Через три дня после того, как медсестра получила уведомление об увольнении, она освободила кабинет от большинства находившихся там предметов. В некоторых случаях руководство школы даже не было уверено, принадлежат ли эти вещи лично ей, но никто не вмешивался, потому что многих терзали угрызения совести. Встретив фрау Триглер в коридоре, учителя опускали глаза. Школьная жизнь и без того изобиловала стрессами, ученики и так выматывали нервы, лишая последних сил, тут уж не до того, чтобы остановиться и выразить сочувствие обиженной медсестре. Однако некоторым бросилось в глаза, что никогда еще они не видели фрау Триглер с таким серьезным и даже мрачным выражением лица.

Томас Гергер побывал в кабинете фару Триглер три раза в жизни. Первые два — во время обычных медосмотров, когда учеников взвешивали, определяли индекс массы тела и тому подобный вздор, после чего, на прощанье, фрау Триглер сказала ему несколько на удивление теплых слов, которые его очень и очень обрадовали. А в третий раз — когда разбил губу. Не просто разбил, а прямо-таки рассадил, на бегу наткнувшись на створку открытого окна прямо у кабинета химии. Остальные школьники чуть не обмочились от смеха, но потом увидели кровь. Одна из учительниц отвела Томаса к фрау Триглер, к счастью, это произошло в пятницу. Кто бы ни придумал эту странную систему с двумя рабочими днями в неделю, в этот день его поминали добром. Фрау Триглер очень внимательно осмотрела окровавленное лицо Томаса, более того, сначала она только и делала, что поворачивала его голову, придерживая за подбородок большим пальцем в резиновой перчатке и едва ощутимо нажимая тут и там. Потом она прочистила и продезинфицировала рану, заодно пошутив, какие ужасные неженки девочки из вторых классов (Томас был уже в третьем), когда она обрабатывает им порезы и царапины дезинфицирующим раствором. Да уж, с девочками, наверное, вообще легко не бывает. Томас кивком выразил свое согласие, но не произнес ни слова, потому что от боли, пронзавшей его лицо, по щекам у него так и текли слезы. Удерживая его голову в одном положении, она еще раз внимательно его осмотрела. Потом еще раз продезинфицировала рану. Увидев похожий на ножницы инструмент, который фрау Триглер извлекла из металлической коробочки, Томас содрогнулся. Всего один шов, ничего особенного, пояснила она. Потом почти ничего не будет заметно, настоящего шрама не останется. Хотя шрамы, конечно, украшают, сказала она, принимаясь за работу. Ну, не то чтобы украшают, но облагораживают. Она сделала ему небольшой укол в уголок рта, обеспечив местную анестезию, и занялась делом. Томас тихо поскуливал, но в остальном держался мужественно. Фрау Триглер сказала, что потом он может полежать у нее здесь, прийти в себя. Проколов ему кожу в двух местах, она продернула жесткую нить и зажала ее смешной металлической скрепкой, похожей на крошечный птичий клювик, но по крайней мере боль прекратилась. Когда она закончила операцию, Томасу действительно пришлось немного отлежаться. Под голову она подсунула ему небольшую подушечку. Потом спросила, не позвонить ли его родителям. Но, в сущности, ничто не мешает ему вернуться на занятия, это ведь всего-навсего маленькая ранка, такому пустяку не под силу выбить молодого человека из седла. Фрау Триглер использовала именно это выражение, «выбить из седла», и Томас улыбнулся. Улыбка его выглядела так, словно он держал монету за нижней губой.

Пока он лежал с закрытыми глазами, постепенно приходя в себя, фрау Триглер посмотрела его карточку в базе данных. Там значилось, что отец его умер два года тому назад. Мать работала.

Весь день она ходила с картонными коробками вверх-вниз, поэтому не было ничего удивительного в том, чтобы встретить фрау Триглер во дворе после последнего, шестого урока. Нескольким старшеклассницам, которые в последнее время заходили к ней жаловаться на слишком обильные месячные и с тех пор считали эту взрослую женщину кем-то вроде тайной союзницы, она махнула рукой, с трудом удерживая коленом очередную коробку. Девочки захихикали и замахали ей в ответ. Томас, лицо которого действительно не облагораживал никакой шрам (способность молодых тканей к регенерации не перестает удивлять), одним из последних вышел из школы и зашагал по двору. Он всегда ходил через задний двор, по учительской парковке и сквозь величественную изгородь из поставленных друг за другом мотоциклов, срезая таким образом путь к автобусной остановке. Фрау Триглер окликнула его:

— Здравствуй, Томми!

