– Конечно, Ики Вас проводит. – Она одними лишь пальцами провела от ещё более развеселившейся девушки к нему, словно в магическом жесте растягивая между ними связующие нити. Её одежды слегка колыхнулись, подтверждая всю тайну обряда. – А Вы, любезный, не проводите ли старую немощь до её кресла? – продолжила бабуля, когда Эндрю сбежал под руку с сестрой, что родили ему чужие родители. Их голоса разносились по округе, привлекая внимание фолков, не привыкших к такому количеству молодой крови. Была бы на всё воля Эндрю, он бы избавился от холодов и навсегда остался в Патуи, только бы приглядывать за своей милой Ики.
– Буду только рад, Ия. – Согласился Хён Сок, предсказывая, что затеяла всё бабуля не просто так.
Ещё два года назад, когда он вступил в должность, то ему пришлось с удивлением вычитывать весь тот список, что оставил ему предыдущий подполковник первого отдела по делам межрасовых коммуникаций. Конечно, ему и без того было известно, что в круг его новых обязанностей будут входить личные выезды на экстренные случаи, но это было уже из ряда вон. Отныне Хён Сок должен был гарантировать своё периодическое присутствие в разного рода местностях, граничащих с жизнью не только амфи и фолков, но и мхов, сломленных ветрами деревьев и даже рыбы, что, если быть честными, была ему целиком и полностью неинтересна. Если председателю Моису, все эти дела постановившему, так хотелось подобной внимательности к мелочам, то, по мнению Хён Сока, он мог бы открыть отдел по делам иноземной рыбы, чтобы проследить, когда же у неё наконец проклюнется сознание, но, кажется, для всех проще было распоряжаться ему самому посещать берега рек и озёр, не смотря на то, что с давних пор одним из первых существовал отдел, занимающийся вопросом психики животных, растений, грибов и даже бактерий на Вайнкуле.
Хоть Патуи и лежала у него под самым носом, Хён Сок долго не мог решиться избрать её своей остановкой по пути из одного Округа в другой, но судьба решила иначе. В очередной метели водитель его пикапа потерял дорогу из виду, пока сам Хён Сок с интересом рассматривал бушующую и неприступную пургу в запретной близи. Но, конечно же, делал он это не для себя, а для Кэсси, что по крупицам собирала все сведенья из внешнего для первого Округа мира в исключительно поэтических целях. Когда машина остыла, приборная панель погасла, а мороз принялся с усердием стучать в окна, на помощь пришли амфи. Показав ближайшую деревушку, звери с большой охотой приняли новых гостей в свой дом. За одну ночь фолки и Хён Сок смогли прижиться друг с другом до того, что старейшина деревни Ия вручила ему ключи от дальнего из домов. Лин не раз пыталась выяснить, что такого брат сумел им наплести, но он продолжал с искренней убеждённостью заявлять о том, что не помнит, чтобы произносил хоть слово до того, пока не пришло время прощаться. Так подполковник Квон принял почётное звание жителя деревни фолков, что носила имя, случайно подслушанное одной растерянной девчушкой в разговоре людей – Патуи, вышедшее из давно позабытого слова, что непреднамеренно сболтнул путник, не слишком чётко говоривший на латыни.
У края обрыва материка стояло кресло-качалка. Кого бы бабуля Ия ни просила сопроводить её, никто не верил, что у старушки имеются дела на границе с нескончаемым океаном. «Какой вздор! Что же она могла там позабыть в такой мороз? У человеческих стариков с возрастом на холод начинают болеть кости». В ответ на все чужие возгласы Ия лишь сильнее куталась в шаль, смелой рукой поправляя шапку на жидких волосах. Из людей один только Хён Сок никогда не задавал ей лишних вопросов, и её это несказанно радовало.
– Расскажи мне, милый, как поживает твоя семья. – Ия улыбнулась, шагая ближе к краю плато. Снизу на неё смотрел бесконечный водный простор. – И сними-ка очки, я хочу видеть твой взгляд.
– Как скажете. – Повинуясь просьбе, словно приказу, Хён Сок избавился от очков и тут же сощурился в ответ на ударившее в глаза солнце. Оно всё пыталось пренепременно заглянуть в его лицо, на что он как истинный стоик не обращал и малейшего внимания. – Лин в полном порядке. В последнее время много занимается.
