Да уж, думала, Света, своих с чужими не перепутаешь. Даже если и немногих своих в жизни видел. Чего же кучерявый так долго там пашет?! Делов-то с огородом и водой в баню, начать и кончить. Мой бы отец уже давно все переделал, а этот копается. Хотя, может бабуля его обедать усадила. От нее без «накормить до отвалу» не очень-то и уйдешь. Она из военного поколения, для нее «любить – это кормить» однозначно. И гостей это тоже касается.

Интересно, догадается кучерявый и мне чего-нибудь принести или пустой придет? Может он к пожилым, пусть и клеточно обновленным и отреставрированным косметологией женщинам, но без «медийки», как-то иначе относится, чем к женщинам за визуальной иллюзией спрятанным. Все же взгляд у него был довольно ошалелый, когда я его разбудила. Кто его знает, какие у него там убеждения по отношению к ровесницам. Когда убегала, размышлять об этом было некогда, а вот придет и узнаю.

В какой-то момент на солнышке под осиной Светку сморило и она как-то отключилась. Когда открыла глаза, первым делом увидела ноги кучерявого в дурацких по последней моде рейтузах «с педалями» и туфлях, очень похожих на индейские мокасины. Она подняла глаза выше. Кучерявый внимательно ее рассматривал, а в руках у него была сетка с запотевшей банкой молока, видимо из бабулиного холодильника и еще что-то, завернутое в вафельное полотенце. Булочки, догадалась Света.

– Ох и бабушка у тебя. «Мягкая сила», другого определения и не подберу. Пока все ею намеченное не переделали, не отпустила. И не требует вроде, а не откажешь. О тебе спрашивала. Пришлось сказать ей, что у тебе ночью зуб разболелся и ты с утра пораньше уехала в поликлинику в Академ. И вернешься к ней снова не раньше, чем через пару дней, потому что у тебя еще дела в городе. И что я с тобой вместе приеду еще. Гостинцев вот тебе передала. Чуть полбидона молока мне не вручила. Хорошо, что у нее еще со вчера банка литровая молока в холодильнике была. А то бы сейчас с бидоном к тебе пришел, а я их с детства терпеть не могу. Неудобная все же вещь, не знаю как ты, а я полный бидон никогда до дома не доносил. Вечно проливал по ротозейству. Будешь молоко с булочками?

– Давай. Пить хочется. Пока тебя ждала, разморило всю.

Светка стянула упругую резиновую крышку и стала пить прямо из банки. Молоко было вкусное и холодное, такое, что даже дыхание в груди перехватило. Светке пришлось отдышаться после нескольких больших глотков, пока в груди не прошло и она продолжила пить, ну очень вкусное молоко.

«Вкус детства», хоть и расхожее выражение, но уж очень точное в этом случае. Молоко кончилось как-то очень быстро и Светка поставила банку «под лопушок», не далеко с тропинкой, чтобы добрые люди ее с собой отсюда забрали. Потому что банка стеклянная, да еще и с крышкой, вещь в хозяйстве очень нужная.

Вернулась к кучерявому. Села на траву. Он еще немного потоптался над ней и тоже сел на траву рядом. И тут Олег вдруг «замерцал». Сквозь уже привычное Свете лицо молодого мужчины стали проглядывать совсем другие черты. Медиа-персона кучерявого начала таять и улетучиваться. И буквально через минуту рядом с ней сидел уже совершенно другой человек. Сильно старше. Пожалуй, даже старше самой Светы. Довольно высокого роста. Сутулый и худой, со впалыми щеками. Седой, с очень коротко остриженными волосами. Так коротко, что от его природных кудрей ничего не осталось. Одежда на нем была простая и мешковатая, почти как на Светлане. А мокасины все те же. Если честно, выглядел он плохо. Бледный, на лбу испарина. Плечи поникшие. Глаза полуприкрыты, будто он в обморок собирается упасть. Светке даже показалось, что он чем-то и давно хронически болен. Бледный, бледный, аж зеленый. Вот не выглядел он как здоровый человек совсем. И дело было не в возрасте.

– Ого. А «медийка» твоя все, – только и сказала Света.

