А потом пошел дождь, нет, рухнул на землю – отчаянно и стремительно. Такие дожди бывают долгими и приходят вместе с северным ветром. От них дрожат стекла и в то же время становится блаженно и хорошо. И вот это «хорошо» впускает в себя откровение: я завтра остаюсь дома, а дождь все устроил так, как нужно.

Вот старенький чайничек, на одну чашку, с простеньким рисунком, от которого защемит сердце. Кто кого приглашает к чаю – неважно, мы пьем его вместе.

А потом Дом меня укутывает. Словно жива бабушка и принесла свой пуховый платок, как делала, когда я болела. Еще до того времени, когда я их стала носить сама и обвязывать свою дочь. Кажется, что совсем еще недавно. В какой‐то момент мы с Домом становимся одним целым. И это невероятное проживание – даже больше, чем принятие и чем созвучие.

– Через насколько дней я уеду, Дом. Пожалуйста, не огорчайся. Так теперь нужно, ты ведь понимаешь?

– Понимаю, – вздохнет он. – Птицы всегда покидают гнезда. В этом наша жизнь – выпустить птенцов, не надеясь на их возвращение, но всегда ждать.

– Знаешь, Дом, а ведь у людей то же самое.

Скажу и почувствую, что он улыбается. Значит, простил. Конечно простил, а как же иначе?

Замечать мелкие детали бытия – это значит уметь любоваться и тканью, и узорами на ней, и цветом нитей. Это значит «вкушать» момент и внутренне обогащаться. Развивать в себе тонкий слух, чувствительность к прекрасному.

Вот березы. Посреди яркой лазури смотрятся празднично, горят белыми свечами. И такие растрепанные, но – радостные. Весна их поманила, и они зарделись в верхушках, затрепетали. Вот-вот сорвутся в девичий хоровод! И ветер порывистый и мягкий, пахнет весенней водой.

А вот дерево – повалено снегопадами, погребено под белоснежной рыхлой плитой, а верба‐то цветет! Жизнь, празднующая саму себя.

Облачные пятна тающего снега на асфальте. Смотрят ввысь, выстроились караваном и готовы отправиться в путь за своими небесными собратьями.

А эти жмущиеся к краю дороги сугробы! Чистые, свежие пласты, усердно нарезанные лопатой. Вдруг вспомнилось киевское детство, полная тетенька в белом, нарезающая большим ножом немыслимую сладость – «буковинский щербет». Огромный шоколадный утес возлежал на вощеной бумаге, а нож отделял от него большие куски, обломки рассыпались рядом, и хотелось подобрать их пальцем и сразу – в рот. На вкус щербет был как шоколадный батончик – сливочный, незабываемый.

Увидела березу, похожую на елку. Ходила мимо множество раз, но это сходство открылось только сейчас. Желающим увидеть – будет приоткрываться, жаждущим соединиться станут посылаться знаки. Небольшие, но все чаще и чаще. Живая ткань Бытия не стремится быть разгаданной, ибо она «Тайна Великая есть». Да и мы сами – такая же тайна.

Маленькая тайна на пороге Тайны Большой.

Мне так сегодня хочется говорить о любви, Господи! Даже когда понимаешь, что она не про слова и не про сопричастность и близость. Она о чем‐то таком, что однажды приходит, и ты чувствуешь – вот оно – начало всему и всему ответ. То, ради чего сходятся в одной точке все смыслы.

Конечно, можно и без любви… Наверное, можно. Особенно когда тебе есть чем поделиться, что в себе развивать, а жизнь сама по себе – вдохновение.

Но Любовь… С ней ты входишь в ранее недоступную зону. Там ты защищен от всего, даже когда слаб и беззащитен. Тебе вдруг откроется величие в повседневности и красота в простоте. Любовь пахнет домом и родным теплом, будит поцелуем и убаюкивает перед сном, перемещает тебя на совсем другую волну чувствительности и открытости. Это когда всего становится так много и все обретает смысл. Это когда шепотом. Когда обмираешь от нежности и открываешь для себя Бесконечность. Когда остро желаешь закрепления и продолжения в днях, детях и следующих жизнях. Потому что отдельного тебя уже не существует. И одновременно ты существуешь как самая большая ценность в глазах другого. Это и есть Полнота. Замыкание круга. Крепкое «сейчас», перетекающее в безмерное «всегда».

Я хочу молчать о Любви. Слушая, как затихает мир вокруг, внимая всему недосказанному. Видеть, как неслышно угасает свет, оставляя лишь свет негаснущий. Это и будет о ней.

Здравствуйте, дорогой Оскар Клод! Вы меня не знаете, зато я имею счастье знать вас. И для моего восторженного чувства, сравнимого разве что с первой влюбленностью, этого достаточно.

Как же я долго шла к вам, дорогой воспеватель Жизни! Можно сказать – через века. Так идут ко всему настоящему – медленно или трудно. Но оказалось, вы ждали меня, ждали, пока пройдет моя юность и молодость, почти что жизнь. И я смогу оценить весь нездешний свет, пробивающийся из ваших полотен. Вы не повторяли реальность, а делились своим впечатление от нее. И оно было таково, что до сих пор мы, затаив дыхание, всматриваемся в ваши картины, чувствуя приток счастья. Счастья от непередаваемо прекрасных моментов жизни.

Смотрю на веселую воду, на равновесие цветовых пятен, на осязаемость воздуха, которого так много. На главного героя всех полотен – на свет.

Свет как подтон, как отражение или как предчувствие. Вы приходили множество раз на одно и то же место в разное время суток, в разную погоду. И рисовали, рисовали – одну картину за другой. Вы всматривались, как свет пробивается через туман, как ожидается где‐то за завесой дождя, как в самом хмуром звучании рождается эта нотка – надежда на свет.

Чем не наслаждение – все новые и новые стога сена, то в изморози, то в нежном сиянии, и вереницы кувшинок в пруду, таких неподвижных на изменчивой воде – таинственной и влекущей. Можно бесконечно смотреть на стену Руанского собора, размноженную, как в зеркалах, но не повторяющуюся никогда. От жемчужно-серого до застенчиво-розового, от слегка голубоватого до насыщенного бежевого. Разные живописные состояния. Постоянная смена оттенков природы и вашего настроения. Через 10 минут – уже другое небо, другая вода, другое звучание того, что лишь кажется обыденным. У вас, господин Моне, я учусь созерцать и понимать. Я стала теперь много богаче.

Ван Гогу открылась сила жизни, ее торжество надо всем. А вам, господин Моне, наверное, открылось ее очарование. И я могу представить, как вы нервничали, когда не удавалось запечатлеть мимолетность бликов на воде, мягкость ветра, напоенного цветами, мимолетность пронзившего вас счастья. Но вы добились того, что в ваших пейзажах хочется остаться жить. И познавать себя и мир уже оттуда. До чего же хочется там остаться!

И как же прекрасен вокзал Сен-Лазар, весь окутанный паровозным дымом. А этот трепещущий свет, преломляющейся в стеклянной крыше, – многие ли в сутолоке отъезда и томительности ожидания подняли бы головы, чтобы увидеть?

Ваши полотна – легки и полупрозрачны. Как этюды – где есть только впечатление, догадка, а главное – лишь проступает. И нужно поймать, успеть залюбоваться. Мир становится невесомым – может ли иметь вес то, что находится в непрерывном движении?

Помните вашу «Даму с зонтиком, повернутую влево»? С некоторых пор она так мною любима! Похожая на мечту или давнее воспоминание о чем‐то прекрасном. Ее лицо словно намеренно скрыто. Должно быть, чтобы можно было в ней узнать себя? Когда стоишь на пригорке в погожий летний день, и бегущие беззаботно облака, свежие утренние травы и ветер, внезапно толкнувший в спину, – все вместе создают момент чувственного слияние настоящего, прошлого и будущего. Слияния небес, земли и человека. Мечты и судьбы. Что это за мгновение и что сейчас произойдет? Или уже происходит? Счастье, которое невозможно удержать, а только отдаться ему полностью, в этот самый миг.

Я люблю вас, Оскар Клод! Мы с вами немного разминулись во времени. Но, думаю, это не страшно. Нас объединяют янтарная дорожка зыбкого света, сиреневые небеса и хрупкое, как бабочка, счастье.