Я знала, что он занимал себя на протяжении этих лет. Он выучил арабский и немножко китайский. Он проходил курсы продвинутого уровня по истории, психологии и экономики, получил юридическое образование в университете Опен. Сэмюэл Бесвик, может, и убийца, но он не идиот. Мне не помешает помнить об этом.

Мне хотелось наклониться через стол, разбить экран, схватить его за плечи и потребовать рассказать, зачем он убил моих родителей. Вместо этого я любезно улыбнулась и не повышала голос.

— Благодарю, что согласились встретиться со мной.

— Мисс Беллами, вы себе не представляете, насколько желанна любая перемена в рутине для старого арестанта вроде меня, — его голос был хриплым, будто он не слишком часто им пользовался. Я посмотрела на его руки, и пожелтевшие пятна на пальцах указывали на его пристрастие к никотину. Затем я вновь подняла взгляд.

— На самом деле, — сказала я, — зовите меня детектив-констебль Беллами.

На лице Бесвика что-то промелькнуло — слишком беглая и туманная эмоция, чтобы я могла её разглядеть. Это не была неприязнь или отвращение; если бы мне нужно было предположить, я бы сказала, что это понимание.

— Приношу свои извинения, детектив Беллами. Должен ли я сделать вывод, что вы здесь в профессиональном качестве, а не по личному интересу?

Я встретилась с ним взглядом, не моргая.

— Я здесь по поводу моих родителей, — такое признание едва ли стало новость для Сэмюэла Бесвика. Он знал, кто я. В его глазах промелькнуло нечто странное. Я старательно наблюдала за ним и продолжала. — Вы никогда не признавались, что сделали с ними, но я надеялась, что вы расскажете мне. В конце концов, из-за ваших поступков вы провели тут двадцать пять лет. Вас признали виновным в глазах закона. Учитывая показания свидетелей, подтверждающих ваше присутствие в том районе в то время, и следы крови, найденные на вашей одежде после осмотра, не оставалось сомнений, что вы хладнокровно убили их.

Бесвик посмотрел на меня, затем слегка изменил позу.

— Да, — просто сказал он. — Убил.

Всего два слова, два простых слова, но учитывая то, как долго он отрицал содеянное, я не ожидала, что они слетят с его тонких губ. Я определённо не ожидала прилива облегчения, который я испытала от этого внезапного признания.

— Вы хотите знать детали, — казалось, он не рвался рассказать мне и не упивался историей. Честно говоря, Сэмюэл Бесвик казался попросту усталым. — Верно?

Я сглотнула.

— Я хочу знать, почему. Почему вы их убили?

Бесвик пожал плечами.

— Что я могу сказать? У них было всё, а у меня не было ничего. Это была чистая зависть. Они оказались не в том месте, не в то время.

Я не запрашивала полные файлы по убийствам; я этого не хотела. Я ничего не помнила с того времени — ничего об убийствах и ничего о том, что случилось после. Меня долго допрашивали, когда мне было пять лет, и я не смогла дать ничего полезного. Очевидцы всегда считались скандально ненадёжными свидетелями, но у меня не осталось даже ложных воспоминаний о том времени. Однако я прочла то, что сохранил мой дядя, а также старые газетные статьи, и я наизусть знала все базовые детали преступления Сэмюэла Бесвика. И всё же мне хотелось услышать это из его уст.

— Вы жили в той же деревне, — констатировала я.

Он улыбнулся, обнажая пожелтевшие кривые зубы.

— Барчепел. Типичное воплощение Средней Англии, — в его голосе звучали странные маниакальные нотки. — Больше похож на тюрьму, чем сама тюрьма. Кент называют Садом Англии. Может, это относится к некоторым частям графства, но точно не к Барчепелу. Это скорее помойная яма, чем сад с розами.

Я не бывала в Барчепеле после смерти родителей, но я сомневалась в описании Бесвика. Я видела фото этого поселения: небольшое и живописное, не лишённое недостатков, но едва ли сравнимое с канализацией. Наверное, худшее определение, которое можно ему дать — это вялое и скучное. Если не считать двойного убийства время от времени, конечно же.

— Вы знали моих родителей до того, как убили их?

