Отстранившись, он прижался лбом к ее лбу, его губы слегка дрожали. Стиснул челюсти, и, заметив это, Морана обхватила ладонями его лицо. Они стояли так несколько долгих минут, а потом он внезапно отстранился, выключил воду и подал ей полотенце.

Морана сделала глубокий вдох и вытерлась, пока он делал то же самое, а потом голая вышла за ним в спальню. Тристан молча передал ей чистую футболку, которую она быстро накинула, надел боксеры, а потом выдвинул ящик и достал оттуда детектор.

Она легла в постель, наблюдая, как Тристан прошелся детектором по каждому сантиметру комнаты и нашел всего один жучок возле двери. Открыв окно, он выбросил его в озеро, после чего снова закрыл и лег в кровать рядом с ней.

Морана прильнула к нему, прижимаясь грудью к его груди и переплетя их ноги.

– Кто установил жучки в доме?

– Я не знаю, – прошептал Тристан. – С остальным придется подождать до завтра.

Морана взглянула на него, напряженно соображая:

– За этим может стоять Марони?

Он пожал плечами:

– Раньше он так не делал.

– Ты еще никогда ни с кем не жил, – заметила она.

– Это правда. – Тристан сжал ее талию и чмокнул в мочку уха. – Завтра со всем разберемся.

На несколько минут наступила тишина, а потом Морана спросила:

– Зачем Данте это сделал?

Его грудь приподнялась, когда он глубоко вдохнул, прежде чем ответить:

– Ему нужно было залечь на дно.

– Но зачем? Он же Данте Марони.

– Именно поэтому, – тихо ответил он, выводя пальцем узоры у нее на плече. – Он прекрасно умеет добывать информацию, но некоторую можно добыть, только скрыв свое имя.

Сердце Мораны замерло, и, приподнявшись на локте, она посмотрела в его голубые глаза, окутывая их обоих пеленой своих волос.

– Это связано с Синдикатом? Он отправился за сведениями о нем?

Его губы слегка дрогнули, и он заправил прядь влажных волос ей за ухо, удивив Морану этим нежным жестом.

– Да, – Тристан подтвердил ее подозрения. – Он внедрится в Синдикат.

У Мораны приоткрылся рот.

– Ты серьезно? Как, черт возьми, он это сделает? Он в безопасности? Как мы что-то узнаем?

– С ним все будет хорошо. – Тристан снова притянул ее к своей груди. – И у нас есть сигнал для выхода на связь. Но никто не должен знать. Очень важно, чтобы все, и особенно Марони, верили, что он мертв. Иначе он может оказаться под ударом.

Морана кивнула, понимая всю серьезность ситуации:

– Но разве мы не должны сказать Амаре? – Окажись она на месте подруги, то хотела бы о таком знать.

Тристан помотал головой:

– Данте велел мне не говорить. За ней будут следить, начиная прямо с сегодняшнего дня. Никто не должен ничего заподозрить.

Морана понимала, какую бы боль это ей ни причиняло. Она лишь надеялась, что подруга простит ее, когда все успокоится.

Темная комната, его запах и ровное сердцебиение постепенно утешали ее. Тяжесть, которую Морана ощущала весь вечер, покинула ее грудь, когда она сильнее прижалась к изгибу его шеи, найдя свое любимое местечко. Он поцеловал ее в мочку уха и крепче сжал в объятиях.

Прошло несколько долгих минут, и Морана уже почти задремала, как вдруг тишину нарушил его голос.

– Мне подарили этот коттедж, когда Марони взял меня под крыло, – прошептал Тристан, и Морана, вся во внимании, стала слушать, как он делится с ней чем-то сокровенным. – В юности я лежал здесь по ночам после тренировок и хотел умереть.

Морану пробрала дрожь, и она обняла его крепче, но не смела пошевелиться, не смела ничего предпринять, чтобы не испортить момент.

Он продолжил, рисуя пальцем петли у нее на спине:

– У меня в ящике всегда лежал пистолет, и порой я едва не кончал с собой. Знаешь, что каждый раз меня останавливало?

Морана помотала головой.

– Мысль о том, что моя сестра всегда будет задаваться вопросом, почему брат не любил ее достаточно сильно, чтобы жить ради нее. Я не мог так ее оставить.

У нее защипало глаза, а внутри все защемило от боли, которую она услышала в его голосе.

