На конечной остановке Олег как-то оттаял от своего оцепенения и они спокойно вышли. Время клонилось к вечеру. Светка настояла дойти до Торгового центра – «стекляшки» и купить чего-нибудь из продуктов, чтобы к бабуле не с пустыми руками ехать. Кучерявый сначала идти не хотел, но потом, убедившись, что Светка без этой закупки дальше не двинется, подчинился. И опять побежал впереди нее, будто знал куда идти. Светку это уже стало реально напрягать и она спросила:
– Ты дорогу что ли знаешь?
– Нет, конечно. Но тут и знать нечего. Широкая асфальтовая дорожка от остановки одна, значит она к магазину. И лаврентьевский принцип прокладывания дорожек в Академе я знаю. Где люди тропинки протоптали, где всем удобно и поток идет, там и заасфальтировали. Логика! А ты тащишься как черепаха, давай прибавь шагу. А то мы до закрытия все выбрать не успеем. Они же до семи?
– До семи. Хм, ну хоть что-то ты из прежней жизни помнишь.
– Помню, помню. Давай шагай. Или тебе буксир нужен? – и кучерявый галантно и с улыбочкой выставил свой локоть, без слов предлагая на него опереться Светке.
– Иди давай, обойдусь без буксира пока.
В торговый центр они сходили без приключений. Купили хлеба, булочек с помадкой, докторской колбасы, две банки тушенки, яблоки, и сетку, чтобы все это нести. Очень удачно купили три банки зеленого болгарского горошка, его как раз «выбросили» в продажу несколько ящиков. Повезло, в Академе всегда со снабжение было лучше, чем в области.
Светка долго пялилась на «старинные» кассы. Ну красивые же аппараты! Красивые! Металлические, с царапинками, с кнопочками, и звучат! Ах, как они звучат, точно поют. Тук-тук, кнопочки. Потом «ххххххы» чек вылезает. Отбили. И кассирша на них работает живая! С ней общаться нужно, ну прекрасно же! Не то, что эти бездушные и вездесуще сканеры из их времени прибытия.
Денег осталось немного. «Только бы до бабули добраться, а там видно будет», – решила Светка. Кучерявый взял довольно увесистую сетку с продуктами и рысью потащил ее от торгового центра. И куда человек торопится, не понятно. Я даже еще толком не придумала, что бабуле скажу, а он все спешит куда-то, спешит. И Светка уже привычно пошла за ним, чуть отставая.
Когда вернулись на конечную остановку, уже конкретно так вечерело и автобусы уже плохо ходили. И они просидели на лавке по ощущениям не меньше сорока минут. А Кучерявый все молчал.
«Он вообще, нормальный?» – подумала Светка. «А даму кто развлекать общением будет? То разговаривает, когда ей не до него, то молчит, хотя надо бы продолжить знакомство. Да и хрен с ним».
Время тянулось как-то очень тягуче, медленно. Усталость от впечатлений делала свое дело. Раздражало еще, что автобус не едет, а сколько не едет – не понятно. Без навигатора было страшно не привычно.
Со временем в этом прошлом вообще как-то странно. Вроде по конкретной дороге идешь, ее только и должен видеть, а параллельно еще не просто мысли в голове словами бродят, а прям видения «как параллельная жизнь» из разного другого прошлого. То ползут медленно-медленно и ты как бы тоже там, то пролетают по касательной и ты в них ощущениями не углубляешься, но с конкретной дорогой по хронометражу не вяжутся, путаница какая-то.
И от этого многогранно и разновременно проживаемого в одном моменте совсем теряешься, долго или коротко ты по этой конкретной дороге идешь? Как будто ты не в себе и все ощущения времени нарушены. Может, поэтому я тут везде позади Олега иду, а он несется впереди на всех парах. Это же не его прошлое. Он же его так многомерно как я, наверное не переживает. Ему вон и часы вроде не нужны, он не растерян. И его внутреннее ощущение времени не сбито, так как у меня. Хотя, бог его знает, что у него там внутри. Он вон тоже как-то странно зависает, как сейчас. Стоит и не шевелится, как на плацу. Так нормальные люди не стоят.
