— Не думаю, леди, что граф Пембрук действительно надеялся вас обмануть, — покачал головой фрай Юстиас, ювенал отца Дианы. — Скорее проверял сохранили ли вы память после несчастного случая. Тут вы безусловно правы.

— Как правы и в том, что весь свет в курсе скандальных обстоятельств этого несчастного случая, приключившегося с вами. И общество не позволит вам замолчать эти обстоятельства и сделать вид, что ничего не было, — с сожалением в голосе объяснял второй. — Вам и так пришлось бы смириться с тем, что ближайшие выходы в свет для вас будут… Скажем так, раздражительны. Но раз вы ещё и чувствуете угрозу себе со стороны графа… Боюсь, что вынужден озвучить не самый приятный вердикт.

— Что вы имеете в виду? — насторожилась я.

— Мой коллега пытается сказать, что единственное решение, крайне неприятное и нежелательное, но единственное в этих обстоятельствах, это развод. К сожалению, многие двери в обществе для вас станут закрыты, и этот шаг вызовет настоящий скандал. Поэтому стоит ещё раз всё взвесить. — Хмурился второй ювенал.

— Скажите, ведь скандал в любом случае неминуем? Просто либо по поводу моего падения и того, что к нему привело, либо по поводу развода. И сколько дверей будет для меня открыто, если я окажусь в доме для душевнобольных? — усмехнулась я.

— Простите, леди. Но я не могу умолчать о том, что раз ваш брак до сих пор не ознаменовался рождением ребёнка, а мы… Кхм… Мы уверены, что вы способны к деторождению, — мялся фрай Юстиас. — Возможно, мы могли бы указать в прошении о разводе именно это причиной вашего желания расторгнуть брак.

— Не думаю, что стоит юлить и лгать. Ведь всё равно все будут знать об истинной причине. А во всё услышание обсуждать столь личные моменты, даже если они правда, мне кажется низко и бесчестно. Мне бы не хотелось добавлять к этой неприятной истории ещё больше грязи, — ответила я.

— Леди, рад, что не все слухи правдивы и врождённое благородство вам не чуждо, — поклонился мне ювенал герцога. — Мы можем начинать процедуру развода? Дело это нелёгкое и непростое. Вам стоит рассчитывать, что в лучшем случае, решение мы получим не ранее, чем через полгода.

— Начинайте, — вздохнула я. — Надеюсь, это испытание будет мне по силам.

Глава 40

Сообщить о предстоящем разбирательстве и неизбежном скандале, я решила сама. Ради этого я даже решила спуститься к обеду вниз, в столовую, а не обедать в одиночестве у себя в комнате.

Уже спускаясь по лестнице, я поняла, что граф с сыном уже за столом, и разговор уже и без моих новостей идёт на повышенных тонах. Оба лорда совершенно не обращали внимания на то, что в доме толпа посторонних. Да, это были слуги, но это же не отменяло того факта, что все эти люди были для семьи Пембрук посторонними.

Я усмехнулась, вспомнив о вечном удивлении господ аристократов и непонимании, каким образом их тайны и разговоры становятся известны за пределами их особняков. А ведь это всё очень красиво показали в одном из моих любимых фильмов, «Гардемаринах». Пусть и мир другой, и время иное, но одно остаётся неизменным. Как только начинаешь считать себя выше других по любому из десятка признаков, ты становишься уязвим. Потому что опоры нет. Опираешься на воздух, не понимая и не видя нитей взаимодействия вокруг, ведь просто перестаëшь замечать людей вокруг себя. А они, от того, что ты не отличаешь их от мебели и не считаешь людьми, людьми быть не перестают.

Вот и сейчас старый граф совершенно не задумываясь о том, что его слышно далеко за пределами столовой, отчитывал сына.

— Девушка просто упала, я всего лишь подал ей руку, помогая подняться. Всё. — С явным раздражением ответил отцу лорд Генрих.

— Всё? В дом ты зашёл с чёрного входа, наравне с прислугой! И только через семь минут! — возмущался граф.

— А мне нужно было демонстрировать обнажённый торс у парадного входа? — кажется лорд Генрих не воспринимал возмущение отца всерьёз. — И за семь минут я могу только попить воды после тренировки и неспеша дойти до дома, а не успеть заняться с девушкой тем, на что вы здесь намекаете. Не тот вид спорта, где ценится скорость, знаете ли.