– Но казалось, что этот день ужасно далек, а я совершенно беспомощен. Каждый день казался невыносимым, – еле слышно сказал он в темноту. – И знаешь, о чем я думал?

Морана снова помотала головой, чувствуя, что в горле встал ком, а на душе стало тяжело.

– О тебе.

Ее сердце замерло.

– Иногда я размышлял о том, как найду тебя, когда вырасту, и убью. Размышлял о всевозможных способах, которыми это сделаю, – произнес он с мрачным смешком, открывая ей свои мысли. – В другие дни я представлял, как кто-то другой добирается до тебя, и думал о том, как убиваю его. А убивал я жестоко. Но порой, когда мне становилось невыносимо грустно и я тонул в жалости к себе, вспоминал о том, как ты улыбалась мне, и гадал, улыбнешься ли ты той же улыбкой, увидев, в какое чудовище я превращался.

Морана отстранилась и опустила ладонь ему на щеку, глядя ему в глаза при тусклом свете, льющемся с улицы.

– Ты все еще думаешь о том, чтобы убить меня? – прямо спросила она, готовая к ответу.

Тристан помолчал с мгновение.

– Нет. – Он помотал головой.

Морана выдохнула:

– Ты все еще представляешь, как кто-то добирается до меня, а ты его убиваешь?

– Нет, – уверенно повторил он.

– А о моей улыбке думаешь?

Он долго смотрел на нее, задержав взгляд на губах, а потом притянул ее лицо к своему и обхватил рукой за шею в жесте, который уже был хорошо знаком ее телу.

– Теперь я о многом думаю, но не стоит ошибочно принимать меня за мягкосердечного человека, Морана. Тихие признания в темноте – это не про меня. Я все тот же монстр.

Морана всматривалась в эти голубые глаза, чувствуя его руку поверх размеренно пульсирующей вены, и внезапно осознала, что именно по этой причине он всегда держал ее за шею – чтобы ощущать биение ее сердца под ладонью. Ленивая улыбка коснулась ее губ, и Морана обхватила его щеки, поглаживая их и чувствуя, как щетина царапает кожу.

– В детстве у меня не было ни матери, ни друзей, а только отец, которому претило само мое существование, моя бурная фантазия и мой мозг. Знаешь, о чем я думала, когда ночами сидела одна в своей комнате? – прошептала Морана, не отводя взгляда. – Когда один из охранников отца прокрался в мою комнату и мне пришлось отбиваться… – В ответ Тристан крепче сжал ее шею, но она продолжила: – А потом рыдать от одиночества и жалости к себе, знаешь, о ком я мечтала?

Он ждал ответа, пристально глядя на нее.

– О монстре, – прошептала Морана ему в губы. – О моем монстре, который защитит и убьет всех прочих чудовищ, желавших причинить мне вред.

На последнем слове он накинулся на ее губы и накрыл своим телом.

– Он, черт возьми, всегда у тебя был, дикая кошечка.

А затем Тристан набросился на нее, словно монстр, которым себя называл.

Морана шла по кладбищу за руку со своим мужчиной, делая вид, будто оплакивает другого мужчину, который занял место в ее сердце. И это совсем не отвечало ее представлению о прекрасном утре. Однако, приняв к сведению все, что ей рассказал Тристан, Морана надела простое черное платье и накрасилась так, чтобы лицо казалось бледнее. Потупив взгляд за стеклами очков, она опиралась на Тристана и восхищалась его актерской игрой.

Он держался так стойко, что, не знай она его, поверила бы, что Тристана терзает какая-то глубокая печаль, но он не хочет о ней говорить. Как бы то ни было, будучи в Клане чужаком, во время похорон он стоял в стороне.

Церемония прошла с закрытым гробом, в котором похоронили обгоревшее тело, якобы принадлежавшее Данте. Еще в машине Тристан сказал ей, что тело принадлежало одному из предателей, достаточно схожему с Данте по телосложению, чтобы его можно было выдать за него.

А Данте тем временем затаился.

Утром в день похорон Морана снова пыталась дозвониться до Амары, чтобы проведать ее, но телефон оказался выключен. Ция тоже заглянула к Моране и с печальным видом поинтересовалась, нет ли новостей о ее дочери. И Морана начала всерьез беспокоиться.