— Я видел их в деревне. Иногда в пабе, на прогулке. Однажды говорил с вашей мамой, когда она продавала торты на местном празднике.

Я подалась вперёд. Ничего не могла с собой поделать.

— Что она сказала?

— Что стояла славная погода. Что ей нравилась моя футболка. Что она обрадована призом, который выиграла в лотерею, — он приподнял брови. — Вы тоже там были. Не столько говорили, сколько лепетали. Что-то про ползучих бяк в саду, если я правильно помню.

Мне тогда только исполнилось пять; едва ли удивительно, что я не завела с ним глубокую философскую беседу.

— Значит, она была к вам добра, — огрызнулась я. — Но вы всё равно её убили.

Бесвик пожал плечами и отвёл взгляд.

— Это не было личным, по сути. Я увидел двух людей, у которых была жизнь получше, и захотел их наказать. Я мог бы выбрать кого угодно. Просто вам не повезло, что я выбрал ваших родителей. Я был в Лондоне, прыгнул на автобус до дома. Приехал в Барчепел в половине десятого вечера, и мне не хотелось ложиться в постель. Я пошёл прогуляться и увидел свет в вашем коттедже. Ваши родители были там с вами, — он кротко улыбнулся. — Если это поможет, они умерли быстро. Они не страдали.

В моей груди формировался жёсткий узел.

— Отчёт патологоанатома говорит об обратном, — мой дядя хранил копию отчёта, и за последнюю неделю я прочла его несколько раз. И какими бы знакомыми ни становились детали, выносить это не становилось проще.

Бесвик посмотрел на стол.

— Я могу лишь сказать вам, что это не заняло много времени, — тихо сказал он. — Там был я. А не патологоанатом, — он помедлил. — Просто знайте, что я сожалею. Тогда я пребывал в плохом состоянии морально. Ваши родители не заслуживали того, что с ними случилось. И вы тоже.

— Вы их убили, — упорствовала я. — Почему вы не убили и меня тоже?

Его плечи дёрнулись.

— Я бы этого не сделал. Вы были ребёнком… это было бы несправедливо.

Несправедливо? Несправедливо? Сдержанность, которая так хорошо мне служила, мгновенно схлынула, и всё застлал красный туман.

— Вы вломились в наш дом. Вы пырнули ножом моего отца. Вы перерезали горло моей матери. Вы оставили меня на кухне с их телами. Вы оставили меня сидеть в их крови.

Бесвик вздрогнул.

— Да, — сказал он. — Я сделал всё это.

— Скажите мне, что из этого было справедливым, бл*дь, — я стискивала подлокотники стула, и костяшки моих пальцев побелели. — Скажите мне!

Он не ответил.

Я чуть не плюнула в него.

— На суде вы не признали вину. Вы всегда утверждали, что невиновны.

Он снова поёрзал на стуле.

— Я не хотел угодить в тюрьму.

Мою грудь сдавило; дышать становилось сложно. В этот момент я с внезапной ясностью поняла, что не могу это сделать. Я думала, что смогу сидеть напротив этого мужчины и спокойно допросить его; что я достаточно сильна, чтобы справиться со всем, что он скажет, но на деле это оказалось очень далеким от правды. Я не могла даже дышать одним воздухом с ним. Если останусь тут, то проломлю разделяющий нас экран и убью его. Я сделаю это своими голыми руками задолго до того, как надзиратель снаружи сумеет снова открыть дверь и остановить меня.

Они не должны были разрешать мне говорить с Бесвиком наедине. Что бы руководство тюрьмы ни думало о моей ситуации и их мерах предосторожности, я очень чётко осознавала, что обладаю сверхъестественной силой и человеческой волей убить мужчину напротив меня. Я нечто гораздо большее, чем просто ещё одна жертва.

— Мне надо убираться отсюда, — пробормотала я, вскочила на ноги, подошла к двери и затарабанила по ней. — Выпустите меня! — заорала я. — Выпустите меня отсюда!

Бесвик не шевелился. Он наблюдал за мной со своего стула, и эти голубые глаза прожигали метафорическую дыру в моей спине. Я застучала ещё сильнее. Где, бл*дь, ходит этот надзиратель?

Тяжёлая стальная дверь распахнулась.

— Всё в порядке?