После сегодняшнего вечера он надеялся о ней забыть.

Ему просто нужно завязать этот маленький узелок, и он, как обычно, вернется ко сну, работе и концентрации.

По словам матери, в детстве он страдал от нервозности. У него были нервные приступы, как назвала их Коринн единственный раз, когда они обсуждали эту тему. Никто понятия не имел, была ли его нервозность вызвана определенным событием или он просто родился со страхом в костях, но в возрасте шести лет он начал посещать психотерапевта.

Доктор Патель подарил Джулиану умение составлять расписания. По сей день организованный распорядок дел был инструментом, который он использовал, чтобы контролировать свою нервозность. Проще говоря, это работало.

Во всяком случае, вплоть до пожара на винограднике четыре года назад. Впервые с детства он потерял контроль над структурой, потому что в огне расписание ничего не значило. С тех выходных он придерживался графика еще более жесткого, чем раньше, отказываясь допустить еще одну оплошность. Очередную утечку через трещины. Душевный срыв Гарта стал тревожным звонком, стимулом сделать шаг назад и переоценить ситуацию.

До пожара Джулиан возвращался на остров Святой Елены каждый август в начале сезона сбора винограда, оставаясь на винограднике в течение месяца и следя за тем, чтобы ежегодный процесс проходил гладко, после чего осенью возвращался в Стэнфорд преподавать. Даже будучи в отъезде, он консультировал по вопросам, касающимся винодельни. Но не более того. Возможно, если бы Джулиан в какой-то момент взял, как Гарт, передышку, он смог бы избежать того, что случилось после пожара. Его отец мог бы продолжать доверять ему помогать в управлении виноградником, вместо того чтобы свалить все на мать и сбежать в Италию.

Казалось, в горле встал ком.

Сосредоточься на текущей проблеме.

Эта молодая женщина, с которой он, по-видимому, встречался в какой-то момент в прошлом, ткнула пальцем в страховочную сеть, которую он соорудил вокруг себя. Наверное, ему не следовало ей перезванивать. Это было рискованно. Он сопоставил угрозу своему рассудку с наградой за знание – хорошо, за чертово желание увидеть ее снова, – и, что удивительно, колонка «Риски» проиграла.

Теперь он за это расплачивался.

Вой собак отвлекал, но не так сильно, как она сама. Несмотря на то что наступил вечер, солнце все еще ярко светило в небе Напы. Оранжевые лучи падали на нее, как любящие прожекторы, окрашивая щеки девичьим румянцем. Она когда-нибудь перестает улыбаться? Ее губы всегда казались изогнутыми, как будто она хранила какую-то тайну – и так оно и было, напомнил он себе. В первую очередь поэтому он и позвал ее, вместо того чтобы просто приготовить самому домашнюю смесь для отпугивания сусликов (на самом деле эту информацию он нашел одним быстрым поиском в интернете). Не для того, чтобы вожделеть изгибы фигурки Хэлли.

– Господи Иисусе, возьми себя в руки, – простонал Джулиан, проводя рукой по лицу и отталкиваясь от стола. Он откинулся на спинку стула и поправил беспроводную клавиатуру, повернулся и направился в переднюю часть дома. Да, прошлой ночью он не спал по нескольким причинам. Попытка раскопать забытое воспоминание – вот с чего все началось. Но все эти размышления о веселой блондинке и обтягивающей футболке привели к кое-чему совсем иному. Дважды.

Когда в последний раз он мастурбировал дважды за одну ночь?

Кажется, в старшей школе. И даже тогда он не мог припомнить, чтобы так усердствовал по этому поводу. Лежа лицом вниз на животе, не меньше. Ему пришлось посреди ночи бросить простыни в стиральную машину и перебраться в другую спальню. Унизительный поворот событий, если он когда-либо о таком слышал. В самом деле, невероятно глупо было снова звать ее сюда.

Что, если этот визит не принесет ему успокоения? Попытается ли он увидеть ее снова?

Вернувшись в Пало-Альто[11], он целенаправленно встречался с женщинами, которые не занимали слишком много свободного места. С женщинами, которые придерживались плотного графика, у которых не было проблем с планированием таких вещей, как ужин, секс или рабочее мероприятие. Хэлли даже не стала бы уточнять свое время прибытия. Если бы они проводили много времени вместе, он за неделю оказался бы в смирительной рубашке. Так что да, покончить с этим и вернуться к работе. Строгий план.

Очень похоже на то, каким он был прошлой ночью.

Испытывая отвращение к самому себе, Джулиан открыл входную дверь, закрыл ее за собой и спустился по ступенькам на подъездную дорожку. Затем он свернул направо, во двор, где перед самой свежей сусличьей норой, скрестив ноги, сидела Хэлли, взбалтывая что-то в большой пластиковой бутылке.

– Здравствуйте, профессор, – окликнула она, и ее голос легким эхом разнесся по винограднику.

Собаки с тявканьем и рычанием подбежали его поприветствовать. Он гладил их по головам, одного за другим, беспомощно наблюдая, как они пускают слюни ему на штаны.

– Привет, Хэлли. – Один из псов ткнул Джулиана в руку, пока он не почесал его как следует. – Как их зовут?

– Золотистый лабрадор – это Пити. Моя бабушка была большой поклонницей «Пострелят»[12]. – Она указала на шнауцера. – Это Главный генерал. Не «Генерал», а Главный генерал, потому что он всеми командует. А боксер – это Тодд[13]. Я не могу этого объяснить – он просто похож на Тодда.

Джулиан чуть отодвинулся, чтобы изучить боксера.

– Пугающе точно.

Она рассмеялась, как будто испытывала облегчение от того, что он с ней согласен. Ему это тоже понравилось. Слишком.

Займись делом.

Он кивнул на пластиковую бутылку.

– Что входит в формулу?

Как будто он уже не знал.

– Перечная мята и касторовое масло. Они ненавидят этот запах.

Она встала на колени и достала несколько ватных тампонов из кармана джинсовых шорт. Сегодня они были еще более светлыми. Еще более выцветшими. Это означало, что материал прилипал к ее ягодицам, как трусики, в то время как солнце окрашивало блестящей позолотой потертую джинсовую ткань. Ее топ сегодня был не таким тесным – к счастью или к сожалению, – но грязные полосы от пальцев красовались прямо поперек груди, как будто она вытирала о нее руки, потирая ладонями соски. Вверх-вниз. Будто она так и росла во дворе какой-то пригородной деревушки, с перепачканными землей коленками.

Это становится неловким.

Наблюдая, как Хэлли смачивает ватные тампоны, он максимально ослабил свое влечение, пытаясь сосредоточиться на более практических вопросах. Например, необходимости разобраться с этой девушкой.

– Хэлли, скажите, откуда мы знаем друг друга?

Она закивала на середине его вопроса, очевидно, ожидая его услышать – и ему это не понравилось. Оттого, что он оказался для нее предсказуем, у него все тело начало зудеть.

– Я не говорила, что мы друг друга знаем. Я просто сказала, что было приятно снова тебя увидеть.

Да. Это было правильно. Они вообще не знали друг друга. И не могли знать.

Почему это только усилило зуд?

– И где же мы виделись?

Румянец залил одну сторону ее лица. На мгновение он подумал, что во всем виноват закат, но нет. Садовница покраснела. И он невольно затаил дыхание.

– Ладно, ты помнишь… – начала она.

Ад вырвался на свободу прежде, чем она успела закончить.

Едва Хэлли опустила в нору ароматные ватные тампоны, суслик высунул голову с другого конца. Вот так. Настоящая игра в «бей крота», только с сусликом. И собаки словно спятили. Джулиан и раньше считал, что они были громкими, но тогда их возбужденное тявканье было ничем по сравнению с визгом и тревожным лаем, с которым они бросились к появившемуся суслику, который поступил мудро и ударился в бега, спасая свою жизнь.

– Мальчики! Нет! – Хэлли вскочила на ноги и помчалась следом за тремя собаками. – Назад! Сейчас же!