– Поправки в установку прицела и угломера на ветер в пределах АУТ определяет и вводит СОБ. В целях исключения грубых ошибок при определении поправок на ветер в пределах АУТ на ПУОД осуществляется контроль расчёта поправок на основе доклада СОБ о ветре в пределах АУТ. При повзводном расположении БМ на ОП установки для стрельбы определяют для каждого взвода…

Голос педагога звучал монотонно, как заевшая пластинка. Слава перевела взгляд на окно, куда било яркое весеннее солнышко, на ветке ещё голого дерева надрывалась птаха, крича во всё горло о скором приближении весны.

– Порядок работы по определению установок на ОП реактивной батареи при различном оснащении метеопоста рассмотрим на примерах. Пример номер пятнадцать один (15.1) СОБ батареи БМ двадцать один «Град» получил задачу на поражение цели четыреста восемь «Бронетранспортёры» снарядом М двадцать один ОФ без тормозного кольца…

Единственное существо, которое хоть как-то отвлекало от глухого, отупляющего голоса – радующаяся весне птаха, – упорхнула по своим пташьим делам. Слава оглянулась на аудиторию. Парни с точно таким же, ничего не выражающим лицом, как у преподавателя, смотрели вперёд, отсиживая лекцию. Девчонки вздыхали, кто-то упорно засыпал, падая на плечо соседки, кто-то выводил каракули в том, что должно было быть конспектом по предмету «Стрельба и управление огнём».

Никто всерьёз не считал, что будущему военному корреспонденту пригодится реальное знание меры углов в артиллерии, что такое деривация, причины её возникновения и учёт, и прочие малопонятные гражданскому вещи, но теорию они знать должны – так решил учебный план.

До нового года предмет преподавал вполне сносный капитан Угольников. Молодой, весёлый, разбавляющий монохромные будни и решение задач, от которых скрипели не только мозги, но и зубы, забавными байками из собственного военного опыта. Угольникова куда-то перевели и на его место поставили Андронова Вячеслава Павловича.

Ходили слухи, что капитана отправили читать лекции подрастающему поколению в наказание за провинность, педагогом он никогда не был и не стремился им быть. Говорили, что натворил что-то в боевой точке, то ли ослушался приказа, то ли отдал не тот приказ, который ждали, то ли попался не тому на глаза.

История, в общем, тёмная, а расхлёбывали её будущие светила военной журналистики. Другим курсам, Слава имела «удовольствие» наблюдать, Вячеслав Павлович читал предмет хоть и монотонно, но всё же более живо, понимая, что знания пригодятся в реальном бою. Будущих корреспондентов же, видимо, за людей не считал. Особенно девчонок. Отчитывал этим недоразумениям часы и уходил домой, не удостоив и взглядом, будто стенке читал или табуреткам.

Славка поначалу бесилась, возмущало такое отношение. Как, спрашивается, писать о военных, если они тебя за человека не считают, в умственных способностях отказывают. Банально на зачёте смотрят в окно, позволяя в наглую списывать заранее приготовленные ответы. Позже смирилась.

Возмущайся, не возмущайся – итог один. Как руководство решило, так и будет. Точка. Военная, ать её, дисциплина. Никто на аркане в военный университет не тащил, могла бы поступить в МГУ или МГИМО, в Питер поехать учиться. Выбрала Военный университет Министерства обороны – терпи таких Вячеславов Павловичей, сексистов несчастных. Закончится когда-нибудь учебный год, предмет закончится, исчезнет этот «педагог» из жизни Калугиной Владиславы навсегда.

Наконец-то лекция завершилась, девчонка с задней парты проснулась, попыталась незаметно потянуться под глухие смешки коллег по несчастью. Вячеслав Павлович полностью проигнорировал происходящее.

Неужели человеку всё равно, что на его уроках спят? Ничего не ёкает? Амбиции там… желание заинтересовать, преподавать, оставить хорошие воспоминания в головах учащихся.

Народ неспешно потянулся к выходу. Вячеслав Павлович закрыл учебник, отложил на угол стола, встал, провожая взглядом понурых девушек в военной форме и подтянутых парней, у который на лице было написано лишь одно: успеть в столовую.

Слава выходила одной из последних, с трудом сдержав громогласный зевок. Надо же настолько тошно читать предмет, что в конце лекции единственное желание – спать. Ужас какой-то…

– Владислава, останься, пожалуйста, – услышала за своей спиной почти у двери.

Вытянулась по привычке, когда останавливает вышестоящий, обернулась, вопросительно глядя на Вячеслава Павловича. Он что же, имя её знает? Неужели отличить от остальных двадцати девчонок их потока может? В принципе, может, если именно её окликнул…

– Садись, – Вячеслав Павлович указал на стул напротив своего стола, сел сам.

Слава, с секунду подумав, уселась тоже, продолжая молчать, уставилась на педагога. Чудеса какие…

– У меня к тебе деликатный разговор, Владислава, и я хочу, чтобы ты поняла меня правильно.

Слава напряглась всем телом, сощурилась, как перед спаррингом, оценивая противника. Откуда такая реакция, сама не поняла, разбираться не собиралась. Почти всегда она полагалась на интуицию, так называемую «чуйку», которая прямо сейчас вопила во всё горло, что ничего хорошего ей не скажут.

– Насколько я знаю, ты встречаешься с Царёвым Александром? – поставил в известность Вячеслав Павлович, по-другому интерпретировать тон не получалось. По смыслу это было вопросом, по существу констатацией фактов.

– Не понимаю, к чему этот разговор, – нервно дёрнула плечом Слава.

Действительно, к чему? Вячеслав этот Павлович ей не папа, не мама, не старший брат, даже не сосед. Он – форменный никто, чтобы задавать подобные вопросы. Какое его дело, с кем встречается первокурсница, имени которой, как минутой назад предполагалось, он не знал.

– Будь осторожна с Александром, не поступай опрометчиво, – выдал Вячеслав Павлович, к искреннему удивлению Славы. Это что за нарушение субординации и личных границ? – Помни, чья ты дочь, и не теряй голову, Владислава.

На этом Вячеслав Павлович замолчал, кинув странноватый взгляд на Славу, та ответила ему ровно тем же. Молчаливо кивнула, встала и, не спрашивая разрешения, вышла из аудитории.

Что это было?

Владислава отлично помнила, чья она дочь, из какой семьи. Забудешь разве? Поначалу она ничем не отличалась от одногруппниц, фамилия Калугина ни о чём никому не говорила. Калугиных в стране чуть меньше, чем Ивановых или Смирновых. После нового года кто-то пустил слух, что Калугина-то не проста, а то ли дочка, то ли внучка генерала Калугина. Славка отпираться не стала, не в её правилах.

И понеслось: «Дочь генерала Калугина?», «Того самого Калугина?», «Вот прямо того-того-самого?».

Вскоре Славка ощущала себя, как чернокожий в зоопарке Гамбурга в начале двадцатого века – экспонатом. На неё показывали пальцем, перешёптывались, закатывали глаза, когда она хорошо сдавала материал или практические занятия. Всё-то ей папа-генерал купил, обо всём договорился, везде подмазал.

Хорошо, теоретические знания можно купить, Слава соглашалась. Зачёт по стрельбе или физической подготовке – невозможно. Как, ка-а-аак?

Она быстрее всех бегала, дальше всех прыгала, больше всех подтягивалась, владела армейским рукопашным боем и лучше всех стреляла. Братья шутили, что в Славке не только потомственных военных кровь играет, но и сибирских охотников.

Только окружению было ничего не доказать. Владислава Калугина получила штамп на лоб «блатная», море осуждения, а вместе с ним и кучу ненужных знакомств, которые посыпались на неё, как дождь из лягушек. Нате!

Доказывать Слава ничего не собиралась. Вела себя независимо, приняв удар досужего интереса к своей натуре как должное. Пошла бы в сферу, не связанную с высокопоставленным отцом, никто бы по пятам не ходил, в глаза не заглядывал.

Постепенно интерес утих. Сплетни, тренды, события неслись сплошным потоком. Слава перестала быть новостью номер один. На повестку дня вышла компания подвыпивших курсантов, которые попались не только патрулю, но и под камеры обывателей, кот, прыгнувший в котёл со щами, и повариха, орущая благим матом во всю мощь своих ста с лишним килограммов.