«Атаку?».

Всё дело было в том, что узел «десять шестьдесят один» был самым краем Ярцево-Майской оборонительной дуги. Отсюда до развалин Майского, где располагался штаб их Второго полка, было восемнадцать километров. По сути, сейчас взвод Саблина находился на самом западном конце обороны. Самый-самый правый её фланг. Западнее него располагались лишь несколько подвижных соединений степных казаков. Которые по задумке командования должны были с ним взаимодействовать. Но этих степняков урядник видел лишь единожды, на второй день после того, как принял позицию. Вот тогда и приехал к нему с тремя казаками охраны подсотенный Шестнадцатого казачьего полка по фамилии Ефрем. Такая была у него фамилия. Ну, во всяком случае, подсотенный так представлялся, да и подчинённые его так звали.

В общем, это была их единственная встреча за неделю. После неё степные казаки даже на радиосвязь с пластунами не выходили. Нет, оно понятно, скрытность для степных – дело естественное, там, в бесконечных барханах, радиомолчание – суть выживания, тем не менее Аким надеялся хоть какой-то контакт со своим правым флангом установить. На всякий-то случай. Слева, на юго-восток от его участка, в шести сотнях метров – «девятка», узел обороны «ноль девять шестьсот один». Там свои же браты из Второго полка, из его станицы казаки, с ними всё в порядке. Контакт налажен. И вот спрашивается, на кой чёрт ему сюда отцы атаманы перебрасывают броню?

– Может, линию выровнять хотят? Поближе к южным камням нас пересадить хотят? – продолжает гадать Саня. – Ты, командир, что на этот счёт думаешь?

Аким ему ничего не говорит, сидит, снова перечитывает в планшете радиста сообщение.

– Ну, Аким… – теребит его Каштенков. – Есть мысли?

Вот он всегда такой. Неймётся ему вечно, обязательно всё ему должно быть ясно и понятно, а если не так, то он себе места не найдёт, и так как командир молчит, Саня продолжает:

– Слушай, может, я пойду до Кузьмы дойду?

– То к чему?

– Ну… Спрошу, что он думает насчёт танка, – продолжает младший урядник. – Он человек-то бывалый, всякое видал, может, у него мысль какая есть.

– Угомонись ты. Ты, что, всерьёз думаешь, нам танк прислали и с этим танком наш взвод в атаку отправят? – Саблин не разделяет опасений своего зама, хотя…

– А вдруг начальство решило…

– Саня! – Саблин наконец отрывается от планшета и отдаёт его радисту. – Успокойся. Тут сказано: принять танк, обеспечить скрытность. Под команду мне его не передают. Понял?

– Да понял, понял… А вдруг разведку боем затеять хотят? – не унимается Каштенков.

Он так и будет придумывать гипотезы, пока не узнает, зачем начальство присылает танк.

– Какая разведка боем, при такой их артиллерии?! И даже если соберутся командиры, так они не нас в атаку отправят, мы-то по-любому на позиции останемся, возможно, поддерживать атаку придётся; в случае неудачи поможем атакующим выйти из боя, забрать раненых. Так что не мельтеши раньше времени; для атаки, если она будет, сюда ещё взвод пришлют, а то и два. А пока никого, кроме танка, нет, и говорить про то нечего, – Аким, кажется, убеждает своего заместителя. И чтобы занять его, продолжает: – В общем…Иди давай, посмотри место для капонира и отправь людей копать его.

– Может, за камнем? – нехотя соглашается Каштенков.

– Нет, мы там грузовики встречаем, я не хочу, чтобы китайцы вычислили грузовик и случайно заодно накрыли танк. Поищи место где-нибудь у малой гряды.

– Метров восемьсот отсюда… А не далеко? – сомневается Саня.

– Нормально, подальше поставишь, поближе возьмёшь. Там, за грядой, его точно дронам видно не будет.

– А кого взять-то капонир копать? – Каштенков всё ещё желает поговорить, вместо того чтобы заняться делом.

Тут уже Саблин начинает злиться, он смотрит на своего заместителя тяжёлым взглядом и говорит многозначительно:

– Саня, ты это… займись уже делом, а?

– Да всё, всё, пошёл…

Сашка собирается и уходит, а Аким, чуть посидев, решает, что Каштенков мыслит-то правильно и поговорить с Кузьмой Клюевым нужно. Да и по отделениям пройтись, на казаков своих поглядеть.

