© Прозорова, Ю., текст, 2023

© Соловьева, С., иллюстрация на обложке, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Эта книга для тех, кто закрутился в шумном водовороте жизни. Кому очень нужен тихий уголок, где можно остановиться, присесть и прислушаться к себе.

Эта книга – эссе-терапия для души.

Весна, лето, осень, зима… и снова весна. Время жизни закольцовывается. Порядок времен года незыблем. И даже когда кажется, что все меняется слишком быстро, что мир вокруг становится зыбким и ненадежным, – даже тогда это то немногое, в чем мы всегда можем быть уверены. К чему можем не спеша готовиться и получать ожидаемые радости. А еще случаются радости нежданные, когда кажется, что жизнь омывает новый поток. Они могут быть совсем маленькими, но именно благодаря им мы можем оставаться на плаву, ощущать уют внутри и обретать уверенность в завтрашнем дне.

Удержать моменты жизни невозможно, под силу лишь сохранить впечатление. Птичьи следы на свежем снегу – как письмо. Движение за окном – то ли листья пролетели, то ли птицы. Обернешься – все закончилось. А словно до сих пор продолжается. Что‐то такое осталось в воздухе, во что хочется вслушиваться.

Эта книга – про маленький мир в большом. Она предлагает отправиться в счастливые путешествия: из Дня космонавтики – в мамин день, из войлочного уюта – к весенним корабликам, из жизни необъятной и звонкой – к родным окнам и тихому теплу. Все в ней – про удивительное, скрытое в привычных вещах. Про то, как важно научиться видеть и слышать. И принимать свою единственную жизнь, прекрасную во все времена.

Книга прорастала из беглых заметок и крохотных сюжетов, от которых становилось внутри широко или, напротив, тихо и мирно. Когда‐то Григорий Померанц сказал, что настоящее счастье заключается в нашей способности откликаться вещам – простым, естественным, дарованным: небу, дереву, человеку…

И вот об этой трепетной красоте Господнего мира и красоте человеческой души хочется рассказывать. Что можно расслышать в говоре дождя, о чем поведала рассветная птица, каков он – «детский» снег? О простых вещах, в которых узришь великое, и о великом, вдруг открывшемся в своей простоте.

О том, что все эти маленькие и простые радости могут нас наполнить и, быть может, даже исцелить, став постоянным источником спокойствия, гармонии и тихого счастья. И о том, что даже печаль может стать нежностью.

Узор жизни на самом деле совершенен, в нем все на своих местах. Он как мандала, где одно перетекает в другое, одно другое поддерживает, наполняет красотой и силой. Однажды это увидев, уже живешь на другой скорости, с чувством безопасности и благозвучия внутри, с благодарностью дарованным дням.

С теплом,

Юлия Прозорова

Ранней весной проснешься на рассвете от некого предчувствия. Радостного, нового. А потом лежишь в кровати, смотришь в окно, зачарованная каким‐то внешним ли, внутренним ли несмелым еще движением. Что‐то тронулось, сдвинулось, прояснилось. Каждый раз – как в первый, как первая влюбленность. Когда сначала нежность и смущение, а потом так тебя вдруг станет много! И солнца в тебе много, и ветра, и леса, и весны. Но это потом, и ты это знаешь, и тебе сладко-тревожно и легко одновременно.

А сейчас светает, но как! Лиловое небо словно проседает и образует далекие горные склоны во весь горизонт. А над ними – просыпается, светлеет день.

Пролетели птицы, тоже над, словно боясь задеть крыльями горную цепь. Склоны постепенно голубеют, легчают, будто покрываются дымкой. Свет льется сверху, робкий, жемчужный. Теперь это уже нежная акварель, которую вот-вот промокнет набирающий силу день, – и все исчезнет. Останется лишь расплывчатый контур, лишь вздох – то ли воспоминание, то ли ожидание.

Ожидание неминуемого счастья.

Полдень. Облака набухли, словно долго томились под опарой, а сейчас взошли. Похожи на клецки – тучные, сливочные. Плывут себе степенно куда‐то, где их очень ждут. Ветерок теребит ветви берез, проверяет – не проснулись ли?

Комната то темнеет, то озаряется, и все изменяется почти мгновенно. Она отражает день за окном.

В марте такая нежность, от которой порой не хватает дыхания. Вдохнешь – и не выдохнуть сразу. Весна.

Где‐то прокричал петух, не ко времени, словно одуревший от весны. И даже в собачьем лае слышится что‐то задорное, весеннее.

Освободившееся от снега поле дышит легко и свободно. Готово вынашивать новую жизнь. Откуда‐то из еще прозрачного леса долетит сладкое дуновение, осядет на будущей пашне ожиданием. Солнце уже все просушило, обцеловало. И так ясно, явно пахнет вербой, что на сердце станет вдруг радостно, будто бы завтра Пасха.

Я вернулась сюда после нескольких месяцев разлуки. Открыла ключом квартиру, откуда добровольно ушла и где, казалось, у меня ничего не сложилось. И только сейчас она вдруг стала местом силы – стены, в которых отшумела моя молодость, появилась на свет и выросла дочь. Где было так много всего – разнообразного и запутанного, а сейчас понимаю – прекрасного, настоящего. Жизнь дает возможность какие‐то вещи увидеть по-другому. Прочувствовать так, словно у тебя что‐то долго отбирали, а потом вдруг оставили, и ты прижимаешь это к себе, и из глаз – слезы, и ничего больше не нужно…

Я вхожу в эти двери. Меня встречает запах, который узнается безошибочно, – Дом. Его невозможно разложить на составляющие, как невозможно рассказать про запах головы забегавшегося ребенка или про аромат свежеиспеченного хлеба. Есть одно слово – «родное».

Тихо ступаю по старым половицам, и они отвечают мне скрипом. Очень хочется думать, что Дом меня узнал и вот так говорит мне: «Здравствуй!»

И все, что сейчас нужно, – это ощутить свою точку равновесия в нем. Ведь Дом продолжал жить своей жизнью в мое отсутствие; может быть, на иной скорости, обретая новые черты и мечты. Видел свои сны. Возможно, и меня в них или нас всех вместе, как раньше, когда мы для него были единым целым – его любимыми детьми.

Я начинаю убирать. Стулья передвигать стараюсь потише, ничем не хлопать, как это делают желающие утвердиться на своей территории. Оберегаю дыхание дома. Не для себя, а для него. Меняю покрывала, протираю помутневшие стекла, отправляю в стирку шторы, обнажая удивленные окна. Говорю ему: потерпи, еще немного. Как говорят в детстве и дуют на разбитое колено. И мне кажется, мы понимаем друг друга – пуд соли вместе съели. И коробочку перца – за двадцать‐то лет!

С полки смотрит дочь – и вместе с нею благословенный августовский день. Она улыбается светло, как все дети – зубов не хватает, и в этом есть свое совершенство. Совершенство движущейся жизни. Дом продолжает хранить все счастливые трамвайные билеты и написанное нетвердым почерком «Мама, я тебя люблю!», все цветы из бархатной бумаги, приклеенные в садиковых буднях – между полдником и прогулкой. Старые ключи непонятно от каких дверей, но, возможно, ведущих к тому самому вожделенному Счастью, брелоки и пленки диафильмов. Можно назвать хламом, а можно – свидетелями дней, которым уже не вернуться.