— Кого это ты сучкой назвал? — спросила Надя издевательски. — Много же ты о себе возомнил. Приноси теперь извинения.
— Извинись, падаль! — сказали хором сообщники Нади и рассмеялись от каламбура.
Я же смеяться не собирался. Как и извиняться. Вместе этого я подождал, когда Надя подойдёт поближе, и изо всех сил вмазал ей ногой по лицу. Она от такого покачнулась и чуть не упала. Я быстро встал на ноги и тут же стал получать удары от её сообщников. Но я не кричал от боли, не ныл. Нет. Я смеялся. И с каждым ударом я смеялся всё громче. Мне это доставляло какое- то странное удовольствие. Это удовольствие же и давало мне силы держаться на ногах и, более того, вполне неплохо отвечать на их удары. По итогу не только я, но и они оказались в синяках, хоть и в меньшей степени. Так могло продолжаться долго, если бы нас не остановил крик:
— Эй! Вы чего тут учудили?!
Я сразу узнал этот голос и не прогадал: к нам примчался следователь Владислав Егорович. Он сразу же достал удостоверение, дабы заставить дерущихся остановиться, и очень сильно удивился, увидев меня. Впрочем, казалось, что он скорее приятно удивлён.
— О, Сашко! И вы здесь? А я ведь как знал, что вы что-то такое сделаете. Впрочем, от путешествия в участок это вас не спасёт. Как и этих пятерых ребят.
Нам с этой компашкой пришлось ютиться в тесной милицейской машине. Меня, правда, посадили вперёд, дабы меня не задушили. Когда мы приехали в участок, я рассказал следователю всё в комнате для допросов. Он слушал внимательно, иногда посмеиваясь. В конце он вздохнул я сказал:
— Что ж, Сашко, вы меня приятно удивили. Такая история интересная складывается, просто услада для ушей. Правда, штраф вам придётся заплатить, а то вы же устроили беспорядок в общественном месте. Но на этом всё.
— Всё? Разве вы меня не арестуете за насилие над несовершеннолетними?
— Знаете, как говорил Иосип Тито? «Это не преступление, если ты действовал против фашиста».
— По-моему, спорное заявление.
— Ой, да я шучу! Я даже не знаю, реально ли он такое говорил. Нет, тут есть другие обстоятельства. Вас спровоцировали напасть. Они первые нанесли удар. Да и угрозы ножом были спровоцированы. Так что вы вполне можете отделаться штрафом.
— А с ними что будет?
— Парней мы подержим, а вот девочку отпустить придётся. Она, судя по вашим рассказам, в общем избиении почти не участвовала. Да и оскорбления в адрес вашей сестры нельзя никак криминализировать. Понимаю, это больно. Сам бы её за такое засудил. Но ничего не могу поделать.
— Да как же так? Что случилось?
— Её родители только что пришли и требуют отпустить. Готовы все штрафы выплатить.
Вот чёрт. Хорошо, что я изначально не надеялся на нашу «доблестную» милицию. Всегда надо рассчитывать только на себя одного.
— Ну, пусть тогда и моей сестре выплатят компенсацию за моральный ущерб. — сказал я.
— Сомневаюсь, что они согласятся. Однако мы дело-то заведём, не бойтесь. А пока давайте-ка сходим в то кафе, в котором мы были в четверг, и кое-что обсудим.
— Я с вами никуда не пойду.
— Это насчёт гражданки Гордеевой.
— Тогда тем более не пойду. Вы знаете, что я не хочу вам сдавать её подноготную.
— А вам и сдавать уже ничего не надо. Мне всё известно.
Я был весьма озадачен.
— То есть как?
— Все подробности я вам в кафе расскажу. — сказал следователь и подмигнул. У меня от этого мурашки по коже пошли.
Я решил, что пойду с ним, но ненадолго. Ибо я помню, что в прошлый раз чуть прокол не вышел, когда я Лене чуть не проболтался о разговоре со следователем. Я сразу сказал ему об этом, и он ответил, что всё понял и задержит меня буквально минут на пять.
Кафе, к моему удивлению, сильно изменилось: на потолке горели энергосберегающие лампочки, освещавшие интерьеры приятным синеватым светом, пол и столы блестели, на них не было ни единой крошки. Контингент посетителей был тот же, что и в четверг, только на этот раз, как мне показалось, они выглядели более расслабленными и довольными. Они даже помахали нам при входе, что немного напрягло меня. Мы сели за тот же столик, что и в прошлый раз.