– Но это же ещё не всё? – бабуля сложила руки за спиной, наблюдая, как непослушный ветер раскачивает её кресло. – Как же Кассандра? И Кей?
– Кей? – от этого имени Хён Сока словно передёрнуло. – Не знаю. А Кэсси пишет новую книгу.
– Всё никак не уймётся. – Хриплый смех раздался откуда-то из-под платков. – Она всегда мне нравилась. Жаль только, что ты так и ни разу её к нам не привёл. – Ия замолчала, терпеливо выжидая, пока Хён Сок подхватит тон и скажет в ответ хоть слово, но этого так и не случилось. – Ты не против, если старушка поведает тебе одну историю? – Бабуля приземлилась в кресло-качалку, умещая весь свой вес меж двух её резных ручек, а затем прислушалась к ветру, словно на его волнах корабли приносили ей все те сказания об ушедших неведомых существах, которыми она любила баловать слух юных фолков. – Когда-то давно, когда я была ещё совсем девочкой, жилось в этом мире совсем уж тяжко. Старые Боги, пещеры, иглу, ледяные дворцы, хранящие тепло точно так же, как это делают ваши невесомые шелка. Я часто бывала одна, царапала что-то палкой на каменной глади рядом с рисунками древних и приговаривала на родном фолкском, да вот только всё не могу припомнить, как именно он звучал. Кажется, я совсем позабыла, как говорили наши прошлые голоса ещё задолго до того, как вы подарили нам новые. Тогда-то меня и прозвали Ией. Богов ради, не помню даже, что это имя означает, но при виде меня тот человек произнёс что-то, от чего на его глазах выступили слёзы. Ни раз я заходила к нему и слышала, как дух его умирает от боли. Только вот заговорить с ним я всё никак не решалась. Да и видят Творцы наши, он бы меня и не понял.
Хён Сок про себя улыбнулся тому, как бабуля Ия всё спутала. Ведь сюда человечество пришло не более шестидесяти лет назад. Бабуля никак не могла повстречать людей, по меньшей мере, за двадцать лет до прибытия Луиса Кортеса. Религия фолков, подобно людской, с каждым поколением начинала звучать всё менее убедительно.
– А человек тот был высок. Волосы его походили цветом на почву нашу дроглую, а глаза блестели на солнце словно разных цветов камни. Я никогда раньше не видела людей. И человека его красоты после больше не встречала. Кажется, он и правда был первым, с кем мы, фолки, столкнулись на Вайне.
И снова бабуля ошиблась. Её описание Кортеса никак не походило на реальность. Но Хён Сок продолжал слушать. Он всегда был рад компании этой старушки.
– С новыми словами пришло новое понимание. Конечно, тяжело было привыкнуть к тому, что нас вы прозвали фолками, а неизведанным ранее вещам приписали и вовсе чудные названия, если тогда и заметили их вовсе. Острова, материки, океаны. Всего этого мы никогда не знали, потому что просто не могли увидеть, что мир стелется шире наших землянок. А искусство… – Ия счастливо наполнила лёгкие свежим воздухом, прикрыв лицо шалью. Всё-таки и ей иногда становилось холодно. – В детстве я не могла и мечтать о том, чтобы мои черкания можно было назвать таким замечательным словом. Потом я часто воображала, что искусство так прозвали лишь после того, как тот человек увидел то, чем я расписала стены родного дома. И было бы славно, если бы это оказалось правдой. Это значило бы, что брат мой изучал то, что я создала собственными руками.
Бабуля замолчала, продолжая с мечтательным выражением поглядывать на разлившийся перед ней океан. Его волны изредка бились о скалы, покрывая белоснежный берег новыми узорами из водорослей и путая всё старое. Словно подрагивающие с ложбинками морщин пальцы бабули, он продолжал вить свою историю, между собой связывая незримые воспоминания хрупкой да невидимой паутиной. В этом океан был очень схож с Ией. Они оба часто сочиняли те удивительные вещи, что до чужого слуха могли донести лишь дивные птицы.
– Ну а ты, Хён Сок? Ты молчишь потому, что тебе нечего сказать, или ты просто не знаешь, как это сделать?
