- Да пойми ты, - доказывал простуженный голос, - потом и ты, и я в виноватых будем ходить. Груз доставить надо и доставить в целости, как это будет сделано - никого не волнует. А спросят результат с нас с тобой.

- Хоть что пусть спрашивают, никого из сотрудников не дам, - уперся врач.

- Я могу! - Разрезал голос Юрия на миг воцарившееся молчание. В палату, дернув дверь, заглянул Петр Павлович и мужчина в военной форме.

- Я могу и хочу поехать, чтобы не трогать ваших сотрудников. И я мужчина, и детей у меня нет, - приводил он аргументы.

- Кто таков? - Обратился военный к Петру Павловичу, перебивая неугомонного пациента.

- Донор наш, - отозвался тот, повеселев, что кажется проблема решается, - сегодня столько крови насдавал, чуть сам не уходился...

Военный вопросительно взглянул на Петра Павловича, тот поспешил оправдаться:

- Девчонки молоденькие, но разъяснительная работа проведена, в действиях персонала никаких противозаконных действий не установлено, - и быстрее перевел разговор, - а парень молодец....

Военный опять перебил:

- Воевал?

Юрий, уже пройдя ранее квест с этим вопросом, ответил, как его учила Анюта:

- Да, на Синявинском, в городе с третьего февраля, контузия. Приехал к матери, но она сейчас эвакуирована...

Военный утвердительно кивнул:

- Собирайтесь.

Медицинский персонал засуетился, готовя коробки с банками и ампулами. Юрий, дожевывая хлеб, одевался.

Выехали, уже смеркалось. Путь оказался не близкий, ехали довольно далеко, за город, среди тоненьких заснеженных берез - и русскость, и трагизм. К берегу, минуя табличку "Ленфронт", прибыли уже в темноте. Ветер упорно не смолкал, подсвистывал.

Кругом белое ледяное поле; ощущение, что весь мир на огромной планете - это только вот этот укатанный снегом лед. Да еще небо, которое, если ступить несколько шагов вперед, то видится, что словно упало на снег там вдалеке, и лежит грузное, темное, отрешенное.

Из белой широкой палатки женщины с детьми и кулями грузились в некрытые полуторки. Военный, выпрыгнув из кабины и размашисто прошагав вокруг машины, подошёл к Юрию, указал рукой в конец уже выстроившейся колонны:

- Степан, к захар иванычу грузись, он тут сегодня один.

Юрий подхватил одну из достаточно увесистых перемотанных тканевыми лентами коробок, припер ее к машине. Водитель, опершись на сколоченную из дощечек дверь, устало наблюдал за погрузкой.

- Ты Захар Иванович? - Спросил Юрий, аккуратно пристраивая коробку на сиденье в кабину.

- Я Николай, - опешил водитель, курносый широколицый парень, такие обычно бывают веселыми, добродушными в жизни.

- А где Захар Иваныч? - Искренне, даже немного испуганно воскликнул Юрий.

Водитель прищурился, внимательно вглядываясь в его лицо, и скривив уголок губ в усмешке:

- Ты придурок?

Пришла пора опешить Юрию:

- Нет!

Парень, еще более пристально оглядывая его с ног до головы, недоверчиво начал уточнять, выплескивая свою молодую, почти детскую ретивость:

- Ты русский? - Обошел вокруг растерявшегося Юрия, - может диверсант?

И, вновь вынырнув перед Юрием, спросил:

- Воевал?

Но тут Юрий уже по заученному:

- Ко контузия на Синявинском...

Парень смягчился, похлопал его по плечу:

- А то я смотрю, ты какой-то странный..., - указал на машину впереди, куда грузили не людей, а какое-то оборудование, - вон зилок, это и есть захар иваныч...

Юрий закивал часто-часто головой, отрабатывая легенду контузии, направился туда с коробкой. Старичок, или может быть казавшийся старичком человек, подвижный и сноровистый, в распахнутом полушубке, пытался командовать погрузкой. Завидев Юрия с коробкой, похоже быстро сообразил, кто он, и заорал:

- А тебя-то где носит? Живо грузись...

- Степан Матвеич! - Окрикнули из кузова, старик ринулся туда. А Юрий, притащив вторую коробку, устроился с ними в кабине относительно удобно. Ноги только замерзли и ныли. Если тулуп ему выпало счастье раздобыть, то вот с обувью дела обстояли намного хуже. Сапоги, что дала ему Аня, не защищали от мороза. К тому же в них было неудобно, непривычно; еще и натирали левую ногу. Но Юрий терпел.

Вдруг небольшой снежный холм недалеко от машины ожил, выбросив вверх сигнальный флажок, разрешающий начало движения. А Юрий даже и не заметил людей в масхалатах. Старичок - водитель бойко запрыгнул в кабину, колонна тронулась.

В едином взвившемся гуле моторов, в шепотке этого прыткого старика "ну, с Христом", в неожиданном взмахе флажка - только сейчас во всех этих страшных приметах начавшегося пути по ледовой дороге Юрий осознал происходящее. Да, было и голодно, и холодно, и жутко, но этот миг опрокинул в нем всё. Он едет по дороге жизни. Ощущение, словно прикоснулся к святыне.

Рассуждал Юрий недолго. Впереди громыхнуло, и треск с воплями накрыл колонну. Впереди них машина уходила под лед. Юрий не видел ничего этого, было темно, но понял, что происходит. Водитель слился с рулем, впиваясь взглядом в лобовое стекло. Машины чуть сбавили скорость, объезжая полынью, но никто не останавливался.

Юрий ухватился за дверь, чтобы она не так качалась и стучала. Через какое-то время и они были уже почти рядом с зияющей чернотой. Юрий отвернул голову к окну с пассажирской стороны, чтобы не видеть того, что будут проезжать. Перед машиной вынырнула маленькая фигура ребенка. Старик-водитель, чертыхаясь, крутанул немного влево, пытаясь проскочить между полыньей и ребенком. Юрий не знал, как так получилось, но единым прыжком выскочив из машины, схватил трясущегося человечка. Ему почудилось, сложно объяснить, какими силами, магическими волнами, провиденьями, ему почудилось, что это Ванятка. Раз, два огромных нечеловеческих шага, три, за неостанавливающейся машиной, медленно объезжающей полынью. Дверь машины ударилась со звоном о проем кабины и распахнулась, в этот момент Юрий, собрав все свои силы и волю, вбросил ребенка внутрь. Это и правда был Ванятка.

Мальчишка заревел, а водитель, сыпя проклятьями, которые заглушал шум и гомон, прибавил ход. Юрий рассчитывал, ухватившись за дверь, впрыгнуть, но машину догнать уже не смог. Объехав полынью, колонна ускорилась. Следом идущая последняя полуторка с молодцеватым Николаем тоже шмыгнула мимо. Юрий бросился было бежать следом, но скоро мрак поглотил округу и кроме лежащего черного неба не видно стало ничего.

Это Юрий потом удивится, как он быстро и верно принял решение, а пока, совсем не анализируя, только сжимаясь сознанием до звериного состояния сохранения жизни, пошел обратно. Не так далеко отъехали, думал он. А что там впереди, этого не знал.

Шел долго. Потом полз. Мыслей вообще никаких не было, дышал и полз. Потом, подчиняясь одному из главных вселенских законов самосохранения, поднялся. Пытался идти, не ощущая ног, они замерзли так, что не чувствовались. Потом снова полз, загребая снег.

Потом вдруг мир стал цветным и теплым. Юрий потянулся, удобно устраиваясь щекой на мягкой подушке.

- Очнулись, Степан Леонидович? - мягкий девичий голос.

Юрий открыл глаза. Полумрак больницы, несколько коек в палате, молодая девушка в белой косынке. "Значит дополз, подобрали", мелькнула мысль. Уже хорошо. Пошевелил пальцами рук и ног. Рабочие. Ещё лучше. Конечно он помнил все прошедшие события февраля, осознавал, кто он и где мог находиться.

- Откуда имя знаете? - Хотел спросить, а получилось проскрипеть. Голос вот был простужен.

- Карточку вашу донора нашли. Вас с Ладоги сюда привезли. - Ответила девушка, - вы кровь переправляли. Мальчика спасли.

Юрий приподнялся на локти:

- Живой пацан?

- Живой. Сейчас уже по дороге на Урал.

Юрий плюхнулся на подушку. Живой. Молодец Ванятка, крепится, цепляется за жизнь. Юрия окатила волна маленького искреннего счастья.

- И вы уже поправляетесь, вторая неделя пошла, как у нас...

- Вторая!?

- Да, но горячка прошла, первое время вы на попечении Ольги Сергеевны были вместе с тяжелыми, а потом мне эти три палаты отдали. Меня Светлана зовут. - продолжала она, - Вы все время только бредили очень. Все какого-то Ноута звали. " Где ноут", спрашивали. Имя такое чудное, никогда не слышала.