– И что нам теперь делать? – я сказал «нам», потому что мы оба уткнулись в одну преграду, амнезию профессора Эшби.

– М-м… Но ведь кто-то ещё должен знать. В исследованиях профессора участвовали несколько человек.

– Доктор Марли сказал, что группа распалась после смерти моего отца. И никаких документов не сохранилось. Что, конечно, подозрительно. Полиция вела расследование. Возможно, что-то осталось в их архивах. Только как нам заглянуть в них?

Жасмин пожала плечами:

– У меня нет таких связей.

– У меня тоже. Но я спрошу… у друзей, на всякий случай.

– Если что-то узнаешь…

– Да, конечно, я сообщу тебе.

Вроде бы, нам больше не о чем было говорить, но… я мучительно искал возможность продолжить разговор. Жасмин сделала это за меня:

– Знаешь… мне кажется, если мы выясним, кто виновен в смерти твоих родителей и куда исчез твой брат… это подскажет мне, как и почему умер мой отец. И потому… я хотела бы помочь тебе в поисках.

Мне сразу стало легче:

– Я, пожалуй, не против. Две головы лучше, чем одна.

Жасмин улыбнулась, и я понял, что мне очень нравится её улыбка.

Мы распрощались, обещая друг другу звонить и вскоре встретиться. Странно, но я чувствовал себя уже не таким одиноким. Мне хотелось действовать. Но я не знал, как. Мои ещё недавние будни теперь казались мне какими-то нереальными – словно они были сном. Я спал тринадцать лет. И вот теперь проснулся. Отец… почему ты не рассказал мне ничего? Или своим друзьям? Как бы я хотел поговорить с тобой. Но даже в своих снах я не решался тревожить умерших. Лишь изредка навещал могилу родителей, избегая такой реальности. Я не любил сны; но получается, что жил, как во сне. Да, мне нужно проснуться. Жасмин показалась мне очень реальной. И я знал, какой шаг мне нужно сделать для возвращения к жизни.

Я стоял и смотрел на наш старый дом. Для меня он был словно призрак – призрак прошлого, моего детства и гибели нашей семьи. Я не собирался искать тут какие-то улики и свидетельства – слишком много лет прошло. Мне нужно было увидеть это место, осознать его реальность. И хорошо, что в нём теперь жили разные и чужие люди – дом был наполнен жизнью. Несколько лет он стоял заброшенным. Но когда я понял, что не хочу в него возвращаться, Джеффри выставил его на продажу. Сначала никто не хотел покупать дом – после того, что случилось с нами. Цену пришлось снизить, и в итоге его купили под мини-отель. Есть же любители пощекотать себе нервы. Да и история дома была важна только для местных – для приезжих она ничего не значила: семья, жившая тут до них, была им не знакома и потому безразлична.

Если бы я оказался на месте Анри и сбежал из плена – я бы пришёл сюда: это ведь единственный адрес, связанный с прошлым. Никому из прежних соседей не было известно, где я живу теперь. Джеффри оставил им свой адрес, на всякий случай.

Может, зайти? Но мне не хотелось ни объяснять, кто я, ни прикидываться возможным постояльцем в поисках жилья. Вряд ли Анри решил остановиться здесь. Для него было бы невыносимо.

Дом я увидел. Теперь мне нужно повидать родителей.

Кладбище. Не было мне спокойно в этом месте вечного упокоения. Я чувствовал себя виноватым за то, что всё ещё живу. За то, что ничего не могу сделать для тех, кто ушёл. Я жив, а мои родители – мертвы, и брат исчез. Я ничем им не помог.

Смахнув с надгробия листву, я положил к нему цветы и сел на скамью. Отец и мама, они здесь, под землей. Но их нет – в могиле лишь то, что от них осталось. Их нет – и я должен жить без них. Жить, хочу я того или нет.

Я почувствовал на себе чей-то взгляд. Огляделся: поблизости никого не было. Лишь в сотне метров от меня у другой могилы стояла пожилая женщина. Но она не смотрела в мою сторону. Наверное, показалось. Я помедлил, а затем пошел к выходу. И все же, чувство, что за мной наблюдают, не исчезло.

Когда я вошел под арку ворот, кто-то схватил меня за руку. Вздрогнув, я обернулся: в нише арки, в тени, стоял мужчина. Или молодой человек – я не видел его лица. В джинсах и толстовке с капюшоном, накинутым на голову. Он отпустил мою руку, сделал полшага мне на встречу и откинул капюшон. Я ошеломленно рассматривал его. Тонкие черты лица, смугловатая кожа. Темные глаза с длинными ресницами. Длинные волосы собраны в хвост. Эти волосы… вьющиеся, каштановые… Я замер. Сердце гулко билось. Я боялся поверить тому, что вижу… И что я вижу? Кого?

– А… Анри? – выдохнул я почти беззвучно.

Но он услышал. Губы его приоткрылись и дрогнули:

– Это ты, да? Всё-таки ты, Виктор?

Я кивнул.

Он судорожно сжал меня в объятьях. А я застыл, боясь проснуться. Едва заставил свои руки шевелиться и тоже обнял его. От брата пахло железной дорогой и пылью, но волосы и одежда были почти чистыми.

– Ты ведь поможешь мне? Спрячешь? – Анри вдруг напрягся, и его пальцы судорожно вцепились в меня, – Мне нужно спрятаться.

Значит, его, действительно, похитили. Он убежал, и теперь похититель ищет его. Я не знал, о ком и о чём речь, но кивнул. А потом и произнёс, поняв, что брат не видит моего кивка:

– Я никому тебя не отдам. Больше никому и никогда. Анри. Я обещаю.

Он чуть отодвинулся и взглянул на меня. Словно хотел увидеть подтверждение моих слов на моём лице. И, видимо, нашёл его. Потому что облегчённо вздохнул и попытался улыбнуться:

– Как хорошо, что ты есть, – улыбка исчезла с его лица так же, как появилась, – Но нам нужно уходить отсюда. Нужно спрятаться.

Я не стал возражать и задавать лишних вопросов. Потом, позже. И просто кивнул:

– Пошли.

Анри следовал за мной, нервно озираясь по сторонам. Когда мы вышли за ворота кладбища, он замер, оглядываясь вокруг. Казалось, взгляд его бегло, но цепко осматривает каждого человека поблизости, каждый подозрительный объект. Наконец он облегчённо вздохнул:

– Куда дальше?

Я указал на свою припаркованную по соседству машину. Анри позволил мне первым подойти к ней, а сам остановился чуть поодаль:

– Распахни все двери и открой багажник. Осмотри её.

Я так и сделал. Никого и ничего лишнего в машине не было. Анри кивнул. Закрыв багажник и двери, я сел за руль. Анри юркнул на заднее сиденье и залёг там. Едва машина тронулась, он спросил:

– Куда мы едем?

– Домой. Туда, где я живу.

– Он найдёт.

– Никто из прежних знакомых, кроме Оливера и Джеффри, не знает моего адреса.

– Кто это? Ты им доверяешь?

– Друзья отца. Теперь они для меня… как семья. Я верю им больше, чем себе.

– Тогда ему доставит особое удовольствие сделать из них твоих врагов.

– Кто бы он ни был… у него не получится, – я был абсолютно в этом уверен.

Анри помолчал, а потом сказал:

– Ты просто не знаешь, на что он способен. Сделать из чёрного – белое, и наоборот – для него ничего не стоит. Чтобы ты проклял всё, что любишь, и возлюбил то, что ненавидишь.

Я не выдержал:

– Да кто он такой?!

– Этьен.

– Но кто он?

– Просто Этьен. Никогда не смотри ему в глаза и не слушай, что он говорит. Это трудно. Но иначе ты пропал. Как пропал я, – в голосе его послышалась истерика.

– Но теперь ты свободен. Ты со мной, и мы что-нибудь придумаем, – я старался говорить спокойно и убедительно.

– Ты, и правда, думаешь, что я свободен?! – Анри резко сел на сиденье и смотрел на меня в зеркало заднего вида, – Ты не понимаешь, что происходит у меня в голове. Не чувствуешь этого, не можешь знать. Чем и кем я был. Что я есть, – он нервно обхватил себя руками.

– Конечно, я не понимаю этого. И не узнаю – если ты мне не расскажешь.

Неожиданно из глаз его потекли слёзы, перешедшие в рыдания. Я спешно припарковал машину на обочине, пересел к нему и обнял.

– Виктор, Виктор. Уходи. Оставь меня. Мне не спастись. Не хочу, чтобы ты тоже… Ведь он захочет тебя. Ты ведь тоже… Проникающий в сны.