Каблуки вновь запорхали, исполняя сначала на мостовой, а затем и на мраморе пола отеля победную мелодию.

Перед магазином шаги приостановились.

Наряженные манекены грустно смотрели на залитый светом пустынный Бутиковый рай сквозь темноту текстильного. Соседи в магазинах праздновали начало очередного однотипного дня чашкой растворимого Нескафе с утащенной туристом булкой из ресторана или купленным в маркете Юсуфа бисквитом. Даже мяч задней части тела Нилюфер, против обыкновения, не торчал из бутика сумок.

«Чертовка Нилюфер, ответишь ты за свой розыгрыш».

Лиза успела накрасить лишь один глаз, параллельно прихлебывая кофе, когда в текстильный ввалилась семья. Подтянутый глава с роскошными усами а-ля Фридрих Ницше в коротких клетчатых шортах и алыми носками в босоножках, влетев в магазин, обласкал взглядом манекены в пеньюарах. Его дородная супруга в халатообразном балахоне и накрученном на голове шифоновым тюрбаном нахально перещупала все не скрытые стеклом витрины ткани. Трое пронырливых пухлощеких мальчишек тыкали в белоснежное белье откусанным концом палки чучхеллы.

– Валя, так шо мы берем? – зычный бас главы семейства наверняка был слышен и в Стамбуле. – Давай быстро решайса, захарать же пора, не на полвека мы суда приехали. Девушка! – тряхнул усами в сторону Лизы. – Хде вы были, полутра мы ваш махазин осаждаим. Памахите вы ей Христа ради, иначе мы до ханца отдыха у вас проторчим. Нам нужны палатенца для этих бандитав, три штуки, с капюшонами, знаете бывают такие, шобы мокрыми с пляжу не итти.

– Одел их – и ты черный плащ! Повелитель темных сил! – подскочил к Лизе один из тройняшек и направил на нее огрызок чучхеллы. – Пах! Пах!

День сегодня встал не с той ноги. Однозначно.

– Ты только патрона моего не убивай, иначе некому будет мне зарплату платить, – мрачно попросила Лиза, под одобрительный кряк туриста упаковывая махровые халатики с вышитыми на них якорями. – Вашей очаровательной супруге, шеф, могу предложить потрясающий сарафан, незаменимую вещь в жару. Он отлично подчеркнет топазность ваших глаз, Валентина. Нам, женщинам, это немаловажно, – закинула удочку с аппетитной наживкой. – Драгоценная у вас супруга, капитан.

Запахнув плотнее халат, словно желая сделать его неуместность менее заметной, Валентина зарделась.

– Пасмотрим, а, Вась? Одним хлазком только, – пискнула, не рассчитывая на положительный отклик.

– Конечно посмотрите, тем более, что вы – невероятные везунчики, попали на беспрецедентную акцию: сегодня просмотр и примерка красивых вещей абсолютно бесплатна.

– Ты молодец, дивчина, – разразился хохотом Василий. – Так и быть, Валюха, мерий шо хош. Паживее тока.

Тут же забывшая о расстройствах утра, Лиза вошла в роль художника, ваяющего из серой шейки белую лебедь, не замечая, что от дверей, пряча довольную усмешку, за спектаклем наблюдает Саша. Лазурный сарафан в пол с короткими рукавчиками-парашютами скрадывал изобилие тела туристки, в нужных местах подчеркивал его женственность. В каждой даме живет богиня, только у кого-то это бодрое жизнерадостное существо, а у кого-то требующая внимания и капельки любви сонная личинка.

– Вась, храсива-то как…, – обновленная Валентина не могла отвести от зеркала сияющих глаз.

– Вы похлядите, шо Турция с людьми делает! Ты харалева, Валюха!

– Пока еще принцесса, – раскрасневшаяся Лиза задумчиво почесала подбородок. – Топазное колье и серьги, вот что сделает вас королевой, Валентина. Померяем? Бесплатно!

– Ваяй, Лизочка, маю харалеву! – решившись, махнул рукой, словно отрубил все связывающие с прошлым нити Василий.

Едва сосед-ювелирщик открыл перед ними обитую черным бархатом коробочку, в которой горделиво красовался комплект из золота с топазом грушевидной огранки, Валентина ахнула и схватилась за сердце. У Василия увлажнились глаза. Непроизвольно зажал он ладонью карман, в котором проглядывали очертания кошелька.

