– За здоровье хозяйки! За твое, Танечка, драгоценное здоровье! – предложил Андрей, и все дружно поддержали его. Я тоже.

– Так ты считаешь, что убийца гильзу с собой унес? – спросил Самойлов у Венечки.

– Конечно. – Венечка после стопки подобрел и с удовольствием хрустел огурчиком. – Выстрела никто не слышал, значит, стрелял из пистолета с глушителем.

– А если он из «нагана» стрелял? – предположил Самойлов. – Тогда никакой гильзы и быть не должно.

– «Наган» отпадает по двум причинам, – возразил Ярославцев. – Во-первых, ни разу не было случая, чтобы киллеры-профессионалы стреляли из «нагана». Не знаю почему, но «наганом» они не пользуются.

– А если все-таки? – не унимался Самойлов.

– А если все-таки – тоже отпадает. Я же говорил, что стреляли с глушителем, а на «наганы» глушители не ставят, конструкция не та…

– Может, ты и прав, а может – нет, – попытался рассудить ребят Андрей. Он не особенно много разговаривал. Он увлекся яичницей.

– Это каким же образом я могу быть не прав? – не сдавался упрямый Ярославцев.

– А таким образом, что забываешь о народных умельцах, которые глушитель могут поставить не только на «наган», но даже и на обыкновенную авторучку.

Против народных умельцев Ярославцев возразить не мог, и ему пришлось согласиться, что о системе оружия говорить пока рано, вот вынут пулю, и тогда все станет ясно. Или хоть что-нибудь станет ясно.

По ходу разговора, без всяких тостов, мужики выпили по второй и по третьей. А пользы от этого не произошло никакой, мозги у них как не работали, так и не стали работать. Зря только водку израсходовали.

– Послушайте, – пришла мне в голову интересная мысль, – ребята, если он здесь не живет и знакомых у него здесь нет, значит, он шел к кому-то незнакомому?

– Так, – подтвердил Мельников. – Вполне мог идти к кому-то незнакомому. И что это нам дает?

– А ничего пока не дает. Думать надо…

Потом они ушли. Вся команда, во главе с Мельниковым. Наверное, думать отправились, а может быть, и спать. По имеющимся у меня сведениям, Мельников тоже иногда спит. Я же ни спать, ни тем более думать после всего, что случилось, не могла. Побродила из угла в угол, потом решила погадать на своих заветных косточках. Они иногда очень точно вещают. Вынула кости, посмотрела на них: ювелирная работа. У каждой двенадцать граней с четко обозначенными цифрами. Что мне от них нужно? А нужен мне от них совет, что мне теперь делать. Потрясла я их как следует и бросила на стол. Получилось 14+25+3. Посмотрела в расшифровку: «Звезды пробудили землю. Трудитесь усердно, и через два месяца усилия ваши увенчаются большим успехом». Какие звезды? Какую землю они пробудили? И уж тратить два месяца на расследование я никак не могу. Ну ничегошеньки я в этом совете не поняла. То ли мой оракул слишком мудрый, то ли я ничего не соображаю.

Спала я в эту ночь отвратительно. Даже не спала, а дремала урывками. Бывает так иногда при нервном возбуждении. Задремлешь, потом просыпаешься, и кажется тебе, что уже утро. А посмотришь на часы – всего полчаса прошло. Но спать совершенно не хочется… Поворочаешься с боку на бок, посчитаешь баранов: белых отдельно, черных отдельно, забудешься и снова задремлешь. А через полчаса опять просыпаешься. Так всю ночь и промучилась.

А утром, когда подошло время вставать, уснула. Да так крепко, что не слышала, как будильник суетился, пытался меня поднять. Но ничего у него не вышло. Когда проснулась и посмотрела на часы, оказалось, что уже одиннадцатый час… Давно со мной такого не случалось.

Настроение у меня, естественно, было далеко не рабочее. А денек ожидался довольно напряженный. Прежде всего нужно было ехать в «Химсинтез» к Вересову и разбираться с утечкой информации. Такие дела всегда сложные, и соображалка должна работать как следует, на высшем уровне. А у меня голова черт знает чем забита и не только на высшем уровне, но и на самом низшем, примитивном, соображала плохо.

Во второй половине дня надо было отправляться в райотдел к Мельникову. Договорились, что приеду после двенадцати. Надо в качестве свидетеля написать отчет о встрече с покойником на моей лестничной площадке. И при этом голова тоже должна работать как следует: писать следует аккуратно, осторожно, чтобы никто потом ни к одному слову придраться не мог. И чтобы не связали этого типа с моей работой.

Прежде всего я нашла визитную карточку Вересова и позвонила ему. Сказала, что обстоятельства меня задерживают и я приеду несколько позже.

– Что вы, что вы, Татьяна Александровна! Я ведь понимаю, как вы заняты, – воспринял мою задержку чуть ли не как должное хорошо подготовленный клиент. – Приезжайте в любое время, когда вам будет удобно…

После этого я спокойно, не торопясь, привела себя в порядок, потом занялась завтраком.

И тут раздался телефонный звонок. Оказалось, звонит любезная Лариса Витальевна. «Конечно же, теперь она станет по телефону изводить меня своей благодарностью», – подумала я. И не ошиблась.

– Здравствуйте, Татьяна Александровна. Мне так хотелось вам позвонить, так хотелось… – жизнерадостно защебетала она. – Я так и подумала, что вы уже встали, у вас ведь так много работы, что вставать вам приходится очень рано (на часах уже было почти одиннадцать). Надеюсь, я вам не очень помешала?

– Да что вы, конечно, нет, – пришлось соврать. – Я очень рада вашему звонку.

– Я хочу вас еще раз поблагодарить за то, что вы сделали для нас. Понимаете, все оказалось настолько глупо, и без вашей помощи могла произойти трагедия. Так что мы оба очень вам благодарны, – продолжала она щебетать совершенно без зазора, слова некуда было вставить.

Но я все-таки уловила небольшую паузу:

– Спасибо. Мне приятно слышать, что у вас все хорошо. Вы едва меня застали, я ведь уже уходила. Дела, понимаете ли, с самого утра, – попыталась я закруглить разговор.

А она не поняла. Или не хотела понимать… Или просто считала, что своим звонком доставляет мне удовольствие.

– Да, я ведь что хотела спросить у вас. Вы вчера у себя на лестничной площадке ничего не нашли?

Вот тут я вроде бы и голос потеряла. Нашла я вчера на лестничной площадке, еще как нашла…

– Я еще вчера хотела позвонить, но не решилась. А сегодня, думаю, дай все-таки спрошу. Не то чтобы я очень огорчена, но все-таки…

Конечно же, она совершенно не огорчена. Чего ей огорчаться? И так весело все у нее получалось, что я никак понять не могла: или я с ума сошла, или мне наш разговор мерещится, или Вересова чокнулась.

– Понимаете, дело даже не в том, что это очень дорогая помада, – не умолкала Лариса Витальевна. – Дело в том, что она элитная, ее очень трудно достать. Я вам как-нибудь расскажу, как я ее раздобыла, это же целое приключение…

– Помада? Какая помада? – спросила я, но голос прозвучал как-то хрипло.

– Да я, понимаете ли, когда мы уходили от вас, остановилась на лестничной площадке поправить губы. А потом положила помаду в сумочку. Пришли домой, а в сумочке ее нет. Я и решила, что уронила ее на вашей лестничной площадке.

Вот дура! Ну разве можно так! Меня ведь чуть кондратий не хватил. «Не нашли ли вы чего-нибудь на лестничной площадке?» Ей бы такую находку… Но от сердца отлегло.

– Помаду, значит, потеряли?

– Неужели вы думаете, что я сожалела бы просто о губной помаде? Но это же Элизабет Арден! Без подделок, настоящая.

Кажется, что-то слышала я про такую фирму. Мне сразу стало грустно и обидно: жена руководителя какой-то дурацкой химической конторы пользуется элитной помадой, а я, краса и гордость сыска, молодая, с неплохим заработком, даже ничего толком не знаю про новую знаменитость… Нет, так дальше жить нельзя.

– Не видела я вашей помады. Если вы ее там уронили, так кто-то сразу и подобрал. На площадке ее искать сейчас бесполезно.

Еще бы – ребята обшарили весь подъезд, что не только тюбик помады, но и просяное зернышко, если бы оно там лежало, нашли бы.