Он посмотрел на свои руки. Вздохнул. Достал из сетки последнюю булочку и стал молча есть. Светка отвела от него глаза. Сорвала травинку и стала покусывать ее кончик в задумчивости: «Почти не соврал в «медийке» про себя. Просто моложе сделал и рост зачем-то убрал». Про рост она буквально через минуту и спросила. А Олег Павлович, больше язык у нее даже про себя не поворачивался называть его кучерявым, ответил:

– Мужчинам невысоким легче затеряется в толпе и их меньше опасаются. Поэтому я выбрал иллюзию внешности «пониже».

– Говоришь, как разведчик какой.

– Я и есть, в некотором роде, разведчик.

– Ты же вроде воздушный маршал, нет?

– Это я сейчас воздушный маршал. А были и другие времена в моей жизни. Ладно. Пошли куда-нибудь, чего в овраге сидеть.

– Пошли. А куда?

– Не знаю. Просто отсюда пошли.

Он встал и замер как истукан. Глаза закатились, он побледнел еще больше, хотя, казалось бы, куда еще бледнеть, итак как хроник тяжело больной выглядит. Светка испугалась. Травинку плюнула. Подскочила, попыталась его поддержать, а он холодный весь как покойник и не гнется. Точно как истукан. Даже не дышит кажется и как стоит, не понятно. Она инстинктивно одернула от него руки. И стала вглядываться в его лицо. Потом решилась и пощупала пульс у него на шее. «Пульс вроде есть. Живой. Черт возьми, да что с ним такое?» – не зная, что дальше делать, Светка просто села рядом с ним на траву и стала ждать. Через пару минут он, наконец, очнулся и посмотрел на нее осмысленно. А потом сел рядом с ней.

– И что это было? – нетерпеливо выпалила Светка.

– Времени у меня мало тут осталось. Плохо мне. Нужно отсюда выбираться. Иначе помру.

– Как выбираться-то?! Нас, похоже, и не ищут совсем.

– Света, давай на чистоту. Нас с тобой и не теряли.

– В смысле «не теряли»?

– В смысле, что наши тела сейчас лежат в известной мне медицинской клинике, в реанимационных капсулах, в том нашем времени, в искусственной коме. Мой мозг соединен с твоим мозгом специальными сенсорами. Нужные зоны памяти в твоем мозгу химически активированы. И оба наших сознания сейчас «видят один сон на двоих». И его генерирует большей частью твое спящее сознание, которое блуждает по закоулкам простимулированных зон твоей памяти. Сейчас ты – моя работа. И если это продолжится еще сутки, я сдохну тут физически.

– Тааак…, – протянула Светка, – но я не подписывала согласие на искусственную кому и не давала никаких разрешений ни на какие сны вдвоем! А ты что, на этом заработаешь? Да? Ну и дохни тогда. Мне-то, что?

Олег на ее выпад не отреагировал. И стал ей спокойным голосом, медленно выговаривая слова, как маленькой объяснять:

– Да. Это не законно. И да, если выживу, я на этом заработаю, так же как агентство памяти в купе с медицинской клиникой.

Светка почувствовала, как ее щеки краснеют от гнева. Она встала, отвернулась и отошла от Олега. Потому что боялась, что не сдержится и залепит ему пощечину, и может быть даже начнет пинаться. Все же не каждый день тебя так грубо и так нагло «в темную» используют те, кто вроде бы должен был тебя лечить и тебе помогать.

Нет, Светка не была наивной и знала, в каком мире живет. Но гневу внутри нее это было без разницы. Она даже отвернулась от кучерявого, который в один миг потерял в ее глазах всякое уважение, в том числе уважение к его возрасту и сединам. «Старый враль! Да, провались ты!»

И тут она почувствовала, что сзади он кладет ей свои руки на плечи и легонько пытается повернуть ее к себе. Светка еле сдержалась, чтобы не заматериться, но стерпела. Не смотря на весь свой гнев, она понимала, что кучерявый про ситуацию знает больше и ей нужно с ним говорить, чтобы понимать, что происходит. Нет, Светка была совсем не дура. И обуздать себя, когда надо, могла.

Она подняла на него глаза. Он тут же снова с нею заговорил голосом спокойным и убеждающим:

– Света. Помоги мне, а я помогу тебе. Мы вместе отсюда выберемся. Ведь тебе и правда все это просто снится. А когда ты выйдешь из комы, ты все забудешь. И меня забудешь и то, что мы тут были, тоже забудешь.