– Вааась… у нас хадафщина через месяц, – прошелестела туристка, не в силах отвести взгляда от завораживающей игры света на камне.

– Была не была… Берем! – Василий погладил карман, прощаясь с его содержимым.

Нагруженная пакетами с халатиками и сарафаном, а также шляпкой, парой футболок, десятком пар бамбуковых носков и капитанской кепкой («Вы, щедрый капитан, всю семью сегодня порадовали, а про себя забыли. Несправедливо это»), семья удалилась. Рука Василия нашла приют на талии супруги, ее щека – на его плече. Проводив их взглядом, Лиза пересчитала выручку и едва удержалась от поцелуя Саше.

– После таких клиентов я обожаю этот магазин, патроша! Ты видел, сколько радости принес всей семье один простой сарафан? Видел, как расцвела Валентина? Море счастья вышло из берегов! А Василий? Заново влюбился в жену! До чего прекрасно – делать людям хотя бы капелюшку добра. Я фея, директруня.

– Ни добро, ни любовь зимой на хлеб не намажешь, Лизун, – при продолжительных «бабских восторгах» Саша покрывался сыпью, поэтому стремился прервать их на корню.

– Сам же знаешь, чем ты веселее, тем больше продаж, то есть денег. А веселье и энергию даёт любовь, причем круглый год, а не только зимой.

– Все проще, Лизун. Бабская грусть и капризы – от недостатка мужского внимания, а не любви или денег, так и знай. В небогатой деревне, где я живу, все бабы пристроены, поэтому там на меня только собаки могут рявкать и быки бодаться. Хочешь верь, хочешь нет, но по их навозу я совершенно не скучаю, за что жена обвиняет меня в непатриотизме. Родина – это не та страна, где ты родился, а та, что тебя кормит. Моя кормилица – Турция.

– Где бы мы ни жили, мы берем с собой родину, директруня. Она – в днк, менталитете, воспоминаниях. Мы называем это национальной культурой, но она и есть – дыхание Родины.

– Патриотичных соплей этот магазин ещё не слышал.

– Это не сопли, а гордость и восхищение, патроша. Историей, культурой, достижениями, особенностями, природными богатствами, подвигами, кухней. Всем тем, что обогатило мир. Знаешь, здесь, в Турции, любовь к России – моя опора. Когда мне особенно грустно, я открываю книгу Толстого. Или включаю фильм о великой отечественной войне. Вспоминаю, какая силища и мощь заложена происхождением в моем ДНК. И снова хочется жить и веселиться.

– Вам, бабам, лишь бы поплясать, а нам о семье думать приходится. Поэтому я и выбираю миграцию. Она для меня – самая лучшая опора и самая большая любовь. В сезон в Кемере я в лучшей версии родины: почти все мужики из моей деревни здесь, доллары тоже здесь, а вместо жены и детей – сотня красоток.

– Согласна, Кемер усиливает хорошее в людях. Здесь так много улыбающихся русских. Здесь мне спокойно и безопасно.

Однако уже через пару часов Лиза готова была забрать свои слова о безопасности назад. Написать их на листке, сжечь его, а пепел развеять по ветру. Чтобы даже воспоминания от собственной наивности не осталось.

*

Столовая для персонала находилась в дальнем конце территории отеля, рядом с каморкой садовника. Она была упрощенным подобием ресторана для туристов: те же деревянные столы на 6 человек, только на бордовых скатертях были засохшие пятна от соуса; те же пронырливые мухи, совершенно не считающиеся со статусом трапезничающего и с одинаковой наглостью способные сесть как на тарелку бармена, так и губернатора; та же популярная система шведского стола, правда, в значительно облегченном варианте. Из напитков предлагался чай с сахаром и без, в кулере – вода канализационная холодная и вода канализационная теплая. Естественно, никакого алкоголя.

На этом различия с туристическим рационом не заканчивались. В прошлом году в отеле появился новый шеф-повар, Серджан-бей, желающий за год с нуля построить двухэтажную виллу с видом на побережье. Поэтому в столовой для персонала было внедрено дублированное меню (за ужином подавалось то же что и днем) и система «кто не успел, тот опоздал». Так, блюда обеда, официально проходящего с 12.00 до 13.30, заканчивались уже в начале первого, после нашествия основной части голодного полчища.