— Здравствуйте, фрау Триглер! — поприветствовал он ее.

Она остановилась, поставив коробку на землю.

— Знаешь, а я ведь здесь тебя жду, — сказала она. — Я должна отвести тебя обратно в учительскую. Должна тебя предупредить, что-то случилось. Давай пойдем, это ненадолго.

Томас быстро оглянулся, потом посмотрел фрау Триглер в глаза и спросил, что случилось. Ему нужно торопиться, иначе он опоздает на автобус, пояснил он.

— Речь о твоей маме, Томми. Она звонила в приемную директора.

Томас тут же достал из кармана мобильный и включил.

— Сейчас ты не сможешь до нее дозвониться, — сказала фрау Триглер. — Томми, пожалуйста, выслушай меня.

Она наклонилась к нему и взяла его за плечо.

— Она позвонила и, да, попросила кого-нибудь из нас привезти тебя домой. А поскольку сегодня пятница и все учителя уже ушли, я вызвалась помочь. Пока тебе все ясно, Томми? Знаешь, ты должен сказать мне, если чего-то не улавливаешь.

— Что с моей мамой? — спросил Томас.

— С ней… с ней произошел несчастный случай, Томми, — со всей серьезностью произнесла фрау Триглер. — Но не волнуйся, ничего страшного, ранение не тяжелое, опасности нет, но сейчас она под наблюдением врачей. И сейчас тебе нельзя идти домой.

В лице мальчика что-то стало меняться. Он пытался свести воедино услышанные слова, которые, все без исключения, сбивали его с толку и ужасали. Пальцы автоматически скользили по экрану мобильного, вводя пин-код. Увидев это, фрау Триглер сделала нечто, отчего Томас замер: она обняла его и прижала к себе.

— Я знаю, ты будешь мужественным, — сказала она. — И ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь.

Потом она мягко отобрала у него мобильный и повела к своей машине. Она посадила Томаса на заднее сиденье, сказав, что вот этим и вот этим (она показала две маленькие ручки на переднем сиденье), он может регулировать, сколько места ему нужно, чтобы вытянуть ноги. Давно уже в ее машине не ездил такой высокий мальчик. Пока он поднимал и опускал ручки, лицо у него приняло бледный сырный оттенок. Кто-то прошел рядом с машиной, и на миг ее словно бы накрыла тень птицы. Томас смотрел в одну точку, губы его были судорожно сжаты.

В пути они разговаривали мало. Томаса охватило оцепенение, хорошо ей знакомое. Время от времени фрау Триглер уверяла его, что ничего страшного с его мамой не произошло, она в любом случае, честное-пречестное слово, она это гарантирует, полностью поправится, вероятно, даже в ближайшие дни. Но пока находится под наблюдением врачей. Такое бывает. А что делать, врачи пока не знают. Но положение отнюдь не безнадежное.

Томас не запротестовал, заметив, что они едут не к нему домой. Только когда машина остановилась на подъездной дорожке к дому, где жила фрау Триглер, и ей пришлось выйти, чтобы открыть ворота, он заревел. Она протянула ему носовой платок, уверяя, что и вправду очень-очень им гордится, ведь он прекрасно справляется с ситуацией. Они въехали к ней во двор. Повсюду лежала осенняя листва — взрыв ярких красок, едва приглушаемый потускневшими от дождя, уже не совсем прозрачными окнами машины. Между парой деревьев висели качели. В углу, там, где сходились две стены дома, теснились под узким навесом велосипеды.

Фрау Триглер помогла Томасу выйти. Двигался он теперь резко, порывисто, словно не вполне владея своим телом. В тесном лифте она потрепала его по волосам и стала его успокаивать. Он, мол, действительно ведет себя спокойно и мужественно. Когда-нибудь такое поведение наверняка себя оправдает, сказала она. А его мама, когда полностью поправится и к ней вернутся силы, разумеется, очень-очень обрадуется, узнав о том, как уверенно, как не по-детски ответственно преодолел он все испытания.