– Ты настолько в себе уверен?
С вызовом поднимаю бровь, а сама боюсь опустить взгляд, чтобы не увидеть то, что вчера… его желание, когда застала врасплох. Только уже от меня, потому что снова искрит, но совсем по–другому, медленно и очень опасно.
Одно неверное движение… рукой, взглядом, губами. Хвостик зажженного динамита подбирается к обоим.
Я это чувствую. Ещё немного и наступит: «Бум! Ба–а–да Бум»!
Ромка молчит и смотрит своими океанскими глубокими, а потом внезапно переключается:
– Ладно, мне пора! Сценарий сам себя не напишет, да и вечером работа.
Он перешагивает одеяло и, огибает диван в сторону двери, а я стараюсь не смотреть вслед.
Похоже голуби только что выплюнули мне обратно в лицо мои крошки.
Ромка открывает дверь и бросает задумчиво напоследок:
– Вечером напишу… или позвоню! Выздоравливай.
Он уходит, а я поднимаю одеяло и, накрывшись с головой, падаю на диван калачиком.
Мне нужен свой сценарий на то время, когда он рядом!
***
Я выхожу из душа с чалмой на голове, в свежей футболке и шортах, почти не хромаю. Наконец, я чиста от болезненной скверны. Надеюсь, что родители не слышали, как я повторяю юридический синоним червячка в разных интонациях и склонениях.
Ромка прав, если я всего буду стесняться, то как бы он меня не готовил – я могу провалиться.
Мама накрывает на стол. Каринка помогает и хихикает, когда прохожу мимо кухни в сторону комнаты. Это не очень хорошо! Особенно если она вдруг всë слышала. Будет до старости вспоминать. Я её знаю!
Захожу в нашу комнату и беру телефон, так и не посмотрела, действительно ли мне Ромка утром писал, и писала ли подруга. Может она уже дома и больше не нужно её прикрывать. Или задерживается.
Я открываю мессенджер. Писали оба: Ленка, что уже дома и как она счастлива; Ромка со своей идеей прикрытия.
Записываю его номер в контакты. И как его обозвать? Сеньор червячок или режиссёр Якин?
Хихикаю. Червячок Якин. Тыкаю по буквам.
Мама зовёт обедать.
***
Обожаю болоньезе. Накручиваю на вилку спагетти, слюнки текут от голода.
У нас не принято лезть во внутренний мир каждого, пока сам не откроется. Но маме даётся это тяжело. Она почему–то считает, что красивые истории только в кино, а в жизни всё как у всех – быт, привычка. И если что–то хорошо, то всегда очень подозрительно.
– Рома – отличный парень! Рада, что вы через столько лет решили быть вместе. – странно, что она вообще это сказала. – Но будь на чеку, всë–таки он старше. А у взрослых парней только одно на уме.
А вот это в еë стиле. Папа кряхтит от этих слов. Уже что–то! Обычно он молчит и с аппетитом уплетает мамой приготовленный обед. Он в нашей семье, как домашнее привидение. Знаем, что он есть, но почему–то особо не замечаем. Возможно, потому что он мягкий и добрый.
А с нами надо построже! – так говорит мама, которой говорила бабушка, и несколько женских поколений до.
Иногда мне кажется, что мы – еврейская семья. Всë передаётся по материнской линии: и золотые коронки, и напутствия.
Коронки до сих пор лежат как приданое.
Санта Клеопатра, пусть Каринка первой выйдет замуж! Умоляю!
Мы все такие разные, но когда за одним столом, как большая спагеттина.
Улыбаюсь. Хочу спросить прямо про «родная или инет». Но не вовремя. Единственное, что говорю:
– Мам, пап, я вас очень люблю!
Они любят это слышать. Улыбаются. И только Карина корчит рожицу от моих слов. Ей всегда кажется, что я так подлизываюсь.
В дверь звонят.
Каринка вскакивает из–за стола и бежит открывать. Наверное думает, что Никитос проявил вежливость и зашёл поздороваться.
– Да, здесь! Спасибо! – слышен её ответ и как хлопает дверь.
Она заходит на кухню с огромным букетом белых роз и недовольно косится на меня.
– Тебе! – почти впихивает их мне в руки и садится напротив, насупившись.
Ненормалистка!
