– Ну… если я буду с тобой, то ни у кого не будет сомнений, что я не радужный, понимаешь? Если я добился тебя, саму Верóну!

Санта Клеопатра!

Звучит, будто я сама Клеопатра. Приятно, но…

– Нет!

– Почему? Ты только выигрываешь!

– Во–первых, ты меня бросил семь лет назад.

– Я тебя не бросал! – он делает огромные глаза.

– Бросал!

– Нет!

– Да! – ещё слово и я ему точно врежу!

Конечно, он не знает, как я страдала и ненавидела! Ему не понять мои чувства!

В дверь стучат и, мы машинально, синхронно кричим: «Занято!». Но бестактная Карина всë равно заходит. Улыбаясь, она бегает глазами от меня к Ромке:

– Мне надо телефон забрать. – извиняясь, она проходит между нами за своим мобильником к столу.

От нас искрит и есть вероятность, что на обратном пути Каринку шибанет током.

Она снова протискивается между нами и, закрывая дверь, добавляет:

– Можете продолжать.

Ромка следит недовольным взглядом, как закрывается дверь:

– Я тебя – не бросал! – он повторяет свистящими шипящими и перенаправляет искры из глаз на меня. – Я не мог бросить того, с кем даже не встречался! Тебе было всего десять, а мне шестнадцать. – он жестикулирует почти как итальянец, – Пика–пика? – и стучит указательным пальцем по своему виску.

– И что? Любви все возрасты покорны! Пушкин знал, что говорил!

– А то, что ещё пару лет и меня бы привлекли к ответственности за совращение… – он сканирует меня с ног до головы. – малолетних!

– Так мне и сейчас нет восемнадцати! Это не совращение?

– Сама же сказала… чуть–чуть и будет!

О! Это уже становится смешно! То есть для капли алкоголя, чтобы расслабиться – это не считается, а для того, чтобы встречаться с двадцатитрехлетним – да?!

Что за двойные стандарты?

– А во–вторых, – продолжаю нагло смотреть ему в глаза, – я другому отдана и буду век ему верна, понял? Поэтому спать с тобой, даже в своих страшных снах, только потому, что тебе надо кому–то доказать, что ты мужик – не бу–ду!

– Не ве–рю!

Не понимаю, это он сейчас про что: как режиссёр про мою актёрскую игру или не верит, что я с ним спать не буду? Или не верит, что у меня кто–то есть?

– Не, ну… сейчас нет…  но моим первым и единственным не будет кто–то отсюда! По–твоему я зря выстраиваю международные отношения и сижу на сайте знакомств? Выйду замуж за итальянца и уеду отсюда в солнечную Италию.

Он заливается искусственым смехом:

– За того Марко, любителя ветчины? Самой не смешно?

– За Марко, или Фабио, или Антонио, – у них много красивых имён, но это совсем не твоё дело, кому я отдам свою честь! Понятно?

Ромка уже не смеётся, и сканирует меня, плотно сжав губы. А я стою обезоруженная и смотрю на них.

По ногам дует, и поэтому, немного остыв, наклоняюсь к одеялу.

Там за дверью родные, наверное, стоят с семечками или попкорном, и слушают наши разборки в духе маминых любимых сериалов.

Ромка тоже успокаивается и, помогая поднять, берёт меня за руку:

– Верон! Это ненадолго! Поступишь в театральный и мы разбежимся! За это время все поймут, что всё это слухи, и я, заодно, найду эту… – он втягивает ноздрями воздух. – с языком без костей!

Смотрю, сглотнув подступивший ком. Она перед тобой, сладкий!

– Я с тобой спать не буду! – повторяю шёпотом.

– И не надо! – Ромка воодушевляется, понимая, что почти уболтал. – Для этого я найду кого–нибудь!

– Но чтобы ни я, ни кто другой не знал. Мне не нужна репутация той, которой изменяют направо и налево!

Быстро же я согласилась!

– Понял, без проблем! – он радостно кивает.

– И я имею право общаться на сайте знакомств с итальянцами!

– Без проблем, Верон! Если  хочешь, могу даже помочь выбрать того самого, кому навеки отдана?

– Сама разберусь!

Смотрю, прищурившись. Пугает если честно, вся эта идея.

– Опять же, это будет для тебя отточка актёрского мастерства! А? Сплошные плюсы! – протягивает руку для рукопожатия. – Мир, дружба, жвачка?

Зачем продавать то, что давно уже продано, сладкий? Усмехаюсь в уме, а сама боюсь того момента, когда он узнаёт, что слух пустила я.

Жму неуверенно руку и мысленно снова себя хороню.

Поступление в театральный и бесплатные концерты – самая вкусная наживка!

Глава 6

Он крепче сжимает мне руку, трясёт её с довольным лицом.

Ещё немного и уписается от счастья! Ты ж мой сладкий! Даже не представляешь, какая жизнь тебя ждёт! Что ты потерял за эти семь лет моего одиночества… Будешь наверстывать в экспресс–режиме!

Вытягиваю руку. Уже штормит. И от тряски и от его наглой симпатичной мордахи.

– А сценарий? – смотрю на него и тру покрасневшую кисть.

– Сценарий? – садится зачем–то обратно в кресло, а я стою.

Мне уже жарко! От его изучающих взглядов и ватного одеяла. Надо закругляться. Хочу в душ.

– Да. Что говорить, как себя вести в тех или иных ситуациях? Вдруг у людей возникнут вопросы? А они возникнут!

– Зачем тебе сценарий? Это же жизнь, детка! Импровизируй!

Улыбается, сверкая идеальным рядом зубов. Сидит нога на ногу, режиссер Якин!

– То есть, если меня спросят, какой у тебя червячок… – скрючиваю указательный палец на слове «червячок», – Такой? – и, как рыбаки хвастаются уловом, отпускаю одеяло и раскидываю руки, – Или такусенький? – сужаю их до размера спичечного коробка, – Я могу импровизировать?

Он сидит и снова выпучивает глаза, и, зависнув на несколько секунд, то ли от моего внезапно полуобнаженного вида, то ли от самого вопроса, тяжело выдыхает.

А после, Ромка сдвигает брови и трёт пальцами образовавшиеся складки на лбу:

– Как. Всё. Запущено! – он убирает руку и качает головой. – Червячок? Ты серьезно? Вообще–то у него есть официальное название и даже юридическое.

Не понимаю его удивление. А как я должна его называть: господин, мистер или сеньор?

– Не–не–не! Даже слышать не хочу! – закрываю уши, предчувствуя его издевки, когда он встает с места и брезгливо зажмуриваюсь.

Через мгновение чувствую его дыхание совсем рядом, но боюсь открыть глаза. Ромка убирает мою руку и голосом с хрипотцой шепчет на ухо это резкое слово.

Он будто мне им уши сейчас отрезал!

Щёки вспыхивают настолько, что можно жарить на них тосты.

Как же хочется есть! В животе урчит.

Слышу его усмешку и ткрываю глаза.

– Как ты вообще собираешься поступать в театральный, если обычное общеизвестное слово вгоняет тебя в краску? А? – он вскользь касается щеки и смотрит на меня, как на ходячее недоразумение.

– Ты же мне поможешь! – отворачиваюсь на мгновение в окно, в обиде прикусываю нижнюю губу и перевожу пронзающий взгляд на него.

Почему мне должно быть стыдно за то, что я берегу себя для большой и настоящей любви? Пусть другие стыдятся, что в моём возрасте у них большой список партнеров и венерических заболеваний. Я не буду!

– Ладно, будет тебе сценарий! Вечером скину. – он отступает и улыбается. – А тебе задание: записать на диктофон слово «ч–л–е–н» с разными склонениями… большой, упругий, умопомрачительный, и так далее… и, как мантру, слушать и повторять в день по несколько раз с различной интонацией! Я проверю. – Он перестает улыбаться и серьёзно смотрит в глаза. – Иначе тебе никто не поверит! И мне соответственно. Тебя вообще ничего не должно смущать, если ты рядом со мной.

– То есть для всех ты будешь чёткий парень, поймал меня в сети, а я простидижитация? Как–то не так ты мне всё это только что рекламировал!

Начинает раздражать его уверенность в победе.

Или я просто очень голодная?

– Нет, наоборот! Для всех ты должна быть такой же недоступной, но уже потому, что теперь – моя! В остальном зона ответственности на мне. Но для поступления, ты должна вообще ничего не стесняться. Понимаешь? – Он скользит по мне взглядом, а затем снова смотрит в душу. Я машинально складываю руки в защитной позе, а Ромка качает головой. – Ну ничего, мы это исправим!