Мда, жалко что общественных часов на конечной нигде не висит. Можно конечно было бы спросить время у прохожих, у кого часы на руке. Да, как-то неудобно. И так все украдкой на Светку с Олегом пялятся из-за одежды. Украдкой, потому что в Академе люди воспитанные. Но, не стоит их воспитание еще больше вопросами напрягать. А то еще и помогать бросятся, к себе в гости позовут «иностранцев», может в гости даже за руки поведут, гостеприимных людей в Сибири во все времена много. Или в милицию позвонят. И так может быть, позвонят из автомата ближайшего и скажут, что мол иностранцы-потеряшки на конечной, на Морском, трутся. Вы там никого не теряли? А они тутова. Заявлений и ориентировок на них нет? А чего они без сопровождающего? Иностранцы же без сопровождения по Академу не ходили в это время. Это же не туристический город. Если и приезжали, то по работе, и одни по городку не бегали. А мы как раз выглядим именно как иностранцы. Не поверят же, что местные мы. Я бы на их месте не поверила. Короче, выбора нет. Стоим. Ждем. Ждем. Как немножко пьяные от впечатлений, не трамвая ждем, но автобуса. И ощущения все «не в своей тарелке».
Светка подняла голову к темнеющему небу, и тут почувствовала на шее неприятный укус. Автоматически хлопнула себя по шее. Комар, е мое! Полетели на вечерний холодок! Их тут туча потемну будет. Скорей бы автобус пришел. Сожрут же без привычки! Завтра красные пятна на месте укусов будут. Светка встала с лавки и сорвала с ближайшей березы веточку, чтобы отмахиваться от комаров. Кучерявый посмотрел на нее весьма укоризненно, чего ты, мол, вандалка этакая, деревья ломаешь? Но развивать тему вслух не стал. И тут подошел наконец-то 109-ый.
Глава 7. Земля детства
Уже темнело, когда они выгрузились из автобуса на остановке «поселок Кирова». Автобус останавливался на горке, а за остановкой сразу был спуск с холма к железнодорожной ветке и дальше к морю. И вид на Обское море и остров Патмос с остановки был шикарный. Солнце садилось, ветерок с воды был свеж. Светлана поежилась. Тут, на холме, всегда было холоднее на несколько градусов, чем в стоящем в лесу Академгородке и холоднее, чем на более низком берегу ОбьГЭСа. Сумерки быстро спускались, но дорогу к бабушкиному дому Светка легко прошла бы и в полной темноте с завязанными глазами. Потому что помнила ее, как свои пять пальцев.
Тут начинались места, которые она знала телом, а не только глазами. Вся земля вокруг бабушкиного дома и на подходах к нему была в детстве исследована ею буквально всеми частями тела, всеми органами чувств и буквально на каждом квадратном метре.
Исследована, когда они с пацанами играли в ножечки и искали место, чтобы не увидел никто и чтобы земля была ровная, без травы и не сильно твердая для ножа. Исследована, когда они прятались везде, где можно спрятаться и частенько ползали на пузе по-пластунски, когда играли в партизан. Исследована, когда в оврагах они строили свои тайные блиндажи и тайком разводили костры, на которых, понятное дело никого не спросясь, жарили утащенный из дома хлеб и картошку в углях пекли. Исследована, когда бывало Светка летала с разбегу да оземь или со всего маху со своего велосипеда, лыж и коньков по всем этим буеракам, деревьям, кустам, лопухам, горкам и оврагам. А так же заборам, сараям и другим постройкам всего частного сектора. Потому что слоняться, играться и кататься было больше «негде».
Хотя, уточним для верности, «негде» – это кроме далекого школьного стадиона в Новом поселке и маленькой хоккейной коробки у них в Боровушке, которую и заливали и от снега чистили не каждый год. А весь их остальной «детский стадион» был везде, где замерзла достаточно большая лужа для коньков, где была достаточно крутая горка, чтобы съехать с нее на санках или попе. Где были достаточно глубокие весенние ручьи, чтобы бродить по ним в резиновых сапогах и следить, как сосновая кора с самодельной мачтой из проволочки и бумажки, в виде твоей «пиратской шхуны» бежит и переворачивается в холодной весенней воде. И где были достаточно глубокие и снежные овраги, чтобы штурмовать их склоны по грудь в снегу и воображать, что ты в горах и попал под лавину.