Парень со злостью бросает телефон на стол и выдыхает, будто всю ночь вагоны разгружал. Поворачивается ко мне, окидывает взглядом с головы до ног и вопросительно выгибает брови.

– Куда намылилась, Хрустальная? – голос ровный, но столько стали в нём, что ноги подкашиваются.

Он зол. Не знаю, кто ему звонил и что сказал, но столько гнева в его глазах я не видела даже тогда, когда он избивал того врача.

– Чего молчишь? – наклоняет голову набок, напоминая маньяка из триллеров.

А я словно язык проглотила, слишком много эмоций и переживаний. Последнее время я всегда хожу и оглядываюсь, и если по пути сюда от злости я плевалась ядом, то сейчас мне страшно. Хищнику надоело играть с едой, несколько минут назад он показал мне, на что способен. И мне страшно, вдруг он так разозлится, что поступит со мной так же, как с бедным доктором? Я уверена, что он может.

– Мне некогда, – резко разворачивается и подхватывает с пола свой свитер. – Мой тебе совет, Хрустальная, – продолжает и идёт на меня. – Не строй из себя целку, ты своими сопротивлениями, только сильнее распаляешь, – проговаривает в губы, сжав мои скулы до боли. – Приведи себя в порядок до моего возвращения, – отталкивает, словно я в грязи испачкана, и отходит.

– Что? – обретаю дар речи. – Ты… ведь не оставишь…

– Оставлю, – перебивает, зацепив косуху. – Я сегодня закрою к херам этот гештальт или придушу тебя, чтобы из головы выкинуть, – отвечает слишком серьёзным тоном, чтобы было похоже на запугивание. – Ты ещё так молода, тебе жить да жить, – хмыкает и покидает квартиру, пока я стою в ступоре.

Прихожу в себя, когда слышу, как щёлкают замки, оповещая о том, что меня здесь заперли. Срываюсь с места в тот же момент и принимаюсь яростно дёргать ручку, колотить по двери с криком о помощи, но всё без толку, и несколько минут спустя я сдаюсь. Прислоняюсь к стене рядом и сползаю на пол, зарыдав как ребёнок.

Бывает, что читаешь какой-нибудь современный роман, где герой положил глаз на героиню. Где он ведёт себя как скотина, преследует её, пока она бегает, словно оленёнок от опытного охотника. Читаешь и думаешь: «Вот это любовь!», пристыжаешь героиню, мол, чего ты бегаешь, он ведь влюбился. Но в реальной жизни это ведь далеко не так красиво. Какой-то урод решает, что ты должна упасть у его ног по щелчку пальцев, а когда этого не происходит, ты попадаешь в ад. Потому что у него вот это «хочу», и ему плевать на всё.

Это страшно!

Тебя похищают, приводят в чужой дом и прямым текстом говорят, зачем тебя сюда привели. Это просто прихоть зажравшегося мажора, а ты потом собирай себя по кускам, в буквальном смысле. Грозный опасен, об этом в нём кричит всё, да и своими глазами видела, как он без повода сначала ударил охранника, а потом избил до полусмерти мужчину. При желании он легко может взять своё, придушить и выбросить где-нибудь за городом, и ему ничего не будет, даже совесть не замучает.

Не знаю, сколько я сижу на полу, захлёбываясь слезами и думая о своей приближающейся смерти. Ведь я буду мертва в любом случае, придушит или нет, но если возьмёт силой, разве это не такая же смерть? Мне ли не знать, как это больно, не столько физически, сколько душевно. Как сложно потом жить с этим и не показывать миру, какая ты сломанная, что ты просто оболочка, а внутри тебя пустота.

Не хочу! Не могу снова через это пройти.

Когда задремала, не знаю, видимо, пережитые события, печальные мысли и страшные воспоминания вытянули все силы из меня, и я просто отключилась.

Снилась мне та ночь, которая разделила мою жизнь на до и после. Страшные картины прошлого, где я боролась и жалобно кричала «Не надо, Рома, пожалуйста!» Тот балкон второго этажа с выцветшими голубыми перилами и спасительный куст внизу. Холодный асфальт под босыми ногами, расплывающаяся дорога и мысли, что он догонит и убьёт, чтобы я никогда не заговорила.

И вот… поганые руки обвиваются вокруг моей талии, а в голове только одна мысль – спастись.

«Не трогай! Отпусти!» – рыдаю в голос.

«Пожалуйста, я не выдержу ещё раз» – умоляла, борясь и царапаясь в попытке освободиться.

«Лучше убей, только не трогай» – просила, искренне желая умереть и не испытать это снова.

– Что за херню ты несёшь, Хрустальная? – ворвался в мой сон Грозный, превращая его в худший кошмар.

Грозный

Еду в общагу, забив на правила дорожного движения, и не потому что тороплюсь, а потому что не терпится этому идиоту малолетнему надавать по роже за прерывание сладкого занятия.

Правда какой-то осадок внутри, не вставляет меня, как яростно она сопротивляется. Словно и в самом деле не по кайфу, но разве такое может быть.

А с другой стороны, слишком долго Хрустальная корчит из себя недотрогу, не похоже на тупую игру по прибавлению себе веса. Однако, я учуял, как она задрожала, когда подошёл к ней у окна и озвучил свои мысли. Стоило увидеть её, стоящую там, так заворожённо смотрящую на открывшийся перед ней вид, и картинка прижатого к толстому стеклу голого тела всплыла перед глазами мгновенно. Чуть в штаны не кончил, представив, как я вдалбливаюсь в неё сзади, а голые сиськи скользят по холодной, гладкой поверхности.

И ведь поддалась ощущению, почувствовал это отчетливо. Сама воспроизвела мои слова в мыслях и увидела ту же картину. Но быстро справилась и давай снова корчить из себя святую.

Взбесила своей тирадой, чушь какую-то несла, только уши завяли. Я привёл её для конкретной цели, а она мне херню несёт. Задолбался играть в её постановке, член болезненно ныл, штаны рвал. Церемониться вообще не привык, и так слишком много времени на неё трачу.

И поплыл как пацан, едва сорвал с неё лиф. Кровь прилила к паху, и мозг отключился, на автомате что-то отвечал, сейчас хрен вспомню, что. Не видел ничего, кроме своего желания оказаться наконец между длинных ножек. Оставалось каких-то пару минут, и я бы избавил себя от мучений. Эта мысль поднимает во мне новую волну дикой ярости, я сейчас должен был трахать хрустальную девочку, а не возиться с малолетними торчками.

Когда паркуюсь у входа в общагу, я готов рвать на куски всех, кто попадётся на моём пути. Выхожу из тачки и хлопаю дверью так, что стёкла дребезжат. Поднимаюсь по ступенькам и захожу в холл, где наматывает круги Лохматый. Не колеблясь и секунды, подхожу к нему и с размаху въёбываю по роже.

– Где он? – рычу, схватив за горло.

– Грозный, – хрипит парень. – Я бы не стал тебя тревожить, но ты велел сообщать о любых происшествиях…

– Где он, я спрашиваю, – рявкаю на него, встряхивая.

– У медички, – отвечает и вытирает кровь с подбородка, когда я отпускаю его.

– Не смей дёргаться с места, – бросаю через плечо, направляясь в медблок.

– Дава, – встаёт на моём пути Макс. – Давай без жести, он просто тупой малолетний пацан.

– Отойди! – цежу сквозь зубы.

– Они слабые, гонятся за крутостью, вспомни себя в пятнадцать, – не унимается друг.

– В пятнадцать я спал на улице и зарабатывал себе на жизнь, ты прекрасно это знаешь, – напоминаю ему о тех временах, испепеляя взглядом.

– Дав…

– Убивать не буду, – перебиваю и, оттолкнув, шагаю вперёд.

Распахиваю дверь медкабинета и захожу в помещение. Виновник испорченного вечера лежит на кушетке под капельницей и весь подбирается, когда видит меня.

– Вышла! – приказываю Наташе, и та со вздохом поднимается на ноги.

– Капельницу не трогать, – ровным тоном говорит и удаляется.

Привыкла ко мне и моим воспитательным «беседам». Знает, что перечить нельзя, это чревато последствиями. Право кидать мне ответки имеет Макс, только ему за это ничего не будет, и это знают все.

Текст предоставлен ООО «Литрес».