— Итак, что вы хотели сказать. Говорите…
Но Владислав Егорович остановил меня знаком руки и, подозвав официантку, заказал её чай.
— Всё, продолжайте. — сказал он мне сразу же после этого.
— Так скажите, что вам известно.
— Абсолютно всё.
— А именно?
— Как бы я не хотел признавать, но факт есть факт: во всех трёх случаях убийств виновна гражданка Гордеева. Все доказательства есть. Придётся её арестовать.
У меня от этой новости сердце остановилось. Я впал в ступор, и всё вокруг, казалось бы, замерло, заглохло. Следователь ещё что-то говорил, но его голос доносился до меня лишь глухим эхом. Мне показалось, что я нахожусь на грани жизни и смерти. В ушах зазвучал писк, и вдруг — темнота…
Когда я открыл глаза, на меня обеспокоенно смотрели следователь, официантка и все остальные посетители, по какой-то причине обступившие наш столик.
— Вот, выпейте. — сказал следователь и пододвинул мне стакан с чаем. Я вяло и неохотно протянул руку и, тряся ладонью, отпил глоток. После этого голова стала чуть посветлей, и вместе с ясностью ко мне вернулось и осознание недавно сказанного факта: Лена — убийца. Нет. Нет! НЕТ! Она — не убийца! Я никогда в это не поверю! Я так и знал: этому следователю только и надо было Лену засадить в тюрьму. А я, получается, помог ему! Нет! Я не могу это так оставить!
Я встал и, придерживаясь за стол, сказал:
— Вы ошибаетесь, Владислав Егорович. Лена — не преступница. Она бы никогда не убила человека.
— Сашко, присядьте. Вы ещё не пришли в себя… — попытался успокоить меня следователь.
— Нет! Я в здравом уме пока что. И я вам не верю.
— А почему?
— Вы не знаете Лену. Она хороший человек. Она не способна на такие бесчеловечные поступки.
— О, друг, вы сами её не до конца знаете…
— Хватит с меня! — крикнул я и попытался уйти, но посетители почему-то принялись меня останавливать:
— Успокойся, Саша.
— Ты делаешь поспешные выводы.
— Стоит поверить ему.
— Отвалите от меня! — крикнул я и растолкал толпу, освободив себе путь к выходу. — Больные… — успел я сказать себе под нос.
Когда я вернулся домой, я увидел, что свет нигде не горит, и стоит гробовая тишина.
— Лена? Соня?
— Соня ушла куда-то… — донеслось из гостиной.
— К-куда она ушла? — спросил я озадаченно.
Лена вышла из гостиной. Вид у неё был серьёзный, мрачноватый. Я напрягся, но остался стоять на месте.
— Саш, я понимаю, что ты запретил мне читать твой дневник… Но я не удержалась и прочитала немного… Так ты сотрудничал с тем следователем?
Это крах. Я хотел закончить эту историю до того, как она узнает, и в итоге потерпел крах. Смесь из стыда и горечи наполнила мою душу, и я приземлился на колени.
— Саш, так это правда? — спросила Лена строго.
— Да, к сожалению.
— Саш… почему?.. Зачем?.. — спросила Лена так же строго, но уже с налётом печали в голосе.
А я и слова вымолвить не мог. Комок, подступивший к горлу, не давал говорить. Мне оставалось только тяжело дышать от волнения да желать провалиться под землю от стыда, лишь бы не сидеть позорно под осуждающим взглядом Лены. Я и сам задавал себе этот вопрос: почему я вообще согласился разговаривать с этим следователем? Лена же ни в чём невиновна, а я её подставил и, получается, подвёл под суд. Мне сделалось больно, я схватился за грудь.
— П…Прости… — смог я выдавить из себя.
— Ладно, мы потом поговорим. — сказала Лена и ушла в гостиную. Я же еле нашёл в себе силы подняться и, раскачиваясь из стороны в сторону и держась за стенки, пошёл в ванную.
Держась за раковину, я посмотрел в зеркало. И тут я понял, что ненавижу ту идиотскую рожу, что смотрит на меня оттуда. Себя, то есть. Это только я мог так глупо загубить своё счастье. Так подставить человека, который к тебе с лаской, с заботой… Как так можно?! Ещё и Соня сбежала… Куда? Неужели, снова мстить Наде? Или она бросила меня?..