Как они? И чтобы они командира не забывали.

Он встаёт, выливает на свою кольчугу, на плечи, на грудь и спину полкружки воды, и начинает надевать броню.

Взял свой дробовик, вышел с КП, накидывая шлем на голову, закрыл забрало, чтобы запустить и заодно проверить систему: всё ли в порядке? По мониторам привычно поползли буквы первичного анализа работы.

«Батарея – сто процентов». «Системы управления движением – нормально». «Сервера и приводы, – и поплыл по экрану весь список агрегатов один за другим, – нормально, нормально, нормально… Все работают нормально». «Камеры, все четыре, – нормально». «Микрофоны и связь…».

И тут мониторы на секунду погасли, а компьютер на мгновение заблокировал микрофоны, и он ощутил удар, вернее сильный толчок, ему даже пришлось опереться рукой на стенку траншеи. И на него посыпались комья грунта. И только после этого заработали камеры и микрофоны, и перед его газами в густой серой пелене ещё летели куски грунта вперемешку с песком и пылью.

«Снаряд! Двести десять миллиметров! (Именуемый у казаков «чемоданом»). Жахнул так жахнул! – совсем рядом. Метров десять-пятнадцать от него. Он понял это и присел на дно траншеи. – Прицельно бьют… Неужели наши дрон прозевали?!».

После такой встряски он снова перезапустил проверку систем, хотя по темному самому правому монитору уже знал, что заднюю правую камеру нужно менять. Он нащупал её на шлеме и вытащил из паза… Нет, камера оказалась целой, просто на неё налип грунт. Саблин вставляет камеру на место и полусогнувшись идёт по траншее на НП.

Это место оборудовано для операторов РЭБ-станции Петра Каховского и молодого казака Андрея Володина. Володин лежал в соседнем помещении, была не его смена, но даже он сразу вскочил и пришёл на пост, когда там появился командир.

– Господин урядник, – докладывал Пётр почти официально, – расчёт РЭБ-станции производит контроль пространства. Старший расчёта казак Каховской.

– У них есть дрон в воздухе? – сразу, не ответив на приветствие, спрашивает Аким.

– Так точно, – Каховской указывает на белую точку на дисплее. – Вот он. Висит в этом квадрате с самого утра, – оператор обводит область на экране карандашом.

Урядник сомневается, что этот дрон единственный.

– И сколько до него?

– Одиннадцать километров, – сообщает Каховской.

«Одиннадцать километров…». На такой дистанции, конечно, ни одной ракетой, имеющейся в распоряжении его казаков, этот дрон не убрать.

– А как он меня в траншее разглядел?

Каховской и Володин переглядываются, и тут заговорил младший:

– Господин урядник, с такого угла он никак вас не мог увидеть в траншее. Траншеи-то у нас глубокие.

Это было так, траншеи тут и вправду отрыты хорошие. Но снаряд-то лёг очень близко, не будь у него закрыто забрало, так и контузию он мог получить.

Саблин молча смотрит на белую точку на экране.

– По мне сейчас был прилёт. Очень точно навели. Едва в траншею снаряд не залетел.

– Да нет… – операторы снова переглядываются, в их взглядах отчётливо читается сомнение, а старший Каховской качает головой: – Быть того не может. С этого дрона вас не могли заметить в траншее.

– Случайный, наверное, – предполагает Володин.

– Случайный, – повторяет Саблин, а потом добавляет: – На улицу выходите – забрала закрывайте даже в траншее.

– Есть закрывать забрала, – за обоих обещает Каховской.

Он идёт на самый дальний пост, на шестой. По ходу заглядывая на каждую огневую точку вне зависимости, есть там казак или нет. Смотрит, всё ли в порядке, не осыпались ли стены, проверяет обзор из неё; если есть кто из казаков, то перебрасывается с ним парой слов. Спросит о воде, потом о количестве прилётов, потом когда у казака конец караула. И обязательно добавляет, чтобы забрала держали закрытыми и на посту не курили.

Теперь ему кажется это важным. Да, на посту нельзя курить, нельзя открывать забрало. Но он знает, что никто его эти приказы выполнять не будет. Он и сам, будучи рядовым бойцом, на посту покуривал.