Зависть, как точно яд – травит медленно, с накопительным эффектом.
Ромка удивил!
Я ещё сценарий не написала, а он уже играет!
– Боже, какие красивые! – мама радуется, будто это ей.
Но я–то знаю! Она всегда так папе намёки делает. При виде чего–либо восклицает, как это красиво. Но когда эпитеты заканчиваются и реакции ноль, она говорит ему в лоб. Купи мне!
Это работает быстрее.
Я слушаю аромат и замечаю маленькую открытку с милыми зайками в корзинке, вынимаю:
«Заяц, ты лучшая!»
Так, сценарий… Сцена первая. Эпизод первый.
Герой никогда не называет героиню прозвищами животных. Надеюсь, Ромка запомнит и не будет тупить, как Никита. Смотрю на Карину, которая, заметив мой взгляд, сразу принимается за своё любимое занятие: расчленение блюда на лук и остальное.
– Пойду, отнесу в комнату.
Я радостно встаю из–за стола с букетом и телефоном.
Написать или позвонить? Поблагодарить или сразу ворчать, что зайцев не люблю?
Звоню. Нет, отключаюсь.
Подумает ещё, что я поплыла всего лишь от букета. А что потом? Коробка конфет и сразу в койку?
Не буду звонить.
Санта Клеопатра! Сам перезванивает.
Считаю до двенадцати, видела такое в фильме, и тогда беру.
– Верон, ты звонила?
– Ой, Ромка, это ты? Нечаянно нажала на чей–то номер. – Боже, ну нельзя же притворяться дурой так часто. Исправляюсь. – Привет! Про номер была шутка. Да, звонила. – говорю уже спокойным томным голосом. – Сказать «спасибо» за цветы, но почему–то сбросилось. Они очень красивые! И открыточка. Только можешь больше не называть меня заяц? Терпеть этого не могу.
Он молчит некоторое время и просто отключается. Связь?
Так… Сцена первая. Эпизод второ: не при каких обстоятельствах не бросать трубку во время разговора.
Снова звонит:
– Я тебе ничего не отправлял. – говорит спокойным голосом, будто и не отключал телефон.
– Значит, у тебя есть радужные конкуренты. – шучу.
Он молчит. Хоть бы выматерился, сделал вид, что не всё равно, или, наоборот, просто посмеялся над несмешной шуткой.
Сухарь!
– Выкинуть или оставить, что по сценарию? – пытаюсь задеть за живое.
– Как хочешь!
Снова бросает трубку.
Это игра такая? Я будто снова пялюсь в дерматиновую обивку с гвоздиками.
Заходит Карина и с завистью смотрит на букет.
– На самом деле это тебе, – протягиваю ей цветы. – именем ошиблись. Не от Ромки. От Никитоса думаю, для тебя!
Улыбаюсь.
Боже! Похоже у неё раздвоение личности.
Как можно за секунду из грымзы превращаться в щенячий восторг? Она почти выхватывает букет из рук.
– Я тебя простила! – и тут же губы из улыбки превращаются в куриную попку. – Но чтобы больше его не целовала, даже в отместку!
Снова пилит взглядом. Точно, шизофрения!
– Нужен он мне… у меня свой неадекватный появился! – снисходительно смотрю на эти перевоплощения из Карины–Х обратно в сестру. – Но ты, если будешь бегать за ним… а за ним таких как ты много кто носится, – так и останешься для него сестрой милосердия! Карточку с автографом верни!
Вытягиваю руку, вспомнив, что она так мне её и не отдала. Щурит недовольно взгляд.
– Ладно! Она в сумке. Давай доедим и я верну.
– Даже не думай, что я забуду.
***
После обеда родители уехали к ба в город, а мы с Каринкой дождались Лену и сели смотреть комедию «Голая правда» – пособие для тех, кто хочет серьезных отношений.
Подруге я рассказала только то, что она должна знать. Знаю я её, обязательно всё расскажет Болику. А мужики хуже девчонок – те еще сплетники!
После фильма Ленок обещала помочь с моей мантрой червячку.
Так мы давно не смеялись! Удивительно, что Карина придумала эпитетов больше всех, я таких слов даже не знала. Червячок был: и детективом, и сексуальным маньяком, и скромным ботаником.