— Девушка! — зло фыркнул граф. — Служанка! Девка из сорного сословия! И ничего, поднялась бы и без твоей помощи. С каких пор ты вообще стал таким обходительным с прислугой? Лучше бы сосредоточил своё внимание на жене. Ты в курсе, что к ней приходили поверенные отца и деда? Прояви чудеса рассудительности и догадайся по какому вопросу!

— Леди беспокоится о своей безопасности. По-моему, нормальное и очевидное желание, — со скукой в голосе произнëс Генрих.

— Да что ты говоришь! Нормальное по-твоему? А если она потребует раздельного проживания? — зло шипел граф. — Ты понимаешь, что и её состояние, благодаря которому мы живём, после того, как твой брат проиграл всё, что смог, тоже будет с нами раздельно? Может, расскажешь мне на что мы тогда 'по-твоему, будем жить? А содержать имение в Аньерской провинции? И главное почти сорок человек престарелых слуг, которые служить уже не могут, а значит и обеспечивать себе пропитание, а мы не можем вышвырнуть их на улицу! Некоторые из них ещё моего отца помнят вздорным сопляком! Твоя жена единственный весомый источник наших доходов, и сейчас, когда она вот-вот хлопнет замком своего кошелька у нас перед носом, ты, вместо того, чтобы окружить её вниманием и заботой демонстрируешь манеры прислуге и целыми днями либо фехтуешь, либо занимаешься укреплением и развитием тела. Вот именно сейчас это так необходимо?

— Да, — коротко ответил Генрих отцу. — Осенью будет формирование пополнения в экспедиционный корпус Империи. Заявку на вступление в ряды корпуса нужно подать за месяц, пройдя испытания на физическую крепость и владение клинком.

— Что. Ты. Собрался. Сделать? — прозвучало среди внезапной тишины.

— Я собрался вступить в императорский экспедиционный корпус и претендовать на офицерское звание, — спокойно ответил Генрих.

— А оплачивать офицерский патент ты за счёт каких денег собрался? И как быть с тем, что ты женат⁈ — к концу вопроса граф опять сорвался на крик.

— Как вы могли заметить, брак с леди Дианой… Не сложился. И уверен, вряд ли сложится. У меня нет ни желания, ни намерения продолжать этот фарс, которым и были эти отношения всё время. — Раздался голос Генриха.

— Я рада, что вы пришли к такому выводу, лорд Генрих, — произнесла я, входя в комнату.

— Вы подслушали наш разговор? — возмутился граф.

— Боюсь, что ваш разговор слышала не только я, но и все, находящиеся в этом доме. А также жители двух окрестных улиц, если они конечно не затыкали себе уши, — присела я за стол.

— Вот как, — постелил салфетку себе на колени граф. — И что тогда вы скажете о намерении моего сына?

— Вы о желании лорда Генриха занять место офицера? — уточнила я и продолжила после кивка графа, но обращалась только к самому Генриху. — Лорд Генрих, вы понимаете, что офицер, это не просто набор определëнных знаний, владение клинком и знаки отличия на кителе? От офицера зависят и жизни, и судьбы тех, кто будет у него в подчинении и просто рядом. Это ответственность! А вы до сегодняшнего дня, по крайней мере насколько мне известно, желания связать свою жизнь с военной службой не проявляли. После окончания академии вы решили выбрать путь рантье и жить за счёт того, что принадлежало вашей семье. Не знаю, известно ли это вам, но офицер, это не должность, это призвание.

— Мне-то это хорошо известно, — приподнял одну бровь в жесте насмешливого удивления Генрих. — А вот откуда это известно вам?

— Сказал как-то очень значимый в моей жизни человек, — быстро произнесла я, чувствуя, как сердце заходится в бешеном ритме.

Я прекрасно знала и помнила именно этот жест. И эту усмешку, часто его сопровождающую. Я умела угадывать оттенок эмоции, что заставлял эту бровь приподниматься. Я видела этот, словно передающийся по наследству, жест у внучки и всех троих сыновей. Генин жест.