Таня молчала. Молчал и Никита. Вдруг в сенях послышался какой-то грохот. Через несколько секунда хлопнула входная дверь, и из темноты зала к родителям подскочил Мишка, явно чем-то недовольный.
– Ну, вот, – громко воскликнул он, и по-хозяйски хлопнул варежками по ногам, – вы разрешили Ритке выйти с нами, так она пахталку уронила. Мы с Настей сразу во двор вышли, а в сенях свет не стали включать… Она говорит, что хотела достать новую метелку. Встала на ящик, а когда стала падать, так ухватилась за…
– Ты постой, – перебил сына отец, громко засмеявшись, – не надо нам рассказывать подробности. Корпус у маслобойки не треснул?
– Не-а, – покачал головой Мишка, – бока вроде целы. Я так мельком смотрел. Только у крестовины одна деревяшка сломалась.
– Это не беда, сынок, – сказал Никита и похлопал сыну по плечу. – Это к счастью. А к лету мы ее починим. Вы справляетесь с Настей там?
– Да, пап, справляемся, – ответил Мишка, и, поправив шапку, восхищенно обратился к Тане. – Мам, соболя у папы – целая гора! Раза в три больше, чем было в прошлом году!
Мальчик деловито повернулся и вышел из дома.
Слова о том, что Никита добыл соболя гораздо больше, чем в прошлом году, немного взбодрили Таню. Она до сих пор еще не могла поверить в то, что поведал ей муж насчет «волшебных» капсул. Ведь не разыгрывал же он целый год перед ней ужасную трагедию о своей смертельной болезни: все же начиналось и происходило на ее глазах. Таня помнила, какой был голос у Никиты еще четыре дня назад, когда перед тем, как направиться к своему самому дальнему домику дней на десять, он связался с ней по рации согласно графику: даже через треск и гул эфира она уловила некую его обреченность, словно он прощался с ней. Сейчас же он выглядел совершенно здоровым, и это после суток, как он говорит, пути по тайге и по Енисею. К тому же за все время, как Никита зашел в дом, он даже ни разу не кашлянул.
– У нас сколько сейчас денег в наличии, Таня? – спросил Никита. – Мне надо к завтрашнему утру добраться до Москвы.
Таню этот вопрос и вовсе выбил из колеи. Она чувствовала, что Никита не врет. Ее муж никогда не лгал. Никита мог недоговаривать, когда это надо было. А если так, то он здоров. Если здоров, то она должна начать радоваться случившемуся факту: прыгать до потолка, танцевать, расцеловать от счастья детей, обнять мужа… «Как же так, – думала она про себя, – вот он вернулся из тайги, говорит мне, что смертельный недуг исчез, а я до сих пор даже не обняла его? Сижу рядом с ним действительно так, будто бы ждала его видеть в предсмертном состоянии, а то, что он здоров и жизнерадостен – мне это не по душе… Но почему так моя воля скованна, что не могу ни обнять, ни радоваться?»
– Ты только ни о чем не спрашивай пока, ладно, Танюша? – подождав некоторое время в ожидании ответа от жены и, так и не дождавшись, прошептал Никита. – Я же вижу, что ты и веришь и не веришь одновременно тому факту, что теперь я полностью исцелился. Я и сам в таком же состоянии, поверь мне, вот поэтому мне сложно пока объяснить тебе словами… Но я тебе все расскажу как-нибудь после, когда сам удостоверюсь в реальности происходящего…
– Ты сказал в Москву, – словно бы не слушая мужа, перебила его Таня, – а вернешься когда?
– Ты только никому не говори, что я собираюсь в Москву, ладно? Скажи почти что правду: я направился в Красноярск на лечение… Тем более, сейчас я все равно полечу именно туда. Ну, а вернусь, думаю…
– На Новый год вернешься?
– Это святое! Конечно, вернусь! Может, даже раньше…
Самолет Красноярск-Москва подлетал к аэропорту Домодедово. Уже объявили о начале снижения и огласили дежурный инструктаж для пассажиров при приземлении. Никита после посадки в Красноярске, как сел на свое комфортное место, за которое отдал почти все свои деньги, так и провалился в глубокий здоровый сон, без всяких на то лекарственных средств, впервые за последние дни, вернее, даже месяцы. Прошедшие сутки вымотали физически его окончательно, хотя, надо сказать, что все его планы осуществились. Вначале в Сайгире пришлось немного понервничать из-за того, что вертолет задерживался и прилетел примерно на полчаса позже, чем обычно. Но все обошлось: почтовик прилетел на аэродром за сорок минут до вылета самолета. В Красноярске на ближайший рейс до Москвы не было дешевых билетов – только бизнес-класса. Никите деваться было некуда, и он потратил почти все свои деньги. Потом при посадке произошел курьезный инцидент. Дело было в том, что у Никиты попросту не было «парадной» зимней обуви кроме своих охотничьих самодельных бахил-ишимов. Да и с верхней одеждой в плане эстетики положение было аховое. По тайге в этой амуниции охотиться было удобно и комфортно, но внешний вид, конечно же, назвать если, что шокировал готовящихся к посадке пассажиров бизнес-класса – это было бы мягко сказано. Один респектабельный мужчина даже обратился к представителю администрации аэропорта для выяснения вопроса о целесообразности впустить Никиту на борт самолета из-за его этого самого внешнего вида. Конечно же, его пустили на борт: у него был билет, одежда была чистая, сам пассажир трезв и вменяем – никаких оснований для каких-либо запретов нет и все. По воле случая, как раз тот мужчина, который был больше всех раздражен присутствием Никиты в салоне бизнес-класса, оказался его соседом. Для сибирского охотника вся эта возня была просто немного забавна, не более того. И на всякие фырканья и мат шепотом, но так, чтобы при этом Никита это услышал, – он спокойно улыбался, чем только приводил в большее негодование этого пассажира.
Как вел себя этот сосед во время перелета, Никита не знал, но то, что его разбудил именно он перед посадкой словами: «Эй, земляк, пора вставать. Мы уже почти прилетели», – слегка удивило. Видимо тот нашел в себе силы, чтобы пересмотреть свое отношение к своему поневоле соседу, а также глянуть на себя и на свое поведение со стороны. По крайней мере, так Никита подумал про себя.
– Вы, наверное, таежный охотник? – обратился он к Никите, когда тот, открыв глаза, посмотрел пристально и доброжелательно на него своими серовато-голубыми глазами.
– Да, охотник, – односложно подтвердил догадку мужчины Никита.
Вскоре самолет совершил посадку. На выходе из зала для пассажиров бизнес-класса, к нему снова подошел этот мужчина и, легонько дотронувшись двумя пальцами до его плеча, довольно вежливо заговорил:
– Вы даже без багажа? Прошу меня простит за мое раздраженное и неприличное поведение в Красноярске… Меня зовут Владислав. Я сам москвич, а ездил к вам по делам своей фирмы. Вымотался за три дня, знаете ли… Так вот, чтобы искупить свою вину перед вами, – конечно, если у вас нет лучшей перспективы, – предлагаю вам поехать со мной. Меня ждет машина. Вы скажите, куда вам надо, и мы вас завезем. Мой водитель всю Москву и почти всю область знает как свои пять пальцев, как говориться… Да, а вот и он, – сказал Владислав и кивнул головой на подошедшего к ним высокого плотно мужчину лет пятидесяти пяти.
– Мне надо в Бачурино, в СВР, – спокойно ответил Никита, глядя в глаза водителю Владислава, – ты знаешь, как туда доехать?
Как ни странно, в отличие от своего патрона, который от этих слов даже невольно закашлял, его водитель меланхолично повернулся боком, приглашая всех идти вперед, и как-то немного дремотно ответил:
– Знаю. Только смогу подвезти лишь до КПП. Место, сами понимаете, там тихое… К тому же мы там будем в пять утра…
Владислав, услышав, куда собирается его новый знакомый, насторожился и как-то даже сжался. И то, что он назвал свое имя, а Никита никак на это не среагировал, указывало на неординарность его личности. Поэтому, когда водитель роскошного лимузина открыл дверь в салон, Владислав с некоторым подобострастием пропустил Никиту вперед и только потом, после него, осторожно притулился с самого края сиденья.
Дорога в четыре утра была абсолютна свободна. За все время: когда двигались до МКАДа, потом по МКАДу, затем съехали с нее и стали петлять по лесопарковой зоне – никто не проронил ни слова. Никита и водитель молчали по привычке, а Владислава хотя и обуревало любопытство разузнать все о своем случайном знакомом, понимал, что это бессмысленно.
