нет. Твой гарсон, извини, не похож на страстно влюбленного Ромео.

– «Семейная жизнь» и «страстная влюбленность» не всегда плоды одного дерева, косматая. Первого мне достаточно. Это тебе то кофе с сердцем на пене, то любовь как в кино подавай. А мне нужна лишь крыша над головой, вся семья под ней да кусок хлеба с мясом.

– Ты поэтому носишь исключительно фирменные дорогущие вещи и золото размером с твою голову? – сквозь доброжелательность, маской накрывшую тон Лизы, не просочилось ни ноты бушующего внутри девушки раздражения.

Эта пухлощекая месхетинка невыносима в своей заносчивости. Как и Лиза, она оказалась одна в чужой стране, но в отличие от Лизы боялась остаться наедине со своей душой, исковерканной чередой пережитых трагедий, а потому нацепила свинцовую броню в метр толщиной, заблокировавшую всякие представления о вежливости. Именно эта тема и служила явной или скрытой причиной постоянных девичьих склок.

Земля в новой стране для иностранца – это болото. В ней нет опоры. И правила, и культура, и обычаи – все новое, зыбкое, неизвестное. Зачастую – противоположно привычному. Во второй год становится легче. По крайней мере понятнее. Но, увы, нельзя уберечь от боли новичка и того, кто сам летит на острие ножа, по привычке видя в нем счастье.

– Знаешь, как проходят мои вечера, рыжая? – в обычно барабанной четкости голоса Нилюфер промелькнули надрывные нотки. – Одна рука непроизвольно тянется к пакету с конфетами, вторая – к мобильному. Вдруг, как ты его называешь, гарсончик что-то написал или позвонил, а я не слышала. Нет. Тишина. Долбит кинжалом со смазанным ядом наконечником. Только не в уши, а в сердце. Я не видела его уже миллион дней, Лиза. Он занят уже миллиард минут. Ты хочешь, чтобы нынешний, очередной невыносимый